Кость для Пойнтера (СИ)
Так оно и оказалось. В проеме, выходящем в гостоннель, уже издали виднелось мелькание многочисленных фигур, а время от времени и проплывавшая с гулом темная масса. Отсюда не удавалось разглядеть, что это такое, но последние сомнения в том, что мне вот вот предстоят обжитые места, исчезли именно при виде этих ползучих громадин.
На последних ярдах перед выходом я чуть сбился с шага и притормозил, опасаясь с налета выскочить в толпу, спешащую по своим делам. Остановка объяснялась просто и смешно -- отвык я как-то от многолюдья не то что городских, а даже деревенских масштабов. И не за последние дни, а с тех пор, как поселился в замке Стийорр. Кратковременные набеги оттуда на город не в счет, от них привычка к людным местам не восстанавливается.
Гостоннель, ведущий к рынку, оказался местом не людным, скорее уж гномным. Мохнатых отроду физиономий в потоке было ощутимо больше, чем плохо выбритых или вовсе гладких, причем последние принадлежали не только женщинам, но и немногочисленным мелким зеленым гоблинам. На меня никто не обращал внимания, несмотря на диковатый облик, и это яснее ясного указывало на знакомое по Анариссу равнодушие большого города. Пусть пока я попал лишь на самую его окраину, но по крайней мере, это уже не заброшенные кварталы с патрулями и одинокими сторожами, как раньше.
Окраина определенно была рабочей, поскольку все, кто по разные стороны каменной перегородки шел по тоннелю туда или сюда, несли какой-нибудь горный инструмент и погашенную рудничную лампу в медной сетке. Лишайники повышенной светимости, старательно разведенные казенными садовниками на стенах гостоннеля, давали освещение, вполне достаточное для того, чтобы можно было экономить каменное масло в личных коптилках.
Мое самодельное одеяние тоже не слишком выделялось среди затрепанного брезента рабочих пончо, а уж выбритых по-трансальтийски гребней вокруг было просто море разливанное. Напротив, цизальтийских мужских кос, проплетенных бисером и сколотых перьями у основания, совсем не было видно. Только женские, поскромнее -- племена с той стороны Альт предпочитали посылать на работу своих скво, не достигших возраста замужества.
Впрочем, судя по широким ремням на головах, молодых цизальтинок хотя бы не ставили на рубку породы. Только на оттаскивание, по их привычке переносить таким же образом весь нехитрый скарб племени. Осанка скво от этой работы получалась на редкость гордой, хотя и несколько деревянной. На фоне размашисто движущихся трансальтинцев и деловито переваливающихся гномов девушки выглядели поплавками, ритмично подскакивающими в волнах: вверх-вниз, вверх-вниз…
Впрочем, скоро мне довелось увидеть нечто, в сравнении с чем все особенности походки подгорных работяг забылись раз и навсегда. Не будь я и без того приметен со своей сумой и бирюзово-охристой шейной повязкой, мое изумление при виде зрелища, явившегося из дымки в конце тоннеля, сходу выдало бы чужака.
Со знакомым уже гулом и перестуком из сырой мути надвинулась неразличимая издали масса со световым пятном фонаря над ней. Самым же странным было то, что непонятная громадина приближалась ровно посреди широкого прохода, словно поглощая перед собой каменную перегородку из массивных блоков со стальным брусом поверх. Блики светильника отчетливо плясали на металле, обрываясь почти под ней. На миг опершись свободной рукой на сталь бруса, я почувствовал дрожь и сотрясение, бегущие по стали.
Народ впереди неохотно, но без страха или лишней спешки расступался перед накатывающей массой на пару ярдов в каждую сторону. Не дожидаясь приближения непонятной громадины, я поспешил отойти подальше, развернувшись своей ношей в сторону от раздавшегося прохода.
В этот момент за надвигающимся высоко поднятым фонарем сквозь пещерную дымку проступили пары размеренно качающихся массивных штанг. И наконец непонятное сооружение приблизилось настолько, что я смог разобрать его устройство. Более всего оно походило на длинную гроздь огромных чересседельных сумок, навешенных на раму с катками под ней, оседлавшую срединную перегородку тоннеля. Разве что вместо кожаных емкостей по бокам рамы красовались гигантские корзины и лари. В движение гномская повозка приводилась голенастыми кадавризированными ногами, а управлялась важного вида мохнорылым носителем бляхи поперек себя шире, который восседал между ними, прямо под фонарем. От его рычагов и педалей тяги уходили назад к следующей раме, сцепленной с первой, и дальше, еще к одной. Между грузовыми секциями и позади состава мерно ходили туда-сюда штанги таких же тяговых лап.
Однако… И в наших шахтах по дубовым рельсам ездят вагонетки, но им по малости размера хватает тяги самих шахтеров или упряжных безрожек. Рогача в забой не загонишь, а кадавризировать каждую вагонетку дороговато встанет -- такую упряжку имеет даже не каждый из высокородных. Тут же рельс всего один, зато металлический, да и на тягу подгорные жители не поскупились.
Правда, при таких расходах они почему-то не нашли средств на простенькую систему управления. Каждый размах ходовых штанг повторял движение рычагов здоровущего возницы, отчего казалось, что он вручную тащит весь поезд. Педаль- подножка, скорее всего, являлась тормозом для недокадавризированного транспортного средства. Неясным теперь оставался лишь один вопрос: как два груженых поезда предполагают разминуться при встрече на единственном рельсе?
Ответ на него я получил незамедлительно. Позади послышался такой же гул с перестуком, и оглянувшись, я увидел другой состав -- всего из двух секций, зато нагруженный стопками чугунных чушек на открытых платформах. Возница, тощий и жилистый даже под мехом и многослойными одежками, вовсю перебирал рычагами, стараясь замедлить движение состава.
Гном передо мной тоже принялся орудовать тягами и обеими ногами жать на педаль-подножку. Затормозить обоим удалось примерно в полудюжине ярдов друг от друга, аккурат напротив меня с подгорной принцессой за плечами. От обалдения я застыл, чуть не вдавив ее в стену, и только вертел головой, вслушиваясь в разгорающуюся перебранку.
-- Моя дорога! -- первым заявил свои права толстяк.
-- Нет, моя!!! -- голос у жилистого был пронзительнее.
-- Глаза разуй, кальцит толченый! Я длиннее! -- это заявление более плотного и низенького гнома было мне совершенно непонятно.
-- Сам кальцит! Гипсовая голова! Зато я тяжелее буду! -- слышать ответ тощего было тоже странновато.
-- Да разуй уже глаза, у меня ж три против твоих двух! – зашел с непонятного козыря его противник.
-- А гружен ты чем?! На мне восемьдесят шесть тонн слитка! -- отбрил его второй.
После этого хотя бы стало понятно, что достопочтенные возницы имеют в виду не свои телесные качества, а размер и тяжесть вверенных им составов. Последний аргумент более «длинному» явно было нечем крыть, и крякнув, он пробурчал:
-- Твоя дорога…
В ответ «тяжелый» только молча кивнул и задвигал рычагами, примеряясь стронуть с места свой состав. Интересно, каким образом проигравший спор будет уступать ему место на пути? В сторонку отойдет, что ли?!
Ожидая этого, я чуть было не попятился при первом же намеке на движение трехсекционного состава. Но догадка оказалась ложной -- вовсю ворочая рычагами, проигравший возница заставил все четыре пары тяговых ног растопыриться суставами в стороны. Законтрив управление, он с силой потянул за похожий на петлю рубильник, и тут же суставы с лязгом поползли вверх по ходовым штангам, вознося рамы с колесами над единственным рельсом. Когда шест с фонарем уткнулся в потолок тоннеля, подъем прекратился, и тут же второй состав пополз вперед, пробираясь под первым. Металлический скрип опор по щебню прокатился мимо меня и вновь сменился скрежетом и визгом суставов по штангам. Катки лязгнули, касаясь рельса, тяговые лапы вернулись в ходовое положение и тяжело заскребли, разгоняя секции.
Для окружающих в этой сцене не было ничего необычного, так что меня давно уже обтекал поток работников, идущих со смены или на смену. Разве что не толкал никто по причине громоздкости моей ноши. И то кто-то не удержался от замечания: