Девочка в реакторе (СИ)

— Нет-нет, что вы!.. — испугалась Рая.
— Не обманывайте, — тяжело вздохнул он.
Раиса растерялась и опустила взгляд.
— Почему вы меня обманули? — строго спросила заведующая на следующий день.
— У меня не было выхода! Скажи я вам правду, вы бы отправили меня домой! Святая ложь во спасение!
— Что вы натворили…
— Но зато я с ним! Ясно вам?!
Заведующая покачала головой.
— Миленькая ты моя! Миленькая моя…
***
— Надежда все-таки есть. Маленькая, но есть, — утешал девушку американский профессор, доктор Гейл. Его акцент немного смущал, но Раиса решила не придавать значения всякого рода мелочам, когда речь идет о жизни любимого мужа. — Такой могучий организм, такой сильный парень!
“Нужна пересадка костного мозга…”
Эта фраза крутилась в голове целый день. Рая сидела в палате недалеко от мирно спящего Василия, дожидаясь его родственников: двух сестер из Беларуси и брата из Ленинграда. Приехала и младшая сестра, Наташа, которой было всего четырнадцать лет. Когда ей сообщили об операции и что ее костный мозг подходит лучше всего, девочка-подросток заплакала:
— Я очень, очень боюсь!..
***
— Я лучше умру, но не трогайте Наташу, ей же всего четырнадцать!! — закричал Василий, когда девушка вместе с американским врачом принесли ему эту новость.
— Его старшей сестре, Людмиле, двадцать восемь. Почему бы вам не попробовать взять ее костный мозг? — выйдя из палаты, поинтересовалась Раиса.
— Успокойся, — она обернулась и увидела медсестру. — Твой муж уже не человек, а реактор. Сгорите оба.
— Врете вы все! Ваша наука и гроша ломаного не стоит!
А где-то в подкорках сознания грелась проворная мысль: а что, если действительно Васеньку не спасут, и он умрет, как те шестеро ребят, что работали вместе с ним? Сердце нещадно заколотилось о ребра, будто пытаясь выпрыгнуть из грудной клетки. Рая с трудом взяла себя в руки и сжала пальцы до побеления: если кто-то увидит слезы на ее бледном лице, то немедленно выпроводят из больницы.
Васе с каждым днем становилось все хуже, и ее отчаянные рыдания только добавят ему страданий.
— Рая, где ты? Рая!
Услышав страдальческий зов, она врывалась в палату, машинально убирала за ним простынку, на которую он ходил под себя, не подпускала к нему солдат, что обхаживали остальных, и верила. Верила, что ее любимый Васенька встанет на ноги, сможет победить эту чертову болезнь и жить нормальной, человеческой, жизнью.
Раиса погладила руки, покрытые волдырями, и улыбнулась.
“Такое все любимое… родное…”
— Рая!!
  
Глава XIII
 
Самолет прибыл в столицу ранним утром.
Сидя у иллюминатора, ученый в толстых очках и багровым лицом, пряча черные руки в карманах куртки, наблюдал, как земля неминуемо приближается — пришлось на время покинуть место происшествия и вернуться обратно домой, где ему предстоял тяжелый разговор.
Она стояла недалеко от трапа, провожая его. Ее длинная юбка развевалась на ветру. Волосы волнующе трепыхались за спиной. Банты пытались распуститься и улететь в ясное небо.
На бледном лице пробежала одинокая слеза.
Девочка, не отрываясь, смотрела, как самолет, поднимаясь ввысь вместе с отцом, исчезает среди ясного неба.
И он тоже проводил ее печальным взглядом.
“Моя дочь…”
Другая дочь встретила его в московском аэропорту. Вместе с ней была Маргарита Михайловна, жена.
Инга распахнула объятия и обняла отца, обхватив руками его шею.
— Я рада, что ты наконец-то вернулся.
— Здравствуй, цветочек.
Они втроем прошли к черной машине.
— Ты выглядишь очень плохо…
— Работа. — Валерий отмахнулся.
— Там все плохо, да?
Он опустил глаза.
— Я вижу это по твоим глазам. Но если ты не хочешь говорить, твое право. Тебе нужно время, чтобы прийти в себя. Потом расскажешь, что там происходит.
“Отвратительные вещи там происходят”, — хотел сказать ученый, сняв очки и протирая от бессонной ночи глаза. Отвернулся к окну, прижав к носу сжатый кулак, и надолго замолчал.
 
“Как им сказать то, что я долгие годы скрывал?”
— У меня сегодня встреча в Политбюро, поэтому я приехал обратно в Москву. К десяти часам меня уже будут ждать. Я заскочу домой, отмоюсь, переоденусь и снова уеду.
— Скажи, Валера, ты ничего не скрываешь?
Он в упор посмотрел на жену.
Маргарита Михайловна все поняла.
— Я не стану больше об этом спрашивать, пока ты сам не захочешь все рассказать. Но все же… не покидай нас так быстро…
— Не могу, у меня слишком много дел и забот, и я понятия не имею, когда и чем все это кончится. Да, мы перестали общаться, но на это есть свои причины, — Валера погладил жену по плечам. К горлу подкатил комок боли от несказанных слов, но он сдержался, обещая, как только выйдет за порог, то даст волю своим эмоциям, — все у нас будет как прежде, вот увидишь.
***
— Позовите Владимира Губарева. У меня с ним назначена встреча.
В кабинет вошел невысокий мужчина с поредевшими волосами в белой форме и с камерой на шее.
Валерий на следующий день вернулся обратно в Чернобыль:
— Мне неважно, кто виноват и в чем причина происходящего! — генеральный секретарь с коричневой “отметиной” на залысине грозно ударил кулаком по столу. — А теперь будьте любезны вернуться на свои места, — произнес он после долгой тирады, махнув рукой в сторону выхода.
— Мне стоит задержаться, товарищ Щербина? — когда руководители, прихватив с собой папочки с документами, вышли из огромного, увитого колоннами, зала, ученый подошел к Борису Евдокимовичу, спрятав руки в карманы темных брюк.
— Да, вы остаетесь здесь, Валерий Алексеевич.
Едва переступив порог своего кабинета, Валера бросился к телефону, набрал на нем номер и прокричал в трубку:
— Я хочу немедленно с ним поговорить!
Аппарат снова громко зазвонил:
— Щербина просит вас вернуться в Чернобыль!
В четыре дня самолет вылетел в Киев.
“Задачи остаются прежними. Во-первых, необходимо пронаблюдать за состоянием четвертого блока, так как основные засыпки уже окончены. Нужно вводить специальные зонды, чтобы измерить температуру внутри реактора, его радиационные поля и контролировать движение радионуклидов в воздухе.
Во-вторых, необходимо как можно скорее расчистить территорию промышленной площадки вокруг атомной станции.
И, в-третьих, начать работать по сооружению туннелей под фундаментом разрушенного блока.
Ну и последнее: оградить тридцатикилометровую зону, начать работы по измерению радиационных доз на ее территории и за ее пределами, и дезактивировать большую ее часть”
Когда приглашенный Владимир Губарев, журналист из газеты “Правда”, присел перед ученым, тот встал, засунул руки в карманы брюк и, подойдя к зашторенному окну, остановился, бросив взгляд на улицы опустевшего города.
— Вова, я знаю тебя со студенческой скамьи. Мы проучились с тобой до самого последнего курса…
— Слушай, на тебе лица нет. Ты, случаем, не заболел?
Валера достал из кармана пиджака пачку сигарет и прикурил. Издал тяжелый вздох и посмотрел на огонек на кончике сигареты. Поднес ее ко рту и затянулся. Выпустил дым через приоткрытые губы и вновь устремил взор на улицу.
— У меня столько всего накопилось, ты себе это представить не сможешь.
И академик продолжил, выдержав паузу:
— Это случилось десять лет назад, я уже тогда работал в курчатовском институте, преподавал неорганическую химию, изучал ядерную реакцию и писал статьи на тему атомных реакторов.
Однажды я увидел одну девушку, журналистку. Она захотела пообщаться со мной тет-а-тет.
Мы с ней не раз беседовали после, а потом у нас все закрутилось. Я переспал с ней раз, потом еще раз, и еще раз, а потом я узнал, что она беременна. У нас родилась дочь. А потом я ушел, оставил ее с дочерью потому что любил только одну женщину, свою Маргариту.