Крестные дети

— И так, что ты думаешь, Чарли? Очень надеюсь, что ты хотя бы не против встречи с Манфредом. Уверяю, он тебе понравится. Спроси у Маркуса, что тот думает о нем, — они встречались несколько раз. С ним знакома Мэри Гор, мы все вместе несколько раз обедали.
С полминуты Чарли пристально разглядывал ненавистного Стюарта. Он отказывался верить, что его будущее свелось к простому выбору между полным финансовым крахом и таким унижением, как работа на Стюарта Болтона. Не помня себя, он встал, подошел к Стюарту и вылил остатки виски со льдом ему на брюки.
 Глава 47. Сентябрь 1998 года 
 
Джеми принимал душ, распевая во весь голос песню, только что услышанную по радио. Из соседней комнаты раздался недовольный хрип Амариллис:
— Джеми, будь любезен, закрой варежку. Еще слишком рано. Сколько сейчас времени?
— Половина двенадцатого, — радостно сообщил он, выходя из ванной.
— И я про то же. Какого хрена ты так рано сорвался?
Джеми выглянул на улицу. Напротив их дома на Хокстон-стрит располагался круглосуточный пакистанский магазинчик, где он обыкновенно покупал молоко и апельсиновый сок к завтраку. После этого, если было настроение. Джеми шел на работу в соседнюю художественную студию, которую он арендовал вместе с еще двумя художниками-концептуалистами.
Идея заняться концептуальным искусством первой посетила Амариллис, и Джеми сразу же пожалел, что не додумался до этого сам несколько лет назад. Новая работа представлялась ему полным надувательством. Люди были готовы платить деньги — и довольно солидные — только за то, чтобы полюбоваться шутливыми инсталляциями, которые он был готов штамповать по несколько штук в день. К нему уже обратилась галерея под названием «Белый куб», желавшая выставлять его работы, а журнал «Художественное обозрение», о котором Джеми никогда не слышал, прислал к нему девицу с черной губной помадой, чтобы написать статью о его творчестве.
Джеми не нравилось то, что он увидел сегодня в зеркале. Он был похож на спившегося бродягу. Теперь уже он не мог припомнить, зачем им понадобилось начинать третью бутылку «Смирновской» в два часа ночи. Бросив три быстрорастворимых таблетки в стакан для зубных щеток, он пошарил вокруг в поисках полотенца и, не найдя ничего лучшего, вытер лицо рубашкой из корзины для грязного белья.
Больше всего в Амариллис ему нравилось то, что точно так же, как и ее дочь, она никогда не высказывала своего отношения. Она ничего от него не ждала, никогда не обращалась к нему с просьбами, кроме как сбегать на улицу за сигаретами. Бывали дни, когда они даже не утруждали себя одеванием. Они слонялись по квартире нагишом, курили травку, выпивали и иногда занимались любовью. Амариллис было около шестидесяти, но она по-прежнему была хороша. Со спины ей легко можно было дать восемнадцать лет, и Джеми обожал ее смех, хриплый и глухой от постоянного курения.
С Амариллис он повстречался в пабе «Козел в сапогах» на Фулем-роуд и в полумраке сначала принял ее за Сэффрон. Разумеется, он сразу же направился к ней, но был разочарован, поняв, что ошибся. «Кому нужны копии, если оригинал еще неплохо сохранился?» — задала риторический вопрос Амариллис, когда они оказались у нее дома в первый раз. После гибели постоянного партнера Амариллис рефлексотерапевта Пола у нее впервые в жизни появились свободные деньги, на которые она купила квартиру на Хокстон-стрит.
— Я иногда скучаю по Полу, — вздыхала она. — Он умел массировать специальную точку на моей ступне, соединенную с точкой Джи.
— Не беспокойся, детка, — отвечал ей тогда Джеми, — я сейчас повторю тот же фокус, но только без рук.
Порой Джеми представлял, что занимается сексом не с Амариллис, а с ее более молодой дочерью. У них было очень похожее телосложение, поэтому задача была не из сложных. Он представлял, что они с Сэффрон вновь очутились в Удайпуре, и иногда обдумывал, как бы сложились их судьбы, если бы не вмешательство Маркуса.
 
В последнее время Джеми все чаще посещала мысль, что крестный отец доставлял ему лишь проблемы. В отличие от Абби, он не думал, что Маркус нес ответственность за гибель Поппи, но ведь она утонула в его бассейне, и это именно он выгнал всех детей не улицу. Маркус бросил Джеми в индийскую тюрьму, украл у него Сэффрон и познакомил с ужасной Абигейль, отказался поддержать его проект со старинными фотографиями… Джеми не имел большого желания поддерживать дружеские отношения со своим крестным.
Само концептуальное искусство восхищало и развлекало его. Это были действительно легкие деньги. Если бы ему не мешала природная лень, то он мог бы штамповать подлинные шедевры по два-три в неделю. Но ему не хотелось так напрягаться, и на создание каждого произведения он тратил по две недели, при этом идеи не были лишены оригинальности. Все они основывались на банальных инфантильных каламбурах. «Сердитый кролик» представлял собой кролика и садок из папье-маше, над которыми на блоке висел хромированный чайник. Сотрудники галереи утверждали, что это произведение было куплено Чарльзом Саачи, который искал выгодное вложение капитала. Другой представлял собой чучело кенгуру в старом свитере. Работа называлась «Теплый прием». На создание третьей инсталляции Джеми вдохновил эпизод из школьной жизни. Он установил внутрь пианино шесть будильников, которые начинали звонить в произвольном порядке.
Никогда не просыпаясь до пятичасового чая, Амариллис с лихвой компенсировала дневную сонливость ночным бдением. Их с Джеми вечер начинался в пабе-ресторане за углом, где они сидели до самого закрытия, а потом продолжали выпивать дома.
Прикончив пару бутылок беленького. Амариллис становилась самой недальновидной и откровенной женщиной в мире. Но от дочери ее отличало природное чувство юмора. Вспоминая о пережитом, Амариллис чаще всего останавливалась на превратностях любви и половых слабостях ее многочисленных любовников.
Иногда к таким тихим семейным вечерам присоединялись дети Амариллис — Лоркан и Сэффрон. В свои девятнадцать лет высокий и ярко-рыжий Лоркан был копией отца, Ниола Макмекина. Как и отец, он мечтал стать профессиональным шеф-поваром и уже подрабатывал в марокканском ресторане неподалеку от Риджент-стрит. Сэффрон жила одна и планировала открыть на Портобелло-роуд магазин по продаже ароматических свечей и антикварных клеток для птиц, разумеется, при финансовой поддержке Маркуса.
— Ты уверена, что это хорошая идея? — спросил Джеми. — Ты согласна зависеть от него?
Сэффрон пожала плечами:
— Похоже, у меня просто нет выбора. Я пробовала поговорить с Ником Блэкуотером, но он мне отказал, по крайней мере теперь. Он хочет сначала продать свой французский дом.
— Да, но дело в том, что Маркус — не совсем честный человек. Однажды он обещал помочь мне открыть свое дело, но в самый последний момент передумал.
Амариллис, которая до того увлеченно вытаскивала пробку из бутылки, захихикала и сказала:
— Он всегда так делает. Всегда меняет решение в самый последний момент. Кто сосчитает всех девушек, которым он обещал, что ничего не случится, а потом в самый ответственный момент менял решение?
Сэффрон была еще трезва и сразу же напряглась. Она никому не рассказывала о ребенке Маркуса, от которого он заставил ее избавиться в ужасной больнице в Швейцарии. Это был самый страшный ее секрет — единственный несчастный случай во всей ее жизни, о котором она действительно сожалела.
— Что ты имеешь в виду. Амариллис?
Мгновенно протрезвевшая Амариллис принялась хитрить:
— Ничего конкретного. Во всяком случае, ничего такого, о чем тебе следовало бы знать.
— Амариллис, расскажи мне, — настаивала Сэффрон; она не сомневалась, что ее мать скрывает что-то важное.
— Забудь, дорогая моя. Я же говорю, что это совершенно не важно. Все это случилось так давно.
— Рассказывай!
Амариллис посмотрела на дочь, залпом осушила стакан водки и вздохнула: