Будет больно (СИ)
Неужели Лиза настучала? Не удивлюсь, если она собиралась так сделать, но… Не сейчас же.
А почему нет? Потому что мы потрахались пару раз? Кажется, я лишнего уже надумал. Осталось только поплыть от ее прелестей.
— Как дела в Москве? — начинаю разговор первым.
— Не очень, — отвечает отец, а потом добавляет с усмешкой: — Старею, наверное, вот и хватку теряю.
Или здесь что-то другое. Но как связать свою интуицию с фактами, которых пока мало?
— А этот Фил тебе помогает? — спрашиваю аккуратно. — Он вроде неплохой финансовый аналитик.
— Он меня за последний год не раз выручил. Фил тебе чем-то не понравился? — интересуется отец, намекая, что не просто так я его пробивал.
— Я просто хотел больше узнать о новоявленных родственниках, — пожимаю равнодушно плечами.
Мы снова замолкаем, и я понимаю, что нам обоим сейчас тяжело. Отец чувствует себя как между двух огней, думая, что мы с Лизой не смогли найти общий язык, а я… А я терзаюсь чувством вины.
Охренеть у меня отношения с отцом стали. И как бы банально это не было, но все из-за женщины.
— Насчет Лизы… — наконец-то начинает он как можно мягче. — У вас с ней как-то не складывается, насколько я понял.
О, у нас все сложилось, пусть и не так, как хотел отец. Или не сложилось, а запуталось?
— С чего ты взял? — спрашиваю, надеясь, что отец не скажет сейчас, что от Лизы.
— Мне так показалось. Я понимаю, что мы с твоей матерью… — замолкает, подбирая слова. — В общем, я не перестал ее любить, но иногда отношения просто изживают себя. А Лиза стала новым этапом моей жизни.
Меня как-то цепляют последние слова. Будто отец говорит об очередном проекте. Но, скорее всего, это издержки профессии. Как я могу сказать, что Лиза стала вирусом в моей голове — надо обновить систему.
— Я не подросток, так что не надо со мной разговаривать, обходя острые углы. Я понимаю, что вы с мамой просто расстались. Так бывает — это я тоже понимаю.
— Но Лиза тебе все равно не нравится, — заканчивает мою мысль отец.
Но мысль неправильная. Она спит со мной… Или спала? Все закончилось там, на Ямайке.
— Мне на нее плевать, — выходит довольно резко.
— Я встретил Раду в Москве…
Вот теперь понимаю, почему мама мне звонила. Если она видела отца в столице, то не могла не заметить, что у него проблемы. Но как ее так быстро занесло из Швейцарии в Москву?
— Мама в Москве? — спрашиваю удивленно.
— Да, — кивает отец. — Ты же знаешь, что она чувствует, когда близок взрыв.
— Она приехала к тебе?
— Не знаю. Она говорила, что была в Питере, но… Впрочем, неважно.
— Что неважно? — иду в наступление. — Когда вы разводились, мама говорила, что никогда не простит тебя за то, что ты бросил ее.
— Ты слышал, — не спрашивает, а констатирует отец, потирая глаза пальцами. — Это было давно. И к нашему разводу никакого отношения не имеет. Ты же знаешь, что мы с твоей мамой были вместе со студенческих времен, но почти двадцать лет мы не могли…
Прерывает эту минуту откровенности сообщение, пришедшее на телефон отца. Он берет в руки смарт и смотрит на экран. Переводит взгляд на меня — в нем непонимание, растерянность.
Потом сообщения летят быстро, как будто загружаются фото.
Интуиция не просто орет, а вопит на все голоса. Что там?
— Вадим, — голос отца становится хриплым, — как… что…
Договорить он не успевает — телефон падает на пол, отец сгибается, тяжело дыша.
Я тут же вскакиваю с кресла и падаю перед ним на колени, не понимая, что делать. Рука на левой стороне — сердце. Говорить не может — только хватает ртом воздух. Но глаза… Глаза отца говорят о многом.
Я переворачиваю экраном вверх упавший смартфон и вижу последнее сообщение.
«Сука!»— тут же думаю я, но выхожу из мессенджера и звоню в скорую.
Законы не физики
Они сидели на низком широком подоконнике, глядя на закат. Еще один день. Такой новый и счастливый для нее. Квартира была маленькой, бедно обставленной. Даже не квартира, а комната.
Дом, куда они приехали, был красивым. Когда-то… Сейчас потемневший, местами потрескавшийся, но сохранивший какой-то отголосок царского величия. Лепнина внутри, лестницы с широкими ступенями, комнаты большие, правда, переделанные. Но и социализм привнес в это здание свой дух: жестяные банки из-под консервов на этажах, дерматин на некоторых дверях, коврики перед ними.
Такое, казалось, осталось где-то максимум в начале 90-х, но этот дом, видимо, там и застрял. А за окном уже был двадцать первый век.
Но она полюбила эту комнату с первого взгляда. И старый тяжелый карниз с позолотой, и тройной слой вздувшихся обоев, и скрипевший деревянный пол. Кухня была здесь же, в углу напротив дивана. Плита на две конфорки, шкафчики с немногочисленной посудой возле окна: один подвесной, второй на полу. Даже имелась маленькая отдельная комнатка, открыв которую, сразу упираешься коленями в унитаз, а чуть делаешь шаг вбок — падаешь в тесную душевую кабину.
Но она привыкла. Нет, даже не так. Она полюбила эту комнатушку, ставшую ей домом. Новым домом.
И сейчас они сидели как обычно: друг напротив друга, ноги валетом, затылки к холодной застывшей краске и взгляды, устремленные в окно.
— Дай мне попробовать.
Фил удивился, но понял. Протянул сигарету и с интересом посмотрел. Затянулась, вдохнула — закашлялась.
— Не все получается с первого раза, — усмехнулся Фил.
— У нас получится ведь?
Она посмотрела на него с надеждой, хоть и сомневалась. Ей просто хотелось начать новую жизнь, а не возвращаться к старой. Но Фил убедил, что все должны заплатить. Если их не наказывает провидение, то должны наказать люди.
Только на пути к наказанию много преград. И растянется оно не на один год.
— С чего начнем, Маша?
— Меня зовут Лиза.
— Хорошо, с чего начнем, Лиза?
— С моей матери.
— Мы все сделаем, милая, — улыбнулся Фил, снова закурив.
И протянул ей сигарету. Снова затянулась — горло чуть засаднило, но уже без кашля. Привыкла привыкать… Какая жестокая, но точная тавтология.
Дым разбился об окно и обратно ударил в лицо.
Да, третий закон Ньютона. Только теперь его надо было применить к жизни. Жизни других людей.
А там никакие законы не действуют…
Глава 27 Лиза
Стеклоочистители не успевают справляться с дождем. Я сбавляю скорость и, чертыхнувшись, отбрасываю телефон. Фил не отвечает второй день.
Звонить ему я начала еще на Ямайке, в аэропорту, по дороге в пустой дом. И сейчас…
— Куда же ты, мать твою, делся? — спрашиваю в пустой салон и бью руками по рулю.
Машину почти выносит на встречку, и я ледяными ладонями пытаюсь ее выровнять. На дворе ночь, но я не стала ждать. Дома только приняла душ и переоделась. И несмотря на усталость, лечу в клинику.
Бросаю авто напротив центрального входа и, поднявшись по ступенькам, дергаю дверь. Закрыто, что неудивительно. Обхожу здание в поисках открытой двери, промокаю до нитки за минуту. Дождь бьет по плечам, капли неприятно стекают с волос, на спину и грудь, одежда липнет к телу, но мне плевать.
Делаю почти круг вокруг клиники, и наконец-то белая пластиковая дверь поддается. Вхожу внутрь и лечу по коридору на свет, оставляя за собой дорожку из капель. Как мотылек на огонь.
Только уже поздно — я сгорела. В тот момент, когда со мной связалась регистратор из этой клиники. Я не хотела, чтобы все так получилось. Так не должно было случиться.
Девушка за стойкой дергается, услышав мои шаги, и поднимается с места.
— Как вы?.. — начинает она.
— Мой муж… мне звонили… — пытаюсь произнести связную фразу, пока девушка хлопает глазами.