«Давай полетим к звездам!»
- Занятная история! - я закрываю блокнот. - Постараюсь использовать ее в тексте статьи. Можно?
- Можно, можно, - машет рукой Северцев. - Этот случай -давно уже часть нашего производственного фольклора.
Мой взгляд скользит по кабинету и снова упирается в портрет Гагарова на стене.
“А вот интересно, - приходит в голову шальная мысль, -видит ли этот портрет сам хозяин кабинета? Если и я, и Инга видели этих “Гагариных”, а на фотографиях их не было, то есть вероятность, что и Северцев может не видеть портрет. Как, возможно, не видели “гагаринские” изображения Королевин, Глуховцев и все прочие... Вдруг этот бред преследует только меня и Ингу?”
Портрет висит невысоко, и я вполне могу коснуться его рукой. Нужно только сделать шаг к стене и поднять руку.
“Неужели и этот портрет мне только кажется? - я не в силах оторвать взгляд от изображения Гагарова. - А выглядит так реально... Красивая яркая фотография в аккуратной деревянной рамке. Вот только в правом углу рамки едва заметная трещинка - дерево рассохлось, наверное...”
Портрет совсем рядом. Улыбающийся Гагаров, кажется, смотрит прямо на меня. И я решаюсь.
- А портрет Гагарина у вас красивый, - говорю, пряча в сумку блокнот с ручкой, и киваю в сторону стены. - Очень похож на настоящего Гагарова. Как две капли воды.
- Портрет? - удивленно переспрашивает Северцев. - Ах, да... Портрет. Конечно, похож. А как же иначе?
- Если бы не подпись, ни за что бы не догадался, что это Гагарин, - гляжу в лицо конструктору.
- Ну, это само собой, - Гай Ильич слегка щурит глаза, рассматривая изображение Гагарова-Гагарина на стене - так, словно увидел его впервые. - Они же практически идентичны! Различие только в фамилии.
Делаю шаг к стене, поднимаю руку и касаюсь пальцами сначала деревянной рамки, а потом стекла, прикрывающего фотографию.
- Это подарок Юрия Алексеевича, - говорит за моей спиной Северцев.
Я совершенно явственно ощущаю подушечками пальцев небольшие шероховатости на деревянной рамке, чувствую легкий холод стекла.
- Гай Ильич, - указываю пальцем на размашистую подпись в углу портрета и поворачиваюсь лицом к профессору. - А кто такой Гагарин?
Северцев удивленно хлопает ресницами:
- Э... Как это кто? Первый космонавт!
- А Юрий Алексеевич Гагаров тогда кто? - намеренно произношу последний слог в фамилии Гагарова с ударением.
Главный конструктор Северцев явно пребывает в замешательстве. Удивленно моргает глазами, на щеках даже проявляется легкий румянец. Пауза длится несколько секунд.
Наконец, его губы растягиваются в доброй и немного лукавой улыбке:
- Гагаров, Гагарин, Гагаринцев или вообще Владимиров -разве это так важно, Мартын Андреевич? Важно, что человек полетел в космос первым. Первым поднялся с Земли к звездам. А портрет, подпись - это всего лишь символ, не более. Символ наших космических свершений. В том числе и будущих!
Ответ меня обескураживает. Я просто не знаю, что еще спросить. Поэтому наскоро прощаюсь с Гаем Ильичем и выхожу из кабинета.
Мои и Инги надежды не оправдались. Встреча с Северцевым не приблизила нас ни на шаг к разгадке “тайны Гагарина”. Остается лишь быть оптимистом, и считать, что надежды иногда разбиваются к счастью. Любая тайна раньше или позже раскроется. Нужно только найти к ней ключ.
Знать бы только, где искать этот ключ...
...В электричке по дороге в Москву - у нас в стране практически все крупные предприятия, работающие на пилотируемую космонавтику, находятся в Подмосковье, -начинаю потихоньку работать над статьей о Северцеве.
Но мысли текут в совершенно иное русло.
Время идет. В конце ноября я должен отдать Павлу Петровичу Синицкому “статью” об Инге...
Да что же ты сам себе врешь, Луганцев?! Ты не статью должен написать, а донос на любимого человека!
Трус, слюнтяй и ничтожество.
Моральный урод.
А если не писать? Отказаться?
Потеряю работу. Наверное, потеряю и прописку в Москве - как и обещал Синицкий.
Ну и пусть! Зато не стану подонком!
Но Инга... Павел Петрович сказал, что если не получит от меня материал, Инга тоже лишится и работы, и жилья.
У меня нет выбора: напишешь донос - плохо, жить с этим не смогу. Не написать - еще хуже, сделаю больно не только себе, но и Инге.
Что делать?
Хочется рвать на себе волосы... Должен же быть какой-то выход!
А если все-таки честно обо всем рассказать? Просто признаться Инге в своей подлости... И будь, что будет!
Алексей Леонтьев и все, все, все - 7 “ТОП, ТОП, ТОПАЕТ МАЛЫШ”
Я потянул крышку люка на себя и в образовавшийся большой просвет выглянул наружу.
Никакой делегации селенитов у посадочных опор лунного корабля не наблюдалось. Не звучали и духовые оркестры, играющие в мою честь торжественный марш “Мы рождены, чтоб сказку сделать былью”. Не было ни ковровых дорожек, ни лунных пионеров с охапками местных цветов.
“Тетушка Селена” скромно встретила меня антрацитового цвета небом, на котором ослепительно ярко сияло огненное яблочко Солнца. Прямо напротив выходного люка в кофейно-черной космической бездне плавал бело-голубой ломтик родной Земли. А еще имела место быть темновато-серая лунная поверхность, похожая на смешанный с пылью тонко размельченный гипс. Этот лунный “гипс” был там и сям усеян мелкими камешками, покрыт осьпинками микрократеров. Их большие братья угадывались дальше, ближе к горизонту. Там, у горизонта, лунная поверхность меняла окраску и становилась коричневатой и даже местами темно-зеленой. Может быть, на этих зеленых участках действительно росла какая-то лунная травка и пели хоровые песни местные кузнечики?
Единственным существом, - увы, не живым! - которое в два телеглаза пялилось на меня и мой корабль, оказался старый знакомый - “Луноход”. Перед его запуском на Луну мы всей нашей четверкой - я, Олег Макарин, Володька Шаталин и Вовик Бугрин, - ездили на фирму Георгия Николаевича Бабакова. Изучать материальную часть будущего лунного помощника.
Я распахнул люк лунного корабля полностью, высунулся наружу едва ли не по пояс, и почти минуту старательно махал рукой глядевшему на меня во все телеглаза “лунному трактору”. Ну, а заодно и остальным двум миллиардам людей, смотрящим сейчас репортаж о первой высадке на Луну.
Пора было выходить на долгожданную прогулку.
- Как настроение, Блондин? - осведомилась “Заря” голосом Юрки Гагарова. Он сменил Шаталина сразу после посадки.
- Нормально, Первенец. Вот собираюсь прогуляться в местный гастроном за бутылочкой молочка для тебя.
У нас с Юркой старая привычка легонько подначивать друг друга. Он беззлобно с первых дней в Звездном городке окрестил меня Блондином за рыжевато-русые, мягко говоря, не слишком густые волосы. Я же после Юркиного первого космического полета стал именовать Гагарова Первенцем. Тогда, после апрельского старта в шестьдесят первом, вручил Юре большую бутылку молока с одетой на горлышко соской.
Мол, вот тебе, Юрец, подарок, как первенцу в нашей большой космической семье, пей на здоровье и восстанавливай силы для будущих космических свершений.
- Выходи, но не спеши, “Флаг-один”, - уже серьезно сказал Юра. - Осмотрись хорошенько и двигайся осторожно.
Я внял совету Гагарова, и еще раз хорошо осмотрел окрестности. Особенно то место, куда из люка кораблика вела двухпролетная металлическая лесенка. Все, вроде бы, нормально. Крупных камней или ямок нет. Шансы поскользнуться или споткнуться на поверхности Луны при первом же шаге минимальны.
Луна оказалась совсем не такой, какой я представлял ее на Земле. Черно-белые и даже цветные фотографии с наших “Луноходов” не передают и десятой доли всей палитры местных цветов, причудливости очертаний природных образований.
Года три-четыре назад, уже после полета на “Восходе-2”, но еще до начала подготовки к лунной экспедиции, я написал две картины - “На Луне” и “Кратерная цепочка”. Луна как она есть. В моем, так сказать, художественном представлении.