Темное наследие. Беззвездная ночь. Нашествие тьмы. Путь к рассвету

— Это запах… — Джарлакс, брезгливо сморщившись, прикрыл нос рукой.
— …власти! — закончил Громф начатую фразу, сузив красные глаза и раздувая ноздри красивого тонкого носа. Колдун сделал глубокий вдох, втягивая в себя запах горящей человеческой плоти.
— Совсем не Ллос нагнетает зловещие предчувствия, — внезапно заявил Джарлакс. Ему вдруг захотелось согнать с раздосадованного Громфа спесь, поскорее покончить с разговором и убраться отсюда.
— Что тебе известно? — разом напрягся Громф.
— Не больше, чем тебе, — ответил Джарлакс. — Вполне возможно, что Ллос разгневана бегством Дзирта и уроном, нанесенным часовне. Ведь ты лучше других понимаешь, какое значение имеет это святилище.
В ответ на хитрый тон наемника ноздри мага снова затрепетали. Джарлакс намеренно задел больное место, ахиллесову пяту неуязвимого Архимага. Громф создал самое величественное из украшений часовни, гигантский иллюзорный мерцающий образ, паривший над центральным алтарем. Он беспрестанно менялся, принимая то обличье прекрасной женщины-дроу, то громадного паука. В Мензоберранзане ни для кого не было секретом, что Громф вовсе не принадлежал к наиболее преданным поклонникам Ллос и, создав этот образ, он всего лишь избавился от беспощадного гнева своей матери.
— Но вряд ли Ллос — единственная причина, слишком уж много других происшествий, — продолжал Джарлакс, насладившись мелкой победой. — И большинство из них, как мы видим, подрывают ее власть.
— Божество — соперник? — предположил Громф, видимо выдав больше, чем намеревался. — Или тайный бунт? — Колдун откинулся назад, полагая, что поймал какую-то ниточку, думая, что о подобном восстании главарю наемников уж точно что-то должно быть известно.
Но Джарлакс действительно не знал, имеет ли хоть одна из догадок Громфа под собой основание, так что припертым к стенке он себя не почувствовал.
— Нечто, — только и ответил наемник. — Нечто несущее опасность для всех нас. Уже больше двадцати лет то один, то другой Дом переоценивают важность поимки предателя, и поэтому его значение непомерно возросло, а отсюда и умножились неприятности, которые он вызывает.
— Так ты полагаешь, что все это как-то связано с бегством Дзирта, — задумчиво произнес Громф.
— Я полагаю, что многие Матери так считают, — быстро ответил Джарлакс. — И поэтому его побег действительно сыграл свою роль в том, что на нас надвигается. Но я не говорил и на самом деле не думаю, что твои нехорошие предчувствия связаны с побегом предателя из Дома Бэнр.
Громф закрыл глаза, обдумывая сказанное. Джарлакс, конечно, прав. Мензоберранзан настолько погряз в своих интригах, что правда значила здесь меньше, чем подозрение. Подозрение зачастую оправдывалось и превращалось в пророчество и, таким образом, становилось отцом правды.
— Вероятно, я захочу еще раз переговорить с тобой, наемник, — негромко произнес Громф, и Джарлакс посмотрел на дверь. Рядом с ней все еще горел зомби, уже превратившийся в кучу почерневших костей.
Джарлакс направился к выходу.
— Увы, — с притворной скорбью сказал Громф, и наемник остановился. — Мтар не выжил.
— Тем хуже для него, — бросил Джарлакс, не желая, чтобы маг решил, будто смерть одного члена может нанести ущерб Бреган Д'эрт.
Джарлакс вышел, спустился по веревке и незаметно скользнул в тень, обдумывая все, что случилось. Он редко разговаривал с Громфом, а еще реже Громф давал аудиенцию таким необычным способом. Одно это уже было значительно. Здесь творится нечто странное, что-то действительно носится в воздухе. Джарлакс любил хаос (в основном за то, что из вихря всеобщей неразберихи он выбирался победителем) и теперь был заинтригован. Но еще больше его удивило то, что Громф, несмотря на все его страхи и возможность многое потерять, тоже был заинтригован!
Архимаг подтвердил это, раскрыл все карты, упомянув божество-соперника. Бэнр был прожженным негодяем, несмотря на то что занимал такое высокое место в иерархии Мензоберранзана.
Неверно, мысленно возразил Джарлакс сам себе. Не несмотря, а именно поэтому. За много веков Громф ожесточился; с той высоты, куда он вознесся, даже положение Архимага казалось не таким уж важным, потому что это был крайний предел для мужчины.
 
Наиболее уязвимой стороной жизни в обществе дроу было даже не соперничество Домов, а жесткая система матриархата, установленная последовательницами Ллос. Половина населения города находились в приниженном положении только из-за того, что родились мужчинами.
Они были рабами женщин с рождения.
А порабощение неизбежно рождало ожесточение, даже в таких, — особенно в таких! — кто достиг столь многого, как Громф. С высоты своего положения он отчетливо видел, насколько выше мог бы подняться, если бы всего лишь обладал иными половыми признаками.
Громф дал понять, что он, вероятно, еще раз побеседует с Джарлаксом; у наемника возникло ощущение, что они с магом и впрямь будут встречаться, и наверняка часто. Шагая дальше, он раздумывал, что именно Громф вытянет из бедняги Мтара, поскольку не сомневался, что лейтенант вовсе не погиб, хотя, возможно, пленнику придется пожалеть об этом.
Джарлакс тут же посмеялся над собственной глупостью. Он говорил с Громфом правдиво, поэтому Мтар вряд ли сможет сообщить ему что-то новое. Наемник вздохнул. Он не привык говорить правду, он привык ступать, обходя паучьи сети.
Быстро отбросив эту мысль, Джарлакс переключил свое внимание на город. Что-то в самом деле назревало. Джарлакс, всю жизнь ходивший по краю, хорошо чувствовал это, да и Громф тоже. Очень скоро случится нечто важное, и наемнику необходимо было выяснить, какую выгоду он из этого извлечет, что бы ни произошло.
  
Глава 5
 
ВЫЗОВ БРОШЕН И ПРИНЯТ
 
Когда друзья спустились ниже по склону, Дзирт подозвал Гвенвивар к себе. Пантера неподвижно уселась перед ним, ожидая, что ей скажут.
— Тебе стоило бы взять кошку с собой, — посоветовала Кэтти-бри, поняв намерение Дзирта.
Варвары, несмотря на то что оставили далеко позади свои жилища в тундре и обособленную от всего мира жизнь, по-прежнему настороженно относились к магии. Многие из людей Берктгара побаивались пантеры, да и сам Берктгар чувствовал себя неуютно.
— Довольно с них и того, что я явлюсь в их городок, — ответил Дзирт.
Кэтти-бри нечего было возразить. Для северян зрелище темного эльфа, представителя народа, известного своим коварством и магическими способностями, было еще более неприятным, чем пантера.
— А все-таки Берктгару не повредило бы, если бы пантера ненадолго подмяла его под себя, — не преминула заметить девушка.
Дзирт усмехнулся, представив, как удобно Гвенвивар разлеглась бы на спине гиганта, извивающегося под ней.
— Жители Сэттлстоуна привыкнут к ней, как привыкли и ко мне, — сказал он. — Сама вспомни, сколько лет прошло, прежде чем Бренор стал относиться к Гвенвивар спокойно.
Пантера негромко заворчала, словно понимала каждое слово.
— Годы здесь ни при чем, — возразила Кэтти-бри. — Это произошло после того, как Гвен несколько раз вызволила моего упрямого папочку из серьезных передряг!
Гвенвивар зарычала снова, и Кэтти-бри с Дзиртом от души посмеялись, вспомнив, как злился Бренор. Однако веселье прекратилось, когда Дзирт достал статуэтку и помахал пантере на прощание, пообещав, что снова позовет ее на обратном пути в Мифрил Халл.
Огромная пантера, глухо урча, кругами ходила вокруг статуэтки. Ворчание становилось все тише, и Гвенвивар превратилась в серый туман, который вскоре рассеялся.
Дзирт подхватил статуэтку и взглянул на крыши Сэттлстоуна.
— Ты готова? — обратился он к своей подруге.
— Берктгар — крепкий орешек, — откликнулась девушка.
— Нам лишь нужно, чтобы он понял всю глубину страданий Бренора, — сказал Дзирт, направляясь к городку.
— Нам лишь нужно, чтобы Берктгар представил, как топор Бренора вонзится ему между глаз, — пробормотала Кэтти-бри.