Будет больно (СИ)

— Ты так ее любишь? — Катя опускается в офисное кресло и с интересом меня рассматривает. — Ее ты пытался вычеркнуть из своей жизни с помощью меня?
Эта песня хороша — начинай сначала. Но я злюсь, потому что они обе правы: и Катя, и мама. А я отрицаю и поэтому только больше себя теряю.
И теперь до меня доходит, что как бы я ни ненавидел ее, она мне нужна.
— Прости, — смотрю на Катю, говоря со всей искренностью и сожалением, на которые способен. — Мне так жаль.
— Так бывает, — пожимает девушка плечами. — Люди делают другим больно, потому что больно им самим.
— Я не хотел делать никому больно.
— Но сделал. И мне, и ей.
— Не думаю, что ей больно, потому что она бесчувственная тварь.
Катя смеется. Да так заливисто, что я ни черта не понимаю, хотя это состояние для меня уже становится привычным. Если ей больно, то почему она так смеется? Наверное, потому, что умеет ее принимать. Катя ведь сразу почувствовала, что мой интерес к ней продиктован не внезапно вспыхнувшей симпатией.
— Вадим, неужели ты так просто ее отпустишь?
— А что я должен сделать после всего, что сделала она? — действительно чувствую себя идиотом.
— Для начала перестань ненавидеть себя.
— Ты разговариваешь как моя мать. Ни черта не понятно.
— Потому что ты не хочешь понимать.
Обуваюсь и, поднявшись, целую Катю в макушку.
— Спасибо, — говорю и выхожу из кабинета, на ходу набирая номер Лизы.
Но абонент недоступен, и сам не знаю почему, но возникает предчувствие, тяжелое и тревожное. Надеюсь, в этот раз интуиция, будь она неладна, меня подводит.
  
Глава 45 Лиза
 
Провожу пальцем по толстому слою пыли на подоконнике и вдыхаю застарелый запах дешевых сигарет, пропитавший обои. Не знаю почему, но я попросила когда-то Фила не продавать эту квартиру, вернее ее подобие. Наверное, она напоминала мне о начале новой жизни, когда я верила, что все будет хорошо.
Открываю окно, потому что начинает кружиться голова от застоявшегося воздуха, и улыбаюсь. Как будто мне снова семнадцать, и жизнь заиграла новыми красками.
А ведь я верила, что мы будем счастливы. И верила, что, наказав всех, я обрету покой. Дура, малолетняя идиотка, помешавшаяся на своей боли.
Но почему Фил мне во всем потакал? Он был старше, он должен был понимать, что я все делаю неправильно.
Прикрываю одну деревянную раму, вторую оставляю распахнутой и совсем как раньше устраиваюсь на подоконнике. Только сигареты не хватает. Стоило так подумать, как от желудка поднимается рвотный спазм.
— Да не собираюсь я курить, — говорю я в стену.
Тошнота отступает, а я, прикрыв глаза, вспоминаю, как все тогда было.
Я не знала, чем занимается Фил, но он говорил, что есть у него знакомые люди, которые могут помочь в наших поисках. Я просила начать с моей матери. Он долго пытался найти ее следы. И неудивительно. Генрих Львович вспомнил, что у нее были проблемы с паспортом.
С Радой и Мишей было проще. Их поиски мы начали не сразу, а только через лет пять или шесть, когда я окончила вуз. Я была обижена на Раду, но не ненавидела ее. Как ни пыталась, не могла. Вся моя злость и ненависть почему-то обрушились на Мишу и мальчика, которого я даже не знала. Будто именно из-за них у меня не появилась новая мама.
Миша к тому времени начал активно развивать бизнес. Фил где-то около года отслеживал прогрессивный рост, а потом предложил:
— Надо его обанкротить, чем не месть?
Деньги, деньги, деньги… Я хотела укусить больнее, но Фил убедил меня, что обанкротить фирму — лучшее решение. Я согласилась с ним. Только как нам надо было это сделать?
Я уже и не помню, чьей точно была идея охмурить Мишу. Но я почему-то была уверена, что моей. Хотя помню, как вскочила с этого подоконника и возмутилась:
— Спать я с ним не стану.
— Тебя никто и не просит. Я об этом позабочусь.
Мы присматривались к Мише, узнавали его привычки, увлечения. Это растянулось надолго, потому что он часто мотался то в Москву, то еще куда. Наше знакомство все-таки состоялось, хотя мне было нелегко улыбаться ему и строить саму невинность.
 
А он так за все время ничего и не понял. Наверное, потому, что действительно меня любил. Зато Вадим меня раскусил как будто с первого взгляда. По крайней мере точно что-то заподозрил…
— Милая, да ты никак ностальгируешь? — слышу голос совсем рядом и открываю глаза.
Фил стоит, привалившись плечом к стене, и насмешливо меня рассматривает. Какое, однако, хорошее настроение у человека. Так и хотелось съязвить что-нибудь по этому поводу, но я сдерживаюсь и отвечаю:
— Как мы до этого дошли, Фил?
Улыбка тут же сползает с его губ.
— Милая, тебе нужна была месть, мне нужны были бабки — вот и весь расклад. Так что ты такая печальная, Лиза?
— Маша, — поправляю я его. — У меня к тебе будет последняя просьба.
— И какая же? — Фил подходит ближе. — Не всем отомстила?
— Помоги паспорт поменять.
— Снова хочешь начать жизнь с чистого листа? — спрашивает серьезно, даже грубо, и от этого тона мне становится не по себе. — Уж не с пасынком ли своим? Хотя вряд ли, он должен тебя ненавидеть и желать стереть в порошок.
Уже стер, только вряд ли сам это понял.
— Фил, просто помоги, и мы разойдемся.
— Разойдемся? — он зло смеется. — Ты сама себя слышишь? Мы с тобой слишком крепко повязаны, — наклоняется к моему лицу и ведет пальцем по скуле, а я зажмуриваюсь. — Что ты, милая? Не нравится? А с этим сопляком тебе нравилось трахаться?
— Такое впечатление, что ты ревнуешь, — распахиваю глаза и с вызовом смотрю на Фила.
Взгляд его еще больше ожесточается, а слова парализуют:
— Ты никуда от меня, детка, не денешься. А если попробуешь свалить куда-нибудь, то я тебя сдам ментам. Счет в Карибском банке кто открывал? Кто пятнадцать лет жил с чужими документами? Попробуешь сдать меня, я потащу тебя за собой. Видишь, милая, сам бог велел нам идти рука об руку по жизни.
— Но… — я не знаю, как сказать, чтобы не разозлить его еще больше. — Фил, я беременна.
Он отстраняется так резко, будто я сказала, что у меня проказа. Смотрит, и даже щека его немного дергается.
— Значит, так, — наконец-то говорит ледяным тоном, и я понимаю, что в его решении для меня не будет ничего хорошего. — Идешь на аборт, и это не обсуждается, — добавляет, заметив, что я собираюсь возразить.
— Какое ты имеешь право?..
— Я? — повышает голос, снова подходя и нависая сверху. — Какое право имею я? Милая, кто тебя вытащил из дерьма? Кто отогрел, напоил, накормил? Пожалел девчонку — и вот благодарность?
Он манипулирует мной, но все равно странный укол совести пробивает грудь. Неужели я была недостаточно благодарной?
  
Глава 46 Лиза
 
Фил видит мое временное замешательство и продолжает давить, но сбавляет обороты:
— Лиза, милая, — меня уже начинает коробить от его «милая», — нам же было так хорошо вместе, — снова проводит рукой по моей щеке, но на этот раз я не зажмуриваюсь, а дергаюсь, ударяясь головой о раму. — Хочешь, мы вернем то время, снова станем счастливыми? И сама подумай, ребенок никак не вписывается в нашу жизнь.
— В твою, может, и не вписывается, а в мою очень даже, — говорю спокойно, чтобы не вызвать очередной приступ агрессии.
— До тебя, кажется, не доходит, — удрученно качает Фил головой, а потом резко дергает меня за руку на себя.
— Мне больно, — эта фраза становится почти моим девизом.
— Лиза, ну какая из тебя мать? — усмехается он мне в лицо. — У тебя не было достойного примера перед глазами. И что потом, когда тебе надоедят пеленки-распашонки? Когда ты увидишь в этом ребенке свою ошибку? И он ведь будет напоминать тебе о боли, которую тебе принесли те люди, и о боли, которую ты причинила им. Этот сопляк не простит тебя, он еще слишком юн и вспыльчив. Уверен, сейчас он трахает какую-нибудь шлюху и топит воспоминания о тебе в бутылке.