Собиратель душ (СИ)

— Прошу меня простить, — выдавила из себя, и до самой комнаты мы не обменялись более ни словом.
В комнате на постели меня ожидал толстенный том по этикету, который де Божоле поручила изучить в ближайшее время, а когда изучать надоест, положить его на голову и дефилировать по комнате в качестве тренировки. Гувернантка удалилась, мой желудок сопроводил ее уход горестной руладой.
— Ты шутишь, что ли? — заговорила я сама с собой. — Пока за столом сидели, ты не мог активизироваться? Хотя о чем я, этот белый застывший жир кого угодно веганом сделает, причем отнюдь не от сочувствия бедным зверушкам.
Но где-то же это было приготовлено и в тот момент было горячим? В замке непременно должна быть кухня! О да, кэп Очевидность, могла бы и раньше догадаться! И наверняка на первом или подвальном этаже, чтобы было легче таскать припасы на склады. Вдохновившись идеей, я с храбрым отчаянием очень голодного человека вышла из комнаты. И направилась к винтовой лестнице, проигнорировав основную, поскольку вряд ли главные коридоры могли вывести меня к подсобным помещениям. И не ошиблась. Через пару этажей холодный воздух каменного мешка наполнился запахами, а стены покрылись изморозью, как бывает при соприкосновении влажного пара и мерзлого камня.
Выход на этаж не был последним: далее лестница продолжалась куда-то вниз в темноту без окон, наверное, в подвал. Не хочется думать, что там есть темницы и, упаси Покровители, заключенные. Скорее всего, склады и винные погреба. Я непроизвольно облизнулась. Нет-нет, вы не подумайте, спиртное я употребляла редко, но попробовать настоящее вино, тем более, что не такие уж местные жители и отсталые, даже вон воду кипятят, не отказалась бы. Тем более, что мне его особо не предлагали, ограничиваясь ягодными компотами. А мне так захотелось глинтвейна! С пельменями…
Аппетитные запахи вели меня, как поисковую овчарку, вглубь длинного коридора, добротно освещенного бездымными лампами (еще бы, а ну как побежит служанка с бутылкой вина бесценного лохматого года производства, да и навернется, о корзину с картохой споткнувшись в темноте, и разобьет бутылку?). В дверной проем, где концентрация запахов была самая сильная и приобрела нотки превращающегося в угли дерева и подгоревшей мясной подливки, я повернула, набрав приличную скорость и немножко забуксовав, как кот на линолеуме. В кухне был сатанинский ад какой-то. Работники в одинаковых сереньких фартуках и косынках-банданах носились туда-сюда. Что-то жарилось, брызгаясь жиром, кипело и булькало с характерным "блоп-блоп", обжигало руки, кто-то ругался, кто-то с хищным звуком точил ножи. Лампы светили и здесь, но все равно было темновато из-за сильной концентрации паров в воздухе. С вентиляцией тут проблемы, ага, в качестве вытяжки служили три маленьких узких окошечка под потолком. Вентилятор у них не изобрели еще, что ли? Магия воздуха ведь у них имеется? Или какой-нибудь гномий артефакт?
В глубине кухни, оказавшейся весьма обширным, хоть и заставленным мебелью, помещением, стоял пустой стол рядом с тремя высоченными кувшинами, напоминающими греческие пифосы, к нему я и направилась. На меня никто не обращал внимания. Я же крутила головой, чтобы не быть ненароком зашибленной говяжьей тушей, например, которую мимо меня пронесли два дюжих молодых орка, как мне показалось, идентичных на лицо. Один из них подмигнул мне желтым глазом, проходя мимо. Приятно.
Стоило мне присесть, как один из кувшинов шевельнулся и превратился в высоченную орчанку средних лет, уперевшую мускулистые руки в покатые бока и надвигающуюся на меня с неотвратимостью айсберга на Титаник.
— Ты кто такая? Я тебя не звала. Зачем пришла на кухню? — недружелюбно поинтересовалась орчанка певучим контральто.
И половником размером с совковую лопату эдак ненавязчиво по широкой ладони похлопала. Из меня с перепугу полез Валера.
— Эй-эй, мать, ты чего? Я на запах пришел, воняет тут вкусно! С упырями же жрать невозможно, все холодным жиром уляпано, да еще мымры эти сисястые в уши дуют, аппетит портят, так я у вас похаваю, можно? — и желудок скорбно его поддержал мамонтовьим ревом.
 
Грозная оркская женщина расхохоталась.
— Мать, значит? Меня зовут Амади Абеба или тетя Ам. Так это ты гостья с ТОЙ стороны? Чего сразу после завтрака не пришла?
— А так можно было? — глуповато спросила я, глубоко раскаиваясь в несодеянном. В самом деле, и чего протормозила?
Орчанка засмеялась еще громче, даже уронила половник, который загрохотал по каменному полу, будто шлем от рыцарского доспеха. Страшно подумать, какого размера порции она им накладывает.
Через недолгое время передо мной парило и исходило безумно вкусным запахом рагу с каким-то темным мясом, кружка с облепиховым сбитнем и лепешка только что испеченного хлеба. О-о-о, как я вцепилась в это все! Месяц на бутербродах! Никто не заставлял, конечно, но лень-матушка не зря так называется.
Радостно урча, как голодный кот, я поглощала еду, забывая смотреть по сторонам. Когда глубокая миска была буквально вылизана кусочком лепешки, я сыто откинулась на спинку скамьи под жалобный скрип корсета. Представила, как выпрыгнет из него мое желеобразное брюшко, стоит только ослабить туго затянутую шнуровку и счастливо засмеялась. Возле моих ног из-под стола вынырнула детская головка с облаке светлых кудряшек, пару раз моргнула голубыми глазами-пуговицами и растянула рот в щербатой улыбке человека, недавно расставшегося с верхними молочными резцами. Маленький вампиреныш!
— А ты нормальная, я боялся, ты такая же дура, как остальные! — слегка коверкая «р» заявило мне это чудо, вскарабкиваясь сначала на скамью, а с нее мне на колени.
Я охнула: чудо оказалось весьма увесистым, и, хотя состояло в основном из коленок и локтей, кости у него были, по всей видимости, каменные.
— Ты кто? — да, я сегодня само остроумие.
— Эрни, — шмыгнуло носом чадо, не дав мне точного определения своей половой принадлежности.
— Эрни! — рявкнуло над ухом так, что мы оба подпрыгнули. — Ты где, постреленок, пропадал? Мать с ног сбилась, тебя разыскивая. Ты забрал ножи из кузни?
— Да, тетя Ам! — бодро отозвался мальчик, спрыгивая с меня снова на скамейку. — А можно я погуляю с тетей? — и непосредственно ткнул в меня грязноватым пальцем.
— Ага, сейчас. Только помоги Гарольду лук почистить, потом займись котлом, я еще утром тебе о нем говорила, и вынеси, наконец, помои на скотный двор! — быстренько выдала повариха гору поручений поскучневшему Эрни.
Ссутулив плечики и притворно вздыхая, дитя медленно удалилось в сторону наибольшей толчеи. Я изумленно рассматривала малыша: он очень напомнил мне хоббита. Коричневые вытертые, но добротные штанишки на перекрещивающихся на спине лямках, кое-как заправленная рубашка с закатанными рукавами и, спасите мои придатки, босые ноги.
— Почему у него нет обуви? — спросила я у орчанки.
Та как раз присела за стол с другой стороны.
— А чего ему сделается? Он же вампир!
— Он?!
— Ну да, а что? Мать у него человечка, лицом он пошел в нее, но рожден от вампира, стало быть, вампир, — невозмутимо поведала Амади, роясь длинными красивыми пальцами в большой миске с горохом и выцепляя оттуда неугодные ей горошинки в ведро. — Опять, гады ползучие, наоставляли поврежденных семян. Червяков они, дикари неумные, за приятную пищевую добавку считают, — беззлобно ругалась она на неизвестных гадов, — а тете Ам следи, чтобы упыри не потравились.
Мне было смешно. Ну да, наверняка, особенности кухонь для разных рас сильно отличаются, что хорошо для одних, неприемлемо для других.
 
— Почему к упы… то есть к императорскому столу пища подается настолько остывшей? Нести далеко?
Амади махнула на меня стручком, выуженным из миски.
— Нет, конечно! Упыри просто любят есть холодное. И вообще устойчивы к холоду. Такая особенность расы. Поэтому Эрни бегает полураздетый всегда. Горячее их обжигает сильнее, чем людей. Поэтому я и удивилась, почему ты не пришла раньше, до завтрака я о тебе и не знала. Ты откуда появилась-то? И как тебя угораздило?