Кость для Пойнтера (СИ)
Приведя себя в порядок, я последовал за Грухпамром в окружении пятерки его подчиненных по уже знакомому маршруту. Издалека заметный Миххан поджидал меня у ворот своей мастерской, разве что не подпрыгивая на месте -- по крайней мере, расхаживал из стороны в сторону, за неимением аудитории бубня что-то себе под нос. Наконец дождавшись слушателя в моем лице, гном таки подскочил в воздух и начал тараторить, еще не опустившись обратно на пол тоннеля:
-- Привет, назема! Пора отправляться, сейчас над горами самая тихая погода. На старте флайбот не сшибет ветром, пока он не разогнался... А то курсовой автомат имеет предел поправки, за которым отклонение не выправить.
Получив объяснение, столь ранняя побудка не стала более терпимой, поэтому пришлось сделать над собой немалое усилие, чтобы снова выслушать инструкции, затверженные еще вчера. В саму мастерскую мы так и не зашли, а отправились следом за донельзя взбудораженным гномом к подъемнику наподобие шахтного.
Клеть оказалась достаточно просторной, чтобы вместить всех нас без толкотни. Более того, показалось, что охрана с генералом и брат Тнирг подчеркнуто держат дистанцию, будто я уже не принадлежу миру Подгорья. Только это и заставило меня наконец поверить, что я вот-вот отправлюсь домой, к своему семейству, столь несвоевременно покинутому на грани важнейших событий. Однако настроиться на нужный лад все равно оказалось трудновато, слишком уж въелись в меня местные дела, надежды и беды.
Остановки подъемника, даже при немалой его скорости, пришлось ждать долго, так что времени на передумывание всего этого мне хватило с избытком. Вышел на ней только Миххан, напоследок еще раз протараторив инструкцию по запуску, уже толком не глядя на меня. Похоже, он весь уже был в процессе управления пуском, который для безопасности или удобства осуществлялся издали, из-под земли. Далее клеть пошла намного медленнее и остановилась, одолев всего-то высоту этажей пяти.
-- Тебе туда, -- Грухпамр махнул серой перчаткой в стальных бликах и алмазных искрах вдоль коридора, освещенного не привычными полосами мха, а почти позабытым дневным светом, робко пробивающимся из-за поворота.
Стоило мне шагнуть на щебень с почти незаметно покачивающегося настила подъемника, как дверца за мной с лязгом закрылась, и клеть отправилась вниз со всей возможной поспешностью. Очевидно, у гномского генерала не нашлось лишней минуты для прощания после того, как на коронационном приеме раскрылись сначала мои имя и звание, а потом, пуще того, роль в последних событиях.
Пара дюжин шагов до поворота и далее, к выходу, подтвердили полное отсутствие комитета по проводам заодно с духовым оркестром. А я, можно сказать, так надеялся...
Глаза не сразу привыкли даже к не слишком яркому утреннему освещению, так что осмотреться толком удалось лишь спустя пару минут. Но после того, как свет перестал резать глаза и удалось поднять взгляд от носков собственных ботинок, увиденное заставило меня аж присвистнуть. Шахта подъемника выходила, почитай, к самой вершине наивысшей точки Альтийских гор -- Пика Феникса, по сравнению с огрскими хребтами не столь уж высокого и вовсе бесснежного. Глухая тайга одевала его почти до самого верха, оставляя на виду только острый зуб голой скалы.
Вот из-под нее-то, на площадку в полсотни футов, и выкатили за ночь мой преображенный флайбот на тележке, кое-как переделанной из шахтной вагонетки. Передняя стенка ее кузова на стальных катках была подпилена в меньшей степени, чем задняя, отчего нос воздушного корабля оказался задран вверх, на четверть отвеса к горизонту, в совсем низкое сегодня небо с редкими разрывами почти сплошного полотна облаков. К горизонту прорехи становились все реже, а у самого края небес и вовсе сливались воедино с дымкой, затягивающей землю.
Не сравнить с противоположной стороной, залитой солнцем, бьющим снизу, из-за гор, в рваные края туч. Одна мгла и неизвестность впереди, там, куда мне предстояло нынче отправиться...
На мгновение стало понятно нежелание охраны выбираться из уюта подземелий в утреннюю зябкую хмарь. Дело вполне могло быть не в тысячелетней выдержки неприязни Любимых детей Матери к народу былых любимцев Отца, изменивших обоим Породителям, и не в том уроне, который лично я нанес подгорному хозяйству и жителям в попытке обеспечить законную смену власти. Толпы провожатых меня лишило всего лишь неприятие гномами открытого пространства, вызвавшее к жизни иносказание смерти как покидание привычных пещер.
Впрочем, один свидетель моего грядущего отлета таки сыскался -- чтобы составить мне компанию напоследок, из тоннеля подъемника неуклюже вывалился почтовый крот. Зверек жалобно верещал, слепо тычась носом во все стороны, смешно загребал лапами по ровной каменной площадке, но упорно продолжал ползти ко мне. Видно, был послан с важной вестью, раз преодолел исконную для всех подгорных жителей неприязнь к открытому пространству. Здесь-то вокруг ни одной стены, чтобы послать звонкое эхо сонару в его лобных пазухах. И лишь один источник мягких, глухих отголосков живого – я-многогрешный... Жестянка с посланием волочилась за ним, подпрыгивая на усеивающем площадку щебне.
Отчего-то было невыносимо смотреть на усилия зверька, и я шагнул ему навстречу. Взял в руку налитую щетинистую тушку -- осторожно, чтобы не свести излишне близкого знакомства с бритвенно-острыми когтями. Отцепил почтовую капсулу от стального колечка, пронзившего самое основание хвоста. Столь же внезапно переменив настрой, брезгливо отбросил крота -- тот только взвизгнул, прокатившись по твердому камню. Жадно открутил крышку жестянки в поисках весточки...
Какое там. Ни следа, ни бумажки завалящей. Хотя пустым футляр тоже не был. Ну-ка, что это такое?
Из встряхиваемой жестянки на ладонь выпала прозрачная склянка. Мой жук-фонарник.
Вот оно как... Все-таки последний привет от подгорной принцессы, ставшей нынче всевластной королевой. Не слово -- не все скажешь словами, да и нет особых слов для того, что натворили мы с ней на пару от кажущейся или реальной безысходности. Но верный знак, что память о проведенных вместе днях не изгладится попусту, не затмится толкованиями государственных интересов.
Навсегда в ней останутся не безумный Властитель зловещих эльфов и безжалостная Кронфрау мрачных гномов, а городской парень, заброшенный Судьбой демоны знают куда, и забавная девчонка, оторванная от родных и друзей той же безучастной волей. Все лучше, чем страхолюды, которым лишь бы блюсти политические интересы да резать конкурентов...
Вот с таким настроением уже можно отправляться в дорогу. Хотя бы сам от себя удачу не отпугну!
Не глядя более назад, я вскарабкался на борт своего флайбота, изувеченного гномским мастерством почти до неузнаваемости. Забрался в кубрик, задраился и решительно рванул пусковой рычаг тяговика. Завыли, раскручиваясь, ходовые диски, мелко завибрировал сначала кожух артефакта и подведенные к нему силовые цепи, затем набор корпуса, а затем и каждая его частичка. Все, что имелось на борту, включая мои зубы, мелко затряслось и заскребло друг о друга.
Досчитать до демоновой дюжины, как наказывал Миххан, в таких условиях было нереально, поэтому я выжал сектор тяги и одновременно дернул тягу тормозов тележки не в положенное время, а просто тогда, когда зуд во всем теле стал непереносимым. Тряхануло, замотало, беспорядочно затрясло на вроде незначительных неровностях, вжало все тело в мягкий диванчик прогулочной модели -- даже не представлял, что в нем столько пружин и каких-то острых комков!
А потом площадка кончилась, и флайбот ворвался в родную для себя стихию.
Я невольно глянул в штурманский шар, настроенный при взлете на круговой обзор. Пик Каменной Птицы стремительно проваливался куда-то вглубь, а прямо подо мной, кувыркаясь, стремительно отставала стартовая тележка. Еще оборот, другой, пол-оборота… Переиначенная на несвойственный ей манер, вагонетка провернулась последний раз, сверкнув отполированными о рельсы ободами катков, и разлетелась вдребезги, с маху врезавшись в какую-то скалу. Только искры полетели сквозь какую-то дымку, плотнее и плотнее застилавшую все вокруг.