Крестные дети

Первым она увидела Дика Матиаса.
— Еще раз здравствуй, Сэффрон. Думаю, нам пора. У пристани ждет яхта.
Она не поверила своим глазам. Неужели она и вправду могла уйти?
— А как же Джеми?
— Его выпустят утром. Маркус сказал, что ему придется провести здесь одну ночь.
Дик Матиас пожал руки офицерам, которые выглядели очень довольными.
Молча они вернулись в «Лейк-Палас». По своему опыту Сэффрон знала, что Дик Матиас слов на ветер не бросал. Они вошли в гостиницу, и он повел девушку через длинные мраморные коридоры и внутренние дворики к комнате под названием «Номер Махарани».
Номер оказался невероятных размеров. Сэффрон застенчиво остановилась в углу комнаты, большую часть которой занимала огромная кровать с балдахином. За столом что-то писал Маркус.
— Я очень надеюсь, — сказал он, — что мои обязанности как твоего крестного отца не всегда будут сводиться к спасению тебя из передряг с наркотиками. Твое поведение уже стало предсказуемым, и мне это порядком надоело.
— Мне очень жаль, Маркус, — начала оправдываться Сэффрон, по пути пытаясь вспомнить историю, которую придумал Джеми, но так и не смогла продолжить, потому что ее разум кипел от ужаса тюрьмы и радости вновь обретенной свободы.
— Мне кажется, вполне понятно, что произошло, — сказал Маркус. Его голос был строгим, а глаза, когда он повернулся к ней, не выражали ни капли радости или снисхождения. — Разумеется, ты заслуживаешь, чтобы тебя как следует отшлепали. Я обдумываю и некоторые другие санкции. Если бы начальник городской полиции не был так любезен, тебе грозил бы срок от десяти до пятнадцати лет.
— Мне правда очень жаль, Маркус, — она заплакала.
— Прекрати хныкать. Я действительно ненавижу это дело. Мы сможем продолжить разговор утром, перед твоим вылетом в Англию — это было одним из условий моего соглашения с полицией. Сейчас мои люди ищут для вас с Джеми билеты. Однако, — неожиданно страстно продолжил он, прижимая Сэффрон к себе, — уже поздно. Пора отправляться в кроватку. Ты уже не та маленькая девочка, которой была в Нассау. Если ты достаточно повзрослела, чтобы поехать вместе с Джеми в Индию и так мило развлекаться с ним в баре этой гостиницы, то, мне кажется, ты могла бы вернуть своему крестному отцу часть долга, не так ли?
 Глава 17. Январь 1983 года 
 
Мэри чувствовала себя самой счастливая женщиной в мире. Со дня свадьбы прошло уже восемь месяцев, но она по-прежнему просыпалась, благодаря Бога и Криспина за свое счастье. Чем лучше она узнавала мужа, тем больше восхищалась им. Они жили в небольшом бледно-голубом коттедже неподалеку от Стэндфордского моста в тупичке под названием Биллинг-роуд. У них было две спальни и гостиная с адамовским[18] камином. Все свое время Мэри тратила на то, чтобы сделать дом красивым и удобным. Кухонные шкафы были переполнены свадебными подарками: пароварками для спаржи, ярко-оранжевыми сотейниками «Ле Крюзе», белыми фарфоровыми баночками и соусницами с изображениями различных овощей. В гостиной расположилось несколько круглых столов, накрытых длинными скатертями, на них стояли свадебные фотографии в серебряных рамочках. Напротив дома красовался зеленый «эм-джи» с открытым верхом. Машина сначала казалась молодоженам непозволительной роскошью, но они очень скоро привыкли к тому, что могли не задумываясь отправиться куда угодно.
Каждый вечер Мэри готовила Криспину вкусный ужин, продукты для которого покупала во время обеденного перерыва. И каждый вечер он признавался жене:
— Мэри, я, должно быть, самый счастливый человек во всем Фулеме. Не думаю, что другим парням с работы жены готовят такие же вкусные обеды.
Иногда они устраивали небольшие званые обеды, чтобы похвастаться своим новым фарфором. Но больше всего они любили проводить вечера вдвоем, когда Криспин после долгого рабочего дня, проведенного в сельской местности, приезжал домой на «эм-джи» и они вместе садились за стол.
 
— Ты просто идеальная жена, — говорил Криспин, пока Мэри накладывала ему запеченного лосося с молодым картофелем и зеленым горошком. — Мы родим шестерых детей. У моей бабушки было пятеро братьев и сестер.
Мэри мило краснела:
— Что? Шестерых? И куда мы их всех положим, хотелось бы мне знать?
— Мы ведь не будем жить в Лондоне до конца наших дней, — отвечал Криспин. — Вокруг нашего имения в Норфолке продается много замечательных старинных домов.
Ночью, а иногда и утром они занимались любовью, что еще лучше скрепляло их нежные и искренние отношения. Через шесть месяцев они перестали предохраняться, предоставив природе право решать за них.
Мэри продолжала работать в кадровом агентстве на Нью-Бонд-стрит. Она понимала, что не останется там навсегда. Главной ее ценностью отныне были домик на Биллинг-роуд и Криспин.
Двадцать седьмого января в четыре часа двадцать пять минут пополудни раздался телефонный звонок, который навсегда изменил жизнь Мэри. В трубке зазвучал голос Сары:
— Криспин… Произошла авария. Мне только что позвонили из больницы. Сказали, что он попал в автокатастрофу.
В горле у Мэри пересохло:
— Боже мой! Что случилось? Где он?
— В какой-то больнице в Рединге. Криспин возвращался из Дорчестера. Машина врезалась во что-то. Он сейчас в отделении неотложной помощи.
Мэри представила их крохотный «эм-джи» с тонкой жестяной крышей, которая никого не смогла бы защитить.
Голос Мэри предвещал надвигавшуюся истерику:
— А почему он сам мне не позвонил? Он серьезно пострадал?
— Не знаю. Уверена, с ним все в порядке. Скорее всего, его сейчас просто обследуют. Если хочешь, я могу отвезти тебя в больницу. Я подъеду к твоему офису через десять минут.
По пути в Рединг Мэри одолевали страшные предчувствия.
Ну зачем им был нужен этот «эм-джи»? Зачем только Маркус подарил его?
Они въехали в пригород Рединга, города, который состоял из одних объездов и пешеходных зон, но больницу нашли сразу. Сара высадила Мэри у входа и поехала поставить машину на парковку, а Мэри вбежала внутрь и, безумно страдая, выстояла длинную очередь к справочной.
— Криспин Гор, — выдохнула она. — Нам позвонили…
Очень медленно служащий сверился с одним списком, затем со вторым.
— Второй этаж, блок «Е». Это реанимация. Спросите там дежурную сестру.
Мэри побежала, следуя зеленым указательным стрелкам, показывавшим путь к отделению неотложной помощи и реанимации. Найдя блок «Е», она уже была вся в слезах.
Мэри ждала медсестра, должно быть, ее предупредили из справочной.
— Я пришла к Криспину Гору. Где он?
— Кем вы ему приходитесь?
— Я Мэри Меррет… Мэри Гор. Я его жена.
Медсестра грустно посмотрела на нее:
— Присядьте, милочка. Я принесу вам чашку чая.
Мэри очень плохо запомнила последующие дни. Обрушившееся на нее горе буквально лишило ее рассудка. Она не помнила, как родители отвезли ее домой в Доркинг. Целыми днями Мэри вздыхала и молча смотрела в одну точку. Когда прояснились обстоятельства катастрофы — Криспин значительно превысил скорость и лоб в лоб столкнулся с грузовиком, который выезжал на него из-за угла, — она не могла смириться с этим. Тело опознал Дерек Меррет, и, как он потом сказал Белинде, Мэри нельзя было смотреть на мужа, в таком ужасном тот был состоянии. У небольшой и легкой спортивной машины не было ни единого шанса, при столкновении ее просто расплющило.
Назначили день похорон. Служба должна была состояться в церкви неподалеку от дома Горов, в Фейкехеме, где жил викарий, хорошо знавший их семью. Серым и холодным январским утром родители отвезли Мэри в Норфолк. Она надела старое черное пальто и черную шляпку. Она так сильно похудела, что мать начинала беспокоиться за нее. Белая как мел кожа Мэри стала почти прозрачной, а вокруг огромных черных глаз образовались томные круги.