Гильдия Злодеев. Том 2 (СИ)
По взгляд Зыркало вижу, что слово «индульгенция» слишком тяжелое для него. Хотя я понимаю, что аналогичное слово есть в местном языке. Понятно. Значит до грамот об отпущении грехов за деньги в Варгоне додумались, а до дистиллятора нет.
— Чего молчишь-то? А, ладно. Думаешь не бывает бездны, да? Ну, смотри.
Касаюсь черепом лежачего справа Кислого, и он с веселым «пу-у-ук» переносится в анклав. Прежде чем Зыркало соображает, что происходит и открывает рот, чтобы заорать, я касаюсь черепом и его.
«Пу-у-ук»
— Вот он обмочился-то, — одобрительно закивала Иона. — Дала бы золотой, чтобы глянуть, что сейчас в анклаве ему Костя втирает.
Протягиваю руку, улыбаюсь:
— Давай. Отправлю следом, посмотришь.
— Эм-м-м… Как-то… не хочу.
— Чего так? Боишься, что обратно не верну?
— Ну-у-у-у… ага.
Касаюсь черепом оставшихся троих. Так, итого еще один год и один месяц жизненных сил из запаса тролля. Если считать еще сто семнадцать гнилых бошек, то это уже два с половиной года. Терпимо. Тут я уже не свою жизнь трачу, а тролля. А нафига анклав, если им не пользоваться? Эти сто лет я сильно экономить не собираюсь. Зачем золото, если оно лежат в кармане и не работает. Так и тут. Только валюты другая.
Встаю, кидаю череп Ионе. Она ахает, но все же ловит его, смотрит на меня округлившимися глазами.
Хмыкаю:
— Что? Думала я и тебя отправлю? Как видишь, мог бы, но не сделал. Попридержи пока череп у себя, хорошо? Предупреди Торна и запрись в моей комнате. Чтобы не возникло проблем, когда я вернусь. Видишь, я тебе доверяю.
Протягиваю руку к Ионе, касаюсь черепа.
Свет…
…
Тьма…
Первым дело по ушам бьет визг Зыркало и Кислого.
Грозный голос Кости эхом отдается от стен:
— Я пожру ваши души, смертные ничтожества!!!
Да уж, тем трём повезло, что они в отключке. А вот Зыркалу и Кислому точно понадобится десяток психотерапий. Они вжимаются в пол, обнимают друг друга и орут, как умалишённые. Что поделать, вот такой я злодей.
Костя не унимается:
— А, явился внук мой! Наконец-то! Я так проголодался! Что отведаем сегодня? Разбойничью почку в гоблинском соусе «рыгунжок»? Или тушеную отбивную селезенку, предварительно выдержанную в крови девственниц? А может ты предпочитаешь свое любимое блюдо из колокольчиков?
Вздыхаю:
— Завязывай, Кость.
— Мастер, тяжело подыграть? Вам значит брехать можно, а мне нет?
Морщусь от криков. Бандиты в полном ахере от наших кулинарных вкусов.
— Я это редко делаю, а ты постоянно. Уже не смешно.
— Ну, это вам не смешно, мастер. Такое бывает у снобов, возомнивших себя самыми умными. Что, думаете пару холопов в Гнезде впечатлили, так в Аббатстве также получится? Жду не дождусь, когда попробуете. Вас там быстро на место поставят хе-хе…
— А ты прям рад этому. Блин, да замолкните вы или и правда почку сожру!
Помогает. Теперь они только ноют и обнимаются.
— Мастер, вы не любите крики страха? А жаль. Я бы вот ваш послушал. Не вот это ваше «я самый умный и красивый избранный этого мира», а «Не-е-е-ет, пощадите, умоляю! Я больше не буду самым самоуверенным зазнобой, считающих всех вокруг идиотами! Я сам идиот! Только не бейте!». Простите, мастер, я не слишком груб? Хотите сделаю вам пару комплиментов?
Уже достал.
Сажусь на каменную лавку, закидываю ногу на ногу, наблюдая за бандитами. Нужно дождаться, когда они успокоятся. Сейчас говорить с ними бесполезно.
— Валяй, — усмехаюсь я. — Похвали меня.
— Да без проблем. Вы самый умный и красивый охмуритель с одним маленьким орешком.
Киваю:
— Верно подмечено. Я выиграл. Иона сама меня поцеловала.
— И как оно, кстати? Правда девственница?
— Вполне. Неопытная.
— Это не показатель. Думаете ее в лагере Штиблета в губы часто целовали? Хотя, может и целовали, но не в те губы… В общем, у нее там была другая работа ртом. Так что не спешите с выводами. А то знаю я вас, героев. Всех невинных стерв под венец через месяц тащите.
— Костя, ты дурак?
— Периодически. А что?
— Выполняй уговор. Череп в пять раз меньше.
— Может все-таки орех?
— В. Пять. Раз. Меньше.
— Сделано. Достаточно приказать катализатору, и он уменьшится. Это, кстати, необратимо. Так что подумайте хорошенько стоит ли оно того. О, смотрите-ка! Бей его! БЕЙ ПО РЕПЕ!!!
Зыркало думал, что я не слышу, как он крадется ко мне со спины. Он со всей дури разносит о защитный барьер вокруг меня банку с гомункулусом. Уныло поворачиваю голову в его сторону:
— Знаешь, Кость. Я согласен на бандитскую печень под гоблинским соусом. Готовь противень.
Глава 21
Я наблюдал у бандитов все пять стадий принятия неизбежного: отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие. Как следует из этой психобурды, сначала они не верили в происходящее, закрывали глаза, били друг друга по щекам в попытках проснуться, потом злились, что реальность так к ним сурова, разгромили весь анклав, ругались друг с другом, чем и воспользовался Костя, предложив вариант спасения: устроил бои на выживание. Кто убьёт «коллегу», тот и спасется. Само собой, парни перепробовали все. Мочили друг друга, как умалишенные, но защитный барьер так и не позволил кому-либо из них навредить. Ну, зато Костя повеселился. Потом они клялись, предлагали золото, женщин и вообще чуть ли не самих себя, от чего мы с Костей впали в легкий ступор. Потом они страдали и плакали. На этом моменте я даже успел отдохнуть — поспал пару часов. А когда проснулся, все пятеро выстроились в рядок, опустив головы:
— Старшой, — за главного выступает Зыркало. — Мы все поняли. Че скажешь — сделаем, только не жри нас, а…
— Мастер, а вы знали, что они и правда выживут с одной почкой?
Бандиты знатно нервничают, но сил паниковать не осталось. Костя и так уже перепугал их всеми кругами ада.
Восседая на каменной лавке, как на троне, скрестив руки, я оглядываю своих рабо…тников:
— Работать. Вы будете работать. Каждый день. За еду. Если сильно постараетесь — за вкусную еду. Если будете халтурить, будете есть собственные почки. Кстати, Кость, от печени тоже можно оттяпать кусок. Она потом отрастет.
Бандитов мне не жаль. От слова «совсем». Я вижу по их мордам, через что они прошли. Точнее, их жертвы. Годами говнюки жили за счет убийств, грабежа и угроз. Существуют наивные моралисты, которые жалеют вот таких ублюдков, но я не из их числа. И уж тем более не верю в искупление. Мол, посидел в тюрьме десять лет и вышел порядочным гражданином. Даже если каждый десятый исправляется, то это ничего не меняет в целом. Девять выходят такими же и снова грабят да убивают. Так стоит ли ради одного раскаявшегося грешника выпускать в мир девять ублюдков? Не, в жопу их всех. И поглубже.
— Кстати, Кость, у меня новая идея, — хмыкаю я. — Как насчет создать частное исправительное учреждение? Потренируемся в анклаве, а?
— Я не против, если будет много криков, боли и отчаяния.
— Ты чего такой примитивный? Слушай, ты в курсе, что я считаю тебя высшим архидемоном, которого никогда нельзя выпускать на свет?
Бандиты в шоке переводят взгляды то на меня, то на череп. Вмешиваться в разговор они боятся, поэтому просто переминаются с ноги на ногу.
— Ну да, в курсе.
— Так зачем ты подливаешь масло в огонь, а?
— Подливать — моя естественная нужда как черепа. Такая же, как у вас — отливать. Я же за это никого не осуждаю. У каждого свои недостатки, мастер. Так что там насчет учреждений? Точно будет весело?
Вздыхаю:
— Ладно… хрен с тобой. Думаю открыть в анклаве рабочий лагерь. Пора уже наводить у тебя порядок. Эй, Зыркало.
— Старшой?
— На свободу хочешь?
— Очень хочу! Вот прям как сейчас срать хочу, старшой.
Моргаю. Так вот почему он так с ноги на ногу переминается и красный, как вареный рак.
— Так, Костя. Эммм, где здесь у тебя отхожее место?
— Прямо тут гадьте, людишки.