Нисхождение короля (СИ)
И тогда впервые почувствовала это. Наверное, прежде и в голову не приходило, насколько прежде простыми были мои эмоции. Насколько они не соответствовали силе этого слова: «ненависть». Она опаляла сердце и хоть на время отгоняла тоску и боль от утраты. Приятное чувство облегчения.
— А мы просто ждём? Делаем вид, что всё в порядке? — спрашиваю с вызовом, глядя поочерёдно в глаза мужчин. О! Даже Акрош сдался, отведя взгляд. Им не нравится видеть такое в женщине. Да ещё и в белокрылой…
— Анархия во время праздников? Вы же знаете, что король планировал в последний день равноденствия? — с намёком говорит Богарт. Значит Акрош не знает о прибытии короля Агондария, в отличии от Фредерика.
— Хорошо. Я подожду. А потом, на переговорах, спрошу прямо, как подводники сумели убить чёрного дракона. Пусть король Агондарий лично расскажет, как и зачем они это сделали. Уверена, он будет счастлив поделиться. В конце концов, на пути ко мне, стоял только Никлос. Этой помехи больше нет.
Акрош нахмурился моей откровенности и неприятным неожиданным новостям о переговорах с русалками. Богарт же был готов взорваться возмущением от моей болтливости, но опоздал — в конце коридора появилась Винелия Барбская в сопровождении Милан. Последняя была чрезвычайно бледна и смотрелась нездорово.
— Вот вы где! — воскликнула Винелия, подводя девушку к нам. Милан сделала неуверенный поклон и быстро взглянула на мужа, прежде чем уставилась обратно под ноги. В золотистом платье с крупными сапфирами, она выглядела очаровательно, но внутри оставалась такой же забитой молью, что проявлялось в неловких ломанных движениях и обкусанных ногтях. Я опять задалась вопросом, что с ней делает Богарт, отчего девушка настолько радикально изменилась за какое-то несчастное лето.
— Кэрр Богарт, как замечательно, что вы здесь! Прошу, позаботьтесь о жене, ей нехорошо. Кажется, внимание молодых кавалеров расстроило бедняжку, не стоит надолго оставлять её одну, — Винелия говорила невероятно возмутительные вещи, которые были абсолютно недопустимы в обществе не близких людей, но она говорила. И тем самым мстила, видя в нём виновника срыва своих планов по вечеру. Я впервые видела её такой. Кажется, она была не в восторге от моих новых обязанностей.
Богарт чуть покраснел, но согласился с её словами. Он взял под руку жену, и, наградив меня и Акроша пристальным взглядом, удалился. До нас донеслись отдельные слова «позор», «душевное здравие», «больница» и «наказание». Винелия смутилась.
— Чужая семья — потёмки, не так ли кэрр Акрош? — неожиданно тихо сказала она ему. И он улыбнулся. Наверное, впервые я увидела его искреннюю, такую печальную улыбку. Никогда прежде не замечала, чтобы он кому-то так улыбался.
— Ладно, оставим это. В нашем королевстве нехорошо бить жён. И особенно плохо, если об этом становится известно королю. Как только Милан наберётся смелости рассказать, то это чудовище оставит её и она обретёт покой…
— В монашеской келье, тогда как кэрр Богарт получит лишь наказание и общественное порицание лет на двадцать, после которых сможет вновь жениться, тогда как она навсегда покинет общество и мирские радости. Неравноценно, не правда ли? — внезапно жёстко перебил Акрош. — И Милан знает об этом.
Винелия опустила глаза, соглашаясь с беспощадность слов, а я внезапно осознала, что в силах это изменить. Если Богарт плохой человек, если он причиняет вред Милан, я могу его остановить. Но… тогда потеряю человека, искренне преданного королевству. Человека, который сможет уберечь меня от множества ошибок, которые наверняка совершу…
Меня прошиб пот от этих мыслей. И я сделала глубокий вдох, возвращаясь в реальность.
— …Ещё одни королевские дела и всё королевство решит, что преемница не смогла справиться с нервами и как женщина сдалась. Люди видели её истерику, хотите, чтобы и король потом узнал, как бесславно кэрра Каргат провалила его задание?! Кэрра должна немедленно отправиться на празднество, пока ещё есть время сделать это правильно, — с убеждением и горячность говорила распорядительница соревнований и празднеств. А Акрош улыбался кончиками губ, давая ей возможность выговориться.
— Больше нет препятствий, если кэрра Селеста готова…
Я кивнула, разворачиваясь в сторону бального зала. Винелия, облегчённо вытерев лоб, пошла следом, по дороге с прищуром окинув Акроша неодобрительным взглядом.
— Кэрра Селеста, — окликнул первый маршал. Обернувшись, столкнулась глазами. Мне он не нравился ни своей прямотой, ни изворотливостью и сама мысль, что ещё долгие годы придётся взаимодействовать просто ужасала. — Вы справитесь. У вас просто нет другого выбора.
* * *
На удивление, во мне оказалось больше сил, что думала. Больше стойкости и уверенности в себе. Даже с дырой в груди, с разрывом на месте сердца, могла говорить искренне, поздравляя победителей в состязании ума. Они играли в шахматы с огнём и победили. Это командная игра, где нет места амбициям. Если не можешь сотрудничать, если хочешь преуспеть, унижая и подставляя других, проиграют все. Ребята справились с испытанием и вышли из него с честью. Их лидером оказался Ниркес дэ’Дьякович, который вновь очень аккуратно вышел за рамки этикета, чуть задержав мои руки. Кажется, он единственный, кто понял — что-то идёт не так. Поэтому, отпустив, долго смотрел, нахмурившись и пытаясь понять, в чём дело.
Я улыбалась, натянув на уста милейшую улыбку. Говорила, какие все молодцы и как всё чудесно. Надевала медали с символом единения, выпускала маленькие кольца ариуса над головами сегодняшних победителей — идея Винелии. Символ благости и чести. Я держалась даже с Калистой, с которой удалось перемолвиться парой слов. И с Амалией, которая не знала, что стала сиротой. Держалась с Винелией, с Фредериком, который гордился моей выдержкой, будто я его родная дочь. Держалась изо всех сил, чтобы никто не услышал крика и не увидел моей боли.
А в голове цифры. Я считала шаги. Каждый шаг приближал к концу этого бесконечного дня. Маленькие шажочки — нельзя быстрее, иначе сорвусь на бег и с позором покину королевское празднество третьего дня равноденствия. О, святая Клэрия, это всего лишь третий день, а такое чувство, что прошёл месяц с момента, когда в последний раз чувствовала себя свободной и счастливой…
О, как мне ненавистен смех и фиглярство! Как невыносимо видеть распроклятого оперного певца из рода Лицких, который так расстаралась, соловьём заливаясь на сцене. Я еле терпела танцы, отклоняя все приглашения и делая вид, что не могу танцевать, хотя и обещала Винелии станцевать хотя бы во время открытия. Нет, если кто тронет, — закричу до срыва связок! Оставьте в покое! Хватит и того, что я сижу здесь среди вас в белом роскошном платье, а внутри сплошная липкая чернота отчаяния, которое пожирает изнутри, не в силах выбраться с плачем наружу.
А они танцуют, счастливые беззаботные дети. И Се́дов так вдохновлённо кружится с Калистой. И Акрош уверенно ведёт Винелию в танце, что-то говоря с улыбкой на устах. И Ниркес кружится с молодой вдовой из голубого дома. Смешались в танце серокрылые, цветные… Танцуют все. А я пью вино как воду, игнорируя противоречивые взгляды официантов. Если не могу горевать — дайте хотя бы напиться. Я уйду трезвой, никто не поймёт, что я пьяна.
Во всём зале только один знает правду. Он стоит у самой дальней колоны и неотрывно глядит на меня. Шаман знает, что чувствую. Видит обрывы там, где прежде были нити серебра. Мне так хотелось сбежать к нему, крича в лицо: «Ты ведь знал, что так будет?! Не мог не знать, говоря то, что говорил вчера! Как мог не предупредить? Как мог молчать, когда они ушли на смерть?! Я не прощу тебя, ведь ты не мог не знать…»
Но я сижу на месте, вцепившись в подлокотники кресла. Держусь, зная, что как только уйду отсюда — сразу прикажу арестовать шамана. Он точно что-то знает. Пусть скажет. Пусть всё расскажет или же я…
Осторожно касаются моего плеча, и я вздрагиваю, чуть расплескав вино. Наклоняется слуга, шепча, что в коридоре ждёт Богарт. Есть важные новости. И я, наплевав на этикет и приличия, срываюсь с места и скрываюсь за портьерой, где был потайной выход в служебный коридор.