По грехам нашим. В лето 6732 (СИ)

— Корней Владимирович ты будешь при мне навучаться, також и радеть станем, а прокорм — то думы великого князя, — торжественно произнес полковник, как зачитывал княжий указ.
И вот уже сборы. Как там народная мудрость? Переезд хуже пожара? А сборы на войну вдвойне. В этот раз я не лез в процесс. Меня же занимало мое новое увлечение, на которое подсел, питаясь, как вампир, фанатизмом и страстью к фехтованию Филиппа. Побаловался я…и создал шпагу! Ну, не сам, и не так уж и с баловства, но что-то похожее на боевую шпагу. Изделие получилось массивным, схожим с палашом, но именно шпага давала больше возможностей для дестрезы. Я не был специалистом по испанской и итальянской школе фехтования, больше теоретиком. В моем распоряжении были только неотработанные движения, больше теоритические сведения, но Филипп чуть ли не ночевал на коврике возле нашей с Божаной спальни. Вот и с собой в поход старший сотник и начальник воинской школы брал набор шпаг.
Часть же тяжелых конных мы снарядили палашами, и они были восприняты весьма положительно. Но это были больше эксперименты. Достаточно сложно в этом направлении заниматься прогрессорством. Развивалось же холодное оружие по мере упразднения доспехов с развитием огнестрельного вооружения. Кольчуга же тонкой рапиры, которая была больше украшением при одежде, пробивалась, но только между колец и не часто. Классическая же шпага XVII–XVIII века не всегда могла быть рубящим оружием, но колющим — да. Вот и были эксперименты. Сложно перепрыгивать через целые звенья эволюции, даже предполагая конечный вариант процесса.
К концу апреля мы были готовы отправиться в поход.
Выступало почти семь сотен воинов. Из которых было четыре сотни из воинской школы, две сотни булгарских всадников, которых привел Атанас. А так же неполная сотня Гаврилы. Оставалась, так сказать на хозяйстве, сотня Лавра, сына погибшего почти год назад ветерана Далебора. Задачей уже вполне опытного сотника было отрядить из сотни ратников для продолжения обучения ста двадцати учеников воинской школы, ну а его делом становилась охрана поместья с десятком ратных. Перед походом создали арсеналы во всех поселениях с арбалетами самой простой и дешевой выделки из дерева и бердышами, что я начал вводить в вооружение с начала зимы из не самой лучшей зернистой стали. Между тем это оружие стало весьма востребованным и не требующим серьезных тренировок кроме как боевого взаимодействия.
— Ну, готов? — спросил нервничавший Глеб Всеславович. — Пошли!
И мы двинулись в сторону Ростова, где должны были соединиться с силами Василько и после направиться на рандеву с великим князем Юрием. Сила получалась столь внушительная, что возникало сомнение. Зачем столько? Ну, коробило идти на Новгород.
Еще не проехали и двадцати верст, а я уже так себя накрутил, что был готов поворачивать назад. Столько передумал. И то, что на поместье, или даже на Унжу нападут враги, к примеру, мари. Что отправка к нам в войско булгарских всадников было отвлекающим маневром и юго-восточные соседи уже грабят мою усадьбу, а Божана убежала на заимку в лес. Думал я и о том, что Юрий ведет нас на погибель, к примеру, решит заманить в ловушку и разобьет своей дружиной, которая побольше будет. Мнилось и то, что венецианцы с наемниками высаживаются в Речном, готовясь к штурму усадьбы. Так что первые двадцать верст были сплошной нервотрепкой.
  
И я там был, мед пил, да морду бил
 
Глава 3. И я там был, мед пил, да морду бил
Темп движения выдерживали высокий и для этого времени феноменальный. Взяли с собой заводных коней и останавливались только на ночевку, а еще затемно уходили, обоз шел позади и расстояние все больше увеличивалось. Не понимал я такой спешки, тем более, что питаться нужно нормально, а большая часть припасов в обозах. Оказалось, что последние четыре часа мы спешили, чтобы прибыть на специальное место, где были оборудованы кострища, шесть землянок, навес над столом. И как не растащили богатство. А любая доска уже богатство из-за сложности ее производства. В этом месте мы заночевали, поздно вечером, когда уже стемнело, дождались обоз и приготовили нормальную еду. Сей манёвр с необходимостью гонять коней и отрываться от обоза был не понятен. После я уже рассказал нашему главнокомандующему, что в обозе в наличие люди, которые специально заточены на быструю готовку горячей пищи и обустройство временных лагерей.
 
Глеб Всеславович, видимо внял моим словам. Однако, темп движения был высоким. Останавливались на завтрак, обед и ужин максимум на час. Это получилось, как раз благодаря тем обозникам, в задачи которых входило быстрое разбитие бивуака и приготовление пищи. Они везли обязательную охапку дров, запасы воды, уже с расчетом на один казан, мерные мешки с крупой, мясом, специями. Имели они и немного горючей жидкости для разведения огня. Поэтому справлялись очень быстро и уже через минут сорок накладывали кашу выстраивающимся ратникам в их личные деревянные миски.
До Ростова мы добрались за шесть дней, и даже наши ветераны удивились такой прыти.
Город нас встречал приветливо. Оказалось, что ростовцы знают о крепости Унжа. Знают они и о том, что мы поддерживаем их любимого князя. А Василько действительно любили. Все разговоры об этом молодом правителе были исключительно в хорошем тоне и даже с некоторым превозношением.
Увидели мы на пути и много ратных людей, или, по крайней мере, вооруженных. Концентрация оружных показалась даже выше, чем некогда виденная мной в Киеве. Рассматривая город и людей, поймал себя на мысли о том, что не понимаю этого князя — его и по описаниям в источниках, что мне приходилось встречать в прошлом/будущем, люди любили, и была сила в подчинении. И князь отвечал людям взаимностью. Почему же он ни разу не пытался приблизиться к власти, не попытался вернуть вотчину отца? Это был долг и верность перед клятвой и словом? Если так, то многое объясняет, но для меня не все.
— Поздорову ли князь? — церемонно отвесил поклон Глеб Всеславович.
Василько не ответил, и даже спустился с лестницы и обнял своего старого сторонника. И это было невиданно, некоторые в свите князя даже ахнули. По всем церемониалам уже то, что князь вышел лично встречать — слишком! А то, что он спустился с лестницы и обнял…
Опешивший полковник только моргал глазами, которые быстро наполнялись влагой.
— И тебя, Корней Владимирович, зело рад видеть, помню ярмарку, — сказал князь и мечтательно закатил глаза и сделал вздох.
А девку ту я уже и замуж отдал. Не обидел ее — и мужик рукастый, и приданое достойное дал.
Потом был пир.
Вот я впервые на княжьем пиру. Сидел я относительно вдали от князя, да это было не принципиально. Рядом с Василько было много разных лиц и толстых и важных, подтянутых и лихих, степенных с цепкими глазами. Такую разношерстую публику я не привык видеть.
— Корней Владимирович, а сотвори чудное, — заплетающимся уже явно нетрезвым языком произнес князь.
Что ж они творят — напоить мальчишку? Зачем? Хотят выставить его в неприглядном виде?
— А, добре, князь, — сказал я и вышел из-за стола поближе к князю. Достал бензиновую зажигалку и зажег ее.
— Волжба! — заревел один из толстячков. — Скверна!
Я пожал плечами и решил просто уйти, но тут послышались уже другого тона шуточки.
— А што огнивом ворогов бить станешь, новик? — сказал один из рядом сидящих с князем, подтянутый и лихой на вид парень.
Я же решил не обращать внимания и быстро уйти с поля зрения. Начинать препираться, значит явно нарваться на конфликт, который абсолютно неуместный.
 
— Ты и з сечи тако ж бегаешь, новик? — не унимался задира. И на этот выпад уже нужно отвечать.
— Бегаю, токмо для того, каб таких, яко же ты, догнать, — ввернул я уже свою шпильку.
— Пес шалудивы, ты кому так? Мне? Засеку! — прорычал молодой и спесивый мужчина.
— Невмесно, — практически пропищал Василько, привставая. Однако, не удержался, и рухнул на лавку.