Кость для Пойнтера (СИ)
Из любопытства я спустился по склону чуть ниже, чтобы рассмотреть останки самого быстрого и самого глупого из нападавших. Полотнища крыльев еще вяло трепыхались, заставляя изломанные трубки костей с глухим стрекотом колотиться о сломившие их камни, половинки хвоста извивались между валунами.
В отличие от более везучих собратьев, от этого умертвия уже вообще не пахло, словно небеса подвергли его плоть тщательной выделке не хуже, чем в дубильном чане. И тогда, повинуясь внезапно пришедшей в голову идее, я собрал наиболее крупные куски трухлявого трупа и оттащил в пещеру.
-- Как там насчет хвороста? -- наученный горьким опытом, гном без меня и не пытался приступить к разведению огня в своей жаровне.
-- Вот тебе дрова, -- я вывалил свою добычу и кратко пояснил: -- Сами прилетели.
-- А, эти… – инсургент близоруко прищурился на ворох иссохших перепонок. – Маловато, конечно, но они очень уж осторожные… И все равно годится только первая пара-тройка, остальные будут вонять.
Происхождение все еще мелко дрожащей и подергивающейся растопки никак на него не подействовало, словно под горой искони принято и в порядке вещей топить сушеными мертвяками. Сам же всезнайка за срок моего отсутствия, показавшийся мне довольно долгим, даже не успел толком выпотрошить хавчика.
Справиться с этой задачей он не сумел и за то время, которое я потратил на разжигание самого странного костра в своей жизни. Даже не потому, что иссохшие до бумажной сухости перепонки охотно занимались пламенем, а оттого, что эти странные дрова норовили раздувать сами себя.
Заканчивать возню со шкуркой и внутренностями пришлось мне самому, а руки оттирать песком за нехваткой воды и полным отсутствием мыла. Тщательно отряхнув ладони о полы брезентового пончо, я более-менее удовлетворился результатом. В Мекане и хуже бывало, а от грязи не болели и без всякой магии.
Гному же было хорошо и без этих предосторожностей. Даже порезавшись коротеньким ножичком, употребленным для разделки, он лишь ойкнул, высосал кровь, сплюнул и продолжил возиться с тушкой, лишь беспечно пожав плечами на мое опасение заразы. Видно, устойчивость подгорного народа распространялась не только на незримый свет и разлитую в воздухе отраву…
Наконец выпотрошенный хавчик, натертый солью и какими-то неизвестными мне пряностями, занял место над костерком на вертеле из проволочного тросика, натянутого между двумя каменными зубцами стен. Пока он готовился, как раз настало время впервые за день нормально передохнуть, а заодно обдумать план дальнейших действий.
Проворачивая истекающую жиром тушку при помощи все того же саперного тесака, я обратился к инсургенту, который вконец разомлел и, похоже, наладился подремать прямо сидя:
-- Ладно, поесть-попить нашли, ночевку поудобнее тоже… А дальше что? Так и будем до самой старости перебираться от колодца к колодцу, от бивака к биваку?!
-- А… Что? -- вскинулся гном, действительно успевший закемарить, но, осознав вопрос, возмутился: -- Нет, конечно!
Собираясь с мыслями, он завозился на своем месте, распрямил спину и снял очки, тщательно протирая стекла, посверкивающие в отблесках огня. Откуда в хозяйстве у не слишком опрятного инсургента взялась чистая тряпица для этой цели, я понятия не имел.
Наконец с очками и размышлениями было покончено, и куда более спокойным уверенным голосом малолетний политик выдал программу действий на будущее:
-- Мне надо будет отправить несколько писем. Стратегия дальнейшего поведения определится тем, как именно отреагируют адресаты. Если нам согласятся помочь, то найдутся и средства, и убежище.
От казенщины, до предела неуместной здесь, в дикой пещере, продуваемой всеми сквозняками, у костра из останков летучего умертвия, у меня чуть уши в трубку не свернулись. Подозрения, зашевелившиеся при встрече с патрулем Гебирсвахе, подтвердились самым определенным образом. Не из простых мой спутник, ох, не из простых…
-- Тогда я смогу начать свою игру… путь обратно. А ты получишь деньги для ремонта воздушной лодки, -- меж тем продолжал гном свои построения, лишь под конец вспомнив о моем присутствии, и не преминул уточнить: -- За содействие в трудное время.
Ну спасибо, господин хороший, что нашу малость не забываете. Значит, мне тоже причитается кое-что за уже заметные и еще только предстоящие заботы по утиранию сопливого носа вашей милости. Хорошо хоть не за подтирание мохнатой задницы!!! Откуда я взял, что она мохнатая, не знаю, но со злости может настигнуть и не такое прозрение.
Успокоиться, чтобы слушать далее, оказалось трудновато -- за годы собственного властительства я отвык слышать барственные интонации. Загордился выше всяких чинов, а в нынешнем положении заноситься нечего. Сначала хорошо бы выбраться…
Вообще-то по сравнению с вчерашними планами во всем этом монологе кое-что, несомненно, изменилось к лучшему. Сегодня, по крайней мере, уже не шла речь о самопроизвольно возникающей армии сторонников, набранных методами из сказок сестер Грипп. Реалистичность замыслов инсургента заметно повысилась, а у меня свалился с души один из многочисленных камней, наваленных чуть ли не выше недалеких отсюда вершин альтийских гор.
-- А до тех пор все именно так и будет, как ты сказал, -- подвел неутешительный итог мой спутник. -- Смена ночевок, колодцев, путей следования…
-- Понятно, -- дальнейшее перечисление предосторожностей никак не меняло сути, зато за время обсуждения перед нами успела встать куда более насущная задача. -- Давай уже хавчика делить, а то сгорит или пересохнет!
Словно только этого и дожидаясь, гном попробовал голой рукой ухватить отлично прожарившуюся тушку за одну из ножек, торопясь урвать кус посочнее. Само собой, в результате он только обжег уже пострадавший сегодня палец и закопошился, выискивая среди своих одежек лоскут, годный в качестве прихватки.
Не располагая таким разнообразием одежды, я использовал как столовый прибор плоскогубцы от универсального инструмента, всегда обретающегося у меня по карманам. Зато отсекать саперным тесаком первую из двух положенных мне четвертей тушки оказалось не слишком удобно. Коротенький ножичек бестолкового инсургента здесь оказался намного сноровистее, так что за еду мы принялись одновременно.
После этого стало уже невозможно отвлекаться на разговоры и взаимные обиды. Хавчик оказался на редкость вкусен, причем отнюдь не потому, что я ел впервые чуть ли не за пару дней. Вот только на курицу, как обычно говорят о любом незнакомом мясе, он ничуть не походил, скорее уж на утку -- как минимум своей исключительной жирностью. Как только ему удается наедать такие жиры на здешних жуках-червяках да лишайниках... Впрочем, плоскогубцам лишняя смазка не помешает, а каким способом можно отчистить сальные руки при недостатке воды, я уже выучил. Скорее удручало отсутствие хлеба или гарнира, заставлявшее запивать каждый кусок слегка пересоленного мяса глотком из бурдюка. Такими темпами хватило бы питья на утро…
При отсутствии горячительных напитков и после пары суток голодовки обильная еда опьяняет и вгоняет в сон не хуже хорошей стопки чистого спирта. Снаружи, с открытого пространства, уже давно не долетало ни единого отблеска солнца, закатившегося больше часа назад. Костер тоже почти прогорел, и пропитанные жиром кости хавчика, опавшие с тросика, смогли лишь ненадолго продлить его затихающее мерцание. Сам тросик, кстати, надо бы смотать, чтоб не перегорел напоследок.
Однако, сделав это перед тем, как лечь на расстеленном запасном чехле флайбота, я успел пожалеть о своей расторопности. Растяжка была символической границей, делившей пещеру надвое, на мою и гномскую половину.
Вот этой-то защиты я и лишил себя, дав малолетнему инсургенту возможность возобновить свои попытки поближе подобраться на ночь -- вплоть до получения им повторной затрещины. Похоже, это уже превращалось у нас в некий ритуал отхода ко сну, своеобразную разновидность «ночного колпака» -- так лавочники в Анариссе называют последнюю за день рюмку джина. Или шнапса. Как раз альтийского…