Провокатор (СИ)

Прочие же буквально дергали меня за рукав при каждой встрече и требовали новых прогнозов. Даже Савинков не удержался и начал меня теребить, заходя исподволь — расспрашивал о военной службе и военном обучении в Америке, о возможностях достать там оружие…
— Боря, а зачем вам сейчас оружие? У вас же нет ни подготовленных боевиков, ни понимания тактики. Даже если представить, что все это в наличии — то нет ясного видения, как это использовать.
Мы шли от Белевских по Спиридоновке, загребая ногами мартовскую сухую серо-коричневую смесь снега, песка и глины, покрывающую все московские улицы. Проезжавшие сани на проплешинах скребли по брусчатке, перетирая “халву”, отчего получался даже еще более неприятный звук, чем просто металл полозьев по камню. Но запах — запах был что надо, пахло неуловимым сочетанием холодной свежести, нашатырной резкости и дынного аромата, пахло весной.
— Мы должны быть готовы… — упрямо заявил Савинков.
— Вот именно. А для этого нужны тысячи бойцов, сотни командиров и десятки инструкторов. Вот они-то и нужны в первую очередь. У вас есть связи в Париже? Найдите выживших коммунаров, расспросите о том, как проходили уличные бои, вряд ли в тактике что-то изменилось, кроме пулеметов. Есть связи на фабриках? Готовьте дружины — сперва для охраны митингов и забастовок, чтобы не могли затесаться провокаторы, чтобы городовые не могли выхватывать из толпы по одному. Но смею вас заверить, что десятки тысяч пусть невооруженных, но сознательных рабочих будут для власти куда страшней тысячи боевиков. Вооруженное подполье — это игра на чужом поле и по чужим правилам, тут государство всегда будет сильней просто за счет систематического подхода, оно будет душить вас пусть медленно и плохо, но ежедневно и ежеминутно. Я уверен, что незачем и в террор играться, он эффектен, но неэффективен. Главное — пропаганда, подготовка, создание инфраструктуры и увеличение числа сторонников, тех самых сознательных рабочих. Поэтому пока — пока! — надо делать кружки на фабриках, нужна простая и ясная литература, нужны курсы. Вот, насколько я знаю, начальник московского охранного отделения Зубатов патронирует создание подконтрольных рабочих союзов, так ему надо помочь.
Савинков вскинулся с немым вопросом в глазах.
— Да, помочь охранке. Они сами делают для нас отличную трибуну. Пусть рабочие начинают бороться за “копейку”, наше дело — объяснить, что без борьбы с властью и копейка не получится. Кстати, найдите слесаря с кирпичного завода Ивана Федорова, в той заварухе с жандармами я был рядом с ним, сдается мне, он будет очень полезен для дела. Я со своей стороны попробую его разыскать через рабочих Бари.
Я снова втянул носом чудесный запах весны и остановился у окна булочной — булошной, как говорили москвичи. Витрина по случаю Великого поста изобиловала “постными жаворонками” — сезонными булочками в форме птичек с изюминками вместо глаз, но меня больше интересовало отражение, потому как оглядываться каждые две минуты было не слишком удобно и слишком заметно, а проверяться надо. Все было чисто и мы с Борисом расстались — он двинулся в легендарную “Чебышевскую крепость”, а я по своим делам и домой, где меня ждал пакет из Швейцарии.
Наша цюрихская патентная контора разродилась обстоятельным полугодовым отчетом и что-то он меня не порадовал. Нет, деньги никто не крысил, перерасхода не было, но вот прибыток был мизерный — и это при том, что я отбирал наиболее перспективные и удобные для внедрения вот прям щаз изобретения. Слава богу, контора содержала себя сама, даже выплачивала какие-то смешные дивиденды, но КПД был низок, низок, низок! Видимо, придется ехать туда самому и налаживать работу на месте, на письма особой надежды нет.
Пока я ковырялся с таблицами, появилась Варвара. Раскрасневшаяся с холода, с блестящими глазами она была чудо как хороша, но опытная Марта, едва приняв шубку и шляпку, сразу поняла, что лучше пока спрятаться и удалилась в свою комнату, а я, будучи в парах патентной фразеологии, попытался Варвару обнять, но был отстранен и не допущен к поцелую в щечку.
 
— Что у нас случилось? — поинтересовался я, пододвигая стул.
— А то ты не знаешь! — надулась Варвара.
Так, у нас, кажется, скандал и пока неясно из-за чего — что-то я за собой никаких грехов не припомню. Цветы и подарки были, внимание уделяю, в театры и рестораны вожу (за спиной, конечно, шушукаются, ну и фиг с ними — мы взрослые цивилизованные люди передовых взглядов), в постели все отлично, день рождения у нее в мае. Неужели она собралась меня окольцевать? Не похоже. На мои осторожные расспросы Варвара только фыркала и всячески изображала обиду, но после получасовых усилий причина была, наконец, выяснена. Оказывается, у нас уже две недели как наступил новый модный сезон, а я, мерзавец такой, до сих пор не озаботился обновлением варвариных туалетов, из чего следует, что я не обращаю на нее внимания и вообще негодяй. В отличие от ситуации в мое время, когда модные новинки можно было добывать круглогодично, тут полагалось обновлять гардероб к весне, так что нам непременно нужны были платье из клетчатой шотландки, платье с косой застежкой, жакет на меху, шарф-бант и пара-тройка шляпок — все, как советовал знаменитый парижский журнал La Mode Pratique, достигший Москвы как раз в эти дни.
Я облегченно выдохнул и мы отправились в трехдневный квест по магазинам, портным и модисткам, где я с печалью обозревал суетящихся вокруг заказчиц и манекенов закройщиц, приказчиков, шляпниц и бог весть кого еще, изредка встречаясь безысходными взглядами с другими жертвами моды, сопровождающими своих дам. Лексикон этой суеты состоял преимущественно из непонятных мне французских слов, вот откуда бы мне знать, что гродетур, грогрен и гроденапль это шелковые ткани, а люстрин и марселин — шерстяные или что рукав-буфф на самом деле жиго? Надо, надо в придачу к немецкому учить и французский, бедная моя голова…
Зато по возвращении домой мне воздалось сторицей — сколько раз примерка обновки завершалась счастливым визгом и падением на постель вдвоем. Правда, с нынешним конструированием одежды надо что-то делать, все адски неудобно, на сотнях застежек, пуговичек, шнурочков, пока все это снимешь — упаришься. Прав, безусловно прав был Антон Павлович, писавший “Употребить даму в городе не так легко, как они пишут. Я не видел ни одной такой квартиры (порядочной, конечно), где бы позволяли обстоятельства повалить одетую в корсет, юбки и турнюр женщину на сундук, или на диван, или на пол и употребить ее так, чтобы не заметили домашние”. Но мы как-то справились, благо уже со второго платья перешли к примерке без корсетов и прочего лишнего. Как оказалось, лучше всего способ “на голое тело” подходил для чулок, шляпок и шарфиков, отчего процесс занял всю вторую половину субботу и почти все воскресенье.
Весь конец марта и начало апреля, помимо работ в конторе Бари, начисто занял аврал с Собко — мы гнали чертежи, чтобы успеть показать их дирекции дороги до пасхальной недели. По ходу дела, бывая в железнодорожных мастерских и наблюдая, как мучаются рабочие с винтовыми сцепками, я поинтересовался у Василия Петровича — а что, в России автоматическая сцепка неизвестна?
— Вы имеете в виду сцепку Джаннея? — я глубокомысленно кивнул в ответ, черт его знает, как она тут называется. — Да, ее пытались использовать, но не очень успешно. Ее все равно необходимо взводить, то есть она не совсем “автоматическая” да и защелкивается она не всегда.
А я начал вспоминать — а нет ли у меня на планшете в папке “технопорно” какого-нибудь видео с общеупотребимой на советских и российских дорогах автосцепкой? Сколько раз мы путешествовали на товарняках, сколько раз наблюдали сцепление-расцепление — там же ничего сложного, сплошные чугуниевые захваты с фиксаторами… Но пока надо было готовить чертежи и я отложил эту идею.
 
Проект мы сдали, следом кончился Великий пост и буквально через пару дней после Пасхи пришла ошеломляющая новость — после американского ультиматума и начала блокады Кубы Испания объявила войну САСШ. Читатели у Белевских меня буквально приперли к стенке с требованием новых прогнозов, но я отбивался, как мог и сумел оттянуть неделю до появления Семена Аркадьевича, так как ему это будет интересно в первую очередь.