Мастер третьего ранга (СИ)

— Ты готова утратить суть и ничтожной тенью влиться в великий исток? А если я потребую все? Я иссушу тебя, и останется лишь слабая, тлеющая искра, что более не сможет возродиться вновь.
— Я готова на все, — покорно склонила голову женщина. — Иссуши и забери все. Я готова окончательно исчезнуть, взамен на защиту моего ребенка.
— Договорились, — мысленно произнес Гром.
Женская фигура сомкнула веки и приготовилась исчезнуть, превратиться в ничто.
Гром внимательно смотрел на нее. На то, как даже после смерти, мать готова на все, ради своего дитя. Он удовлетворенно буркнул, и она непонимающе посмотрела на воплощение грозной стихии.
— Мою верность нельзя купить, — гордо произнес Гром. — Мою защиту можно только заслужить. Я ценю только силу духа, чистое сердце и настоящие поступки. Твое дитя лично заслужило мою дружбу и опеку. В ней пылает огонь достойных предков. Не беспокойся дух. Я сделаю все возможное, чтобы ее сберечь.
— Спасибо тебе благородное дитя стихий, — поклонившись Грому, счастливо ответила женщина.
— Не благодари меня, дух, она это заслужила, — отвечал Гром смотря на не смеющую поднять головы полупрозрачную женщину. — Встань с колен, — приказал он, — и прими мой дар.
Призрак удивленно встал во весь рост пред черным, словно самая темная ночь псом.
Гром открыл клыкастую пасть, из ее пламенеющих недр вырвалась маленькая, но ослепительно яркая искорка. Описывая причудливые круги и зигзаги, она проплыла по воздуху, и коснулась стоящую недвижимо фигуру.
Энергия неизмеримой силы влилась в призрак женщины.
— Без страха и тревог, ступай в исток, дух, — повелительно произнес Гром. — Теперь ты родишься вновь, одним из самых прекрасных детей стихий. Ступай, о девочке я позабочусь. Мы обязательно встретимся. Как говорят люди: до новых встреч.
Полупрозрачная женщина в последний раз посмотрела на свою малышку. В душу, которая не знала покоя, со дня ужасающей смерти стал вливаться блаженный покой. Потоки эфира, пронизывающего все материи и энергии вселенной, нежно подхватили ее, и понесли в исток для нового рождения.
Гром проводил взглядом уносящийся сгусток энергии, оглянулся на спящих людей, и снова принялся за дело. В эту ночь, когда все выбились из сил, спасая лесную деву, он один должен был охранять их покой. Несмотря на все свое могущество, он принимал это просто, как друг, как хороший, верный пес. И эта миссия его ничуть не тяготила.
* * *
— Твари, — со стоном кричал главарь праведных, лежа на подстилке из лапника в темном, густом лесу. — Твари!
— Не ори, — попросила его, склонившаяся над ним ведьма. — Я не могу достать осколок. Закрой рот и помолчи.
Она осторожно пыталась достать пинцетом, осколок скорлупы из его изувеченного взрывом маски, лица. Левая часть его была сплошным месивом, нафаршированным осколками скорлупы яиц аспида. Правой досталось меньше, но осколки и на ней оставили несколько глубоких порезов. Чудом уцелели оба глаза, в которых смешались боль, обида и злоба.
Их предали. Решили разменять как ненужные пешки. Пожертвовать ради великой цели.
Пафос и бравада. Великая цель. Как же.
Устранение неугодных. Проведение запрещенных, бесчеловечных экспериментов подальше от чужих глаз. Попутные исследования новых магических сил и формул на пленных. Это было не похоже на то, ради чего он ввязался в это мутное предприятие.
Он шел искупать грехи. Но вместо этого взял их еще больше на свою и без того грешную душу.
Вот она достойная плата. Смерть.
Но хрен вам. Не на того нарвались.
— А ты живучий, — закончив обработку ран, и бинтуя его лицо, говорила ведьма. — Кто другой уже скопытился — бы от болевого шока, а ты вон только зубами скрипишь.
— Хрен им, — зло процедил главарь сквозь сжатые зубы. — Я отомщу!
— Да что ты теперь им сделаешь? — завязывая бантик, вздохнула она. — Криничный не взять.
— Да причем тут Криничный, дура? — вскипел он. — Пусть катятся нахрен. Ты до сих пор не поняла, что случилось?
— Я тебе тут загнуться не даю, не для того чтобы хамство твое слушать, — фыркнула ведьма. — Не поняла я ничего. После того как мотовоз полыхнул я только едва опомнилась. Так все стремительно завертелось. Это ведь из Криничного по нам так долбанули?
 
— И из Криничного тоже. Но черт с ним, — приподнимаясь с лежанки простонал главарь. — Я вовремя заметил труп Егорыча на воротах. Потому, то, что прилетело из поселка, зацепило нас на излете.
— Тогда я вообще не понимаю, что случилось, — мотнула головой ведьма.
— Разменяли нас. Вот что случилось! — Ведьма, складывая в сумку перевязочные материалы, непонимающе уставилась на забинтованное лицо главаря. — Захват колдунами поселка, это провал. Крупный провал. Нас решили ликвидировать. Убрать. Мы теперь ненужные свидетели. Поняла?
— Отец… Нас… — не веря его словам, стала заикаться она. — Но мы ведь… А как же праведные воины?
— Говорю же дура, — застонал он. — Исполнители мы. Наемники. Ты действительно на весь этот бред повелась? — Она, нахмурившись, молчала. — Вот, — он бросил ей кусок взорвавшейся маски. — И вот, — полетел следом к ее ногам браслет из тех, что носил каждый праведный. — Ты посмотри — посмотри. Поймешь, почему я попросил снять браслеты, — он застонал и опустился обратно на лежанку. — Жаль только, не все послушались, и я с маской затянул. Нужно было раньше ее выбросить. Я ведь чувствовал.
Ведьма осторожно подняла оба предмета и присмотрелась.
Кусок маски излучал нечто нехорошее, губительное. Остатки магии, уничтожившей ее были неприятными и отталкивающими. Они буквально обжигали руку, и она отбросила осколок от себя подальше.
Бронзовый браслет, который она, как и все остальные, ежедневно носила не фонил ничем. Все те же защитные руны, ничего нового. Но только она об этом подумала, как заметила в нем новую, неприметную деталь.
Изнутри, в центральной, выпуклой части торчала тонкая игла, на острие которой кристаллизовалось белесое вещество. Не нужно было быть великого ума, чтобы понять, что это яд.
— Так вот от чего погибли ребята, — догадалась она. — Я думала, что их заклинанием пришибло. А их просто дистанционно отравили. — Она посмотрела на стонущего главаря, сквозь бинты которого проступила кровь. — Ты знал?
— Догадывался, — тихо ответил он. — Слишком активно нам, тем, кто должен был скрывать свое существование, навязывали эти браслеты и маски. Это ведь не менее отличительные приметы, нежели клейма мастеров, и татуировки секты «Детей Земли». В случае чего, браслеты, у умных людей должны были вызвать вопросы. А зачем это тем, кто должен скрывать принадлежность к чему — либо?
— Получается, нас теперь уберут в любом случае? И что же теперь делать?
— Не знаю, — зло ответил он. — Вколи еще обезболивающего. Говорить больно. Я от боли с ума сойду.
— Куда еще? Я и так тебе лошадиную дозу вколола.
— Коли сказал! — отрезал он.
Она не стала спорить, набрала в стеклянный шприц пол дозы обезболивающего и стала вводить в вену.
— Что, закидываемся? — ехидно поинтересовался подошедший мужчина, который негласно был у главаря правой рукой.
— Не смешно, мать твою экстрасенсорику, — процедил сквозь зубы главарь.
— А я не смеюсь, — вздохнул тот присаживаясь рядом и провожая взглядом уходящую ведьму. — Тут плакать нужно. Что делать будем Паша? Пойти сказать уцелевшим бойцам, чтобы петли вязали да ветки выбирали по вкусу? Жалко только веревки мало и мыла нет. Вешаться по очереди придется.
— Ты первый вешаться будешь, — выдохнул Павел, которого стала отпускать боль. — Ты ведь «чуткий». И такой чуткий, что продолбал, когда активировались маска и браслеты.
 
— Паша, родной, ты на что намекаешь? — взбеленился тот. — Да я тут с вами вместе чуть не подох, — вскочил он на ноги и зло посмотрел на Павла. — Когда от поселка прилетело, я уже нихрена почувствовать не мог. Оглушило. Ты это понимаешь?
— Ладно, Серега, не злись. Сядь не нависай.