Мастер третьего ранга (СИ)

Побережки взялись за руки и вскоре скрылись за зарослями ивняка.
— Вань, зачем нам эти веники? — обратился он, к наставнику взвешивая рукой душистые венки.
— Говорю же дурень. Эти венки настоящий клад. Они сплетены из самых редких, целебных и магических трав. Из них можно сделать амулеты и зелья, которые ты никогда не купишь и не найдешь. А травники, целители и колдуны у нас их с руками оторвут. Но мы их показывать и продавать не будем ни за что. За некоторые из этих трав и повесить могут.
— Во как! — удивился Юра. — И за что ж такой подарочек?
— За песню. Побережки, как и большинство стихийных сущностей эмпаты, им бесполезно лгать, они видят человека насквозь. Они воспринимают его чувства и потаенные желания, которые могут обратить человеку во вред, а могут навязать и свои.
Ты сам того не понимая излил им душу, вот они и отплатили тебе за все добром. — пояснил наставник. — Так что этот клад ты честно заработал. Да, — он подмигнул подмастерью. — Еще один приятный бонус. Теперь ты можешь без опаски купаться на этом участке реки, и ни одна тварь не посмеет тебя тронуть.
— Ура! — вскричал парень и стал спешно снимать запыленную одежду, но потом вдруг остановился с застрявшей в штанине ногой. — А они меня там в воде не это… ну того… ну ты понял?
— Не ссы напарник, их там уже нет. Там никого и ничего нет.
Юра доснимал одежду и довольный побежал к реке.
— А может и есть, кто знает, — посмеиваясь, сказал мастер глядя как, разбрызгивая воду, ухает и вопит в реке его протеже.
Пес тем временем устроился в тени высокой полыни и принялся усердно чесаться, гоняя блох. Иван подошел к нему и крепко задумался, что с этим волкодавом делать. Пес тут же перестал чесаться, сел, и преданно воззрился на него.
— Ну, брат, и что с тобой делать? Я так понимаю, ты от нас теперь не отцепишься? — заговорил он с псом, поглаживая его массивную, мускулистую голову. — И пес ты вижу не простой. — Пес в ответ гавкнул, да так басисто, будто грянул гром. — Так, ну — ка стоять. Сидеть. Лежать. Голос.
Огромный беспородный пес выполнил все команды и снова стал буравить Ивана, желтыми глазами.
— Молодец! Отдыхай, сил набирайся. Чуть погодя есть будем.
Пес облизнулся, громко чавкнув, и лег, на прежнее место.
Иван сел в тень у мотоцикла и стал крутить дедов перстень на пальце. Бросив взгляд на резво плещущегося в реке парня, и удостоверившись, что его никто не «этого того» как тот опасался, решил поговорить со стариком.
— Дед, ты как, сам появишься, или мне каждый раз придется творить ритуал? — спросил мастер у кольца.
Тут же будто бы ледяной ветер задул, под мокрую от пота рубаху.
— Сам, — ответил очень тихий голос, словно его донес издалека жаркий ветерок.
Поскольку Иван еще был в режиме «иного взгляда» то разглядел проступивший перед ним, едва видимый, сгорбленный силуэт.
Дед сидел в позе лотоса и пытался рукой гладить траву, но та беспрепятственно проходила сухощавую ладонь насквозь.
— Дед, что это за пес, твой что ли? По крайней мере, он такой же упрямый.
— Ты старшим то не хами! Не дорос еще, — заскрипел призрак. — Может я терь у тя и на службе, но всыплю льда за шиворот, коли бушь старшим хамить!
— Не пугай, пуганый уже. Ты давай не выпендривайся, полтергейст. Чай не враги. Ты мне не раб, а помощник. А не устраивает, ты скажи, где тебя оставить, я оставлю.
— Ладно, ты не серчай. Это я по привычке, потому шо у меня раньше велосопеда не было, — старчески покряхтывая засмеялся он. — А теперя, вон цельный мотоцикл. Да и с вами веселей, нежели в катакомбах, или с родственничками окаянными. Ты гля, Иван, какие девахи из-за кустов за мальцом подглядуют. Во бестыжия. Ух, какие! — заинтересованно шамкнул призрак.
— То не девахи, а побережки.
— Суръезно? Так вот они какия! Ты гляди и все при них! А они как бабы, как, — не унимался дух, — не пробовал? — Он все косился на обнаженные фигуры, прячущиеся в ивняке, да так засмотрелся, что если б было чем, то пустил бы слюну.
— Дед, ну ты даешь! — заржал Иван. — Ты давай не отвлекайся. Пес спрашиваю твой? И что за зверь, откуда взялся?
 
— Ну не могу. Говорю глазам, не смотри, а они супротив воли смотрют. Ей богу, ща окосею. Пес — пес, а чевой пес говоришь? Гля, какая у ней! Ух, ну прям как орех, так и просится на грех!
— Так, короче, дуй обратно в кольцо! — озлился Иван.
— Не ну чего ты сразу психуешь? Да мой это пес. Люблю я этого кудлатого. Он из всех единственный кто меня любил. А взялся, откуда. Так кто его знает. После грозы поле у меня загорелось. Так вот когда мы его с батраками тушили, я его щенком среди пепла нашел. А как он там очутился, бес его знает.
— Интересно девки пляшут, — задумался Иван и тоже засмотрелся на маячащую из ивняков розовую попку одной из побережек, потом плюнул и перевел взгляд на старика, который ехидно заулыбался. — И давно это было?
— Да почитай лет за пятнадцать, до того, как эти душегубы меня придушили.
— Тебя уже десять лет, в физическом плане нет. Дед, собаки столько не живут, — почесал маковку мастер, и они с дедом оба уставились на пса.
Пес, лежа в траве, покусывал переднюю лапу, гоняя доставучую блоху, и искоса поглядывал на них.
Черная блестящая шерсть, без единой подпалины иного цвета, бугрящиеся оконтуренные мышцы, широкая грудь, белые зубы, без присущей стареющим собакам желтизны. Пес мало походил на двадцати пяти летнюю развалюху, которой по всем законам природы должен был быть. Он выглядел как здоровый трехлеток, не старше. Очень странным был этот пес.
— Так чейто, не собака вовсе? — удивился дед.
— Да вроде бы пес как пес, только больно большой. Ты как его назвал?
— Ну, после грозы нашел, так Громом и прозвал. Хотел угольком, за цвет, но цуцик он был крупный, ясен пень, что кобель вырастет здоровый, так вышло б не солидно. Так чего с псом то? Чего с ним не так?
— Да не знаю. Что-то на краю сознания крутится, вроде как из легенд, а вспомнить не могу. Он по характеру как?
— Пес как пес. Лает, ямы роет, косточки грызет, спокойный, ну а залезет на подворье чужой, так он и штаны подлатает. Простой как две копейки кобель.
— Тогда мы твоего волкодава оставляем. Придется, что-то думать, не будет же он все время за мотоциклом бегать. Ты извини, но мне уже трудно с тобой разговаривать, мне приходится тратить силы и напрягаться, чтобы днем тебя видеть. Поэтому я отдохну, — скривился Иван, потирая наливающиеся тупой болью виски.
— Хорошо. Только ты это, в кольцо не загоняй. Я с девицами познакомлюсо схожу. Ладные такие, грех мимо пройти, — лукаво улыбался дед, косясь в сторону берега реки.
— Без проблем. Только ученика моего не пугай, — отмахнулся мастер и, выходя из состояния иного взгляда, лег в пахнущую горечью и прелью сухую траву.
Слушая, как над ухом стрекочет кузнечик, и, почесывая небритую щеку, он вдыхал полной грудью насыщенный аромат разгоряченных зноем трав, пытаясь расслабиться и задремать, как вдруг, почувствовал всплеск энергии, и то, как резко похолодел перстень.
— Вань, чего это так плескануло? — послышался встревоженный возглас подмастерья от реки.
— Не обращай внимания! — не поднимаясь и не открывая глаз, крикнул Иван в ответ. — Это дед шалит.
— Дуры, бесстыжия, — бубнил на грани слышимости, обиженный скрипучий голос. — Я к ним со всей душой, а они по морде. Стервы!
Иван решил не реагировать и не комментировать позорное фиаско, престарелого полтергейста — ловеласа, сладко зазевал и медленно покатился в черноту глубокого сна.
* * *
В темный густой лес, сквозь плотные лапы елей почти не проникал солнечный свет. Не смотря на лето в промоинах, еще лежал смерзшийся в плотные куски грязный снег. Это было обычным делом в районе отступающих ледников.
 
В иных местах, по сию пору никак не могли растаять грязные, ледяные валуны, что за последние годы потеряли в объеме лишь с десяток сантиметров. Даже сквозь мягкий ковер из рыжих еловых иголок, ссыпавшихся с сохнущих ветвей, чувствовался хруст хрупкого льда и промерзшей земли.