Невозможное (СИ)

— Это я, — успокаивающе произнёс Ферн. — Простите, что так долго. Тут всё как-то поменялось… Без Эмили.
— Без Эмили? — удивлённо переспросила Эйлин. — А куда она делась? Мальчик мой… Неужели… — Она приподнялась на постели и посмотрела на Ферна с таким сочувствием, что у Охотника сжалось сердце.
— Значит… — Он с надеждой и страхом вгляделся в лицо старой Охотницы. — Значит, вы её помните?
— Ещё бы мне её не помнить, — усмехнулась Эйлин. — О ней весь Ярнам говорит. Так что — с ней что-то случилось? Бедный ты мальчик, вы ведь так недавно женаты…
— Я… Ох, госпожа Эйлин… — Ферн обессилено опустился на пол рядом с тюфяком и провёл рукой по лицу. — Я ничего не понимаю. Я пришёл сюда сегодня — и не нашёл Эмили. Спросил у Агаты, не знает ли он, куда она ушла — а Агата сказал, что вообще понятия не имеет, кто такая Эмили… И что я никогда не был женат, и моя жена мне просто приснилась. Я бы подумал, что бедняга сошёл с ума, но… — Ферн тоскливо оглядел комнату. — Всё тут изменилось. Все вещи не на своих местах. Грязно, пыльно… Эмили ни за что не допустила бы такого. Что произошло? Я не понимаю…
— Ох, сны… — Эйлин приподнялась на локтях и сочувственно вгляделась в лицо Охотника. — Это такая странная штука, мальчик. Я больше не вижу снов. А ты видишь? Ты знаком с Куклой? Ты разговариваешь с Германом, когда он не спит в своём саду? Малютки-Посланники протягивают тебе тонкие бледные руки, чтобы перенести туда, куда ты желаешь попасть? — Она мечтательно улыбнулась. — Прекрасный сад, чудесный аромат белых, похожих на звёзды цветов… Лестница ведёт мимо ряда надгробий к дверям мастерской. А внутри… Горит камин, пахнет кофе, на верстаке разложены инструменты… Я скучаю по тем временам, — призналась она тихо. — Но… Я рада, что эти сны отпустили меня. Теперь я хотя бы знаю, где заканчиваются сны и начинается явь. А ты, похоже, только что потерял эту границу.
— Я… Я действительно запутался, — прошептал Ферн. — Потерялся… Погодите! — Он с силой сжал виски ладонями. — Я вспоминаю, что… Герман предупреждал меня, что опасно доверять снам, что они могут подменить собой реальность. Он сказал тогда, что… Да, он сказал, что я должен избавиться от снов о девушке, которая стала моей женой! — Он с ужасом уставился на строгое и печальное лицо Эйлин. — Так, выходит… Эмили просто мне приснилась?
— Не так всё просто, парень. — Охотница невесело усмехнулась. — Я ведь тоже была с ней знакома. А я давно уже не вижу снов, я ведь сказала.
— И как это понимать?! — Ферн потряс головой. В мозг вползали ледяные щупальца безумия. — Где моя Эмили, если она реальна, если она не приснилась мне? Куда она пропала и почему всё здесь так изменилось?
— Красная Луна взошла, — медленно проговорила старая Охотница. — Грань между человеком и чудовищем тонка, но окончательно размыть её Луна может только на границе сна и яви. Я не знаю, мальчик, что с тобой приключилось. Я бы предположила, что ты видишь меня во сне, но я-то тебя тоже вижу, а я точно не могу видеть снов… Ищи ответы, пробирайся в глубь мира снов, коснись самих Кошмаров. Возможно, твоя Эмили где-то там.
— Ладно, буду искать, — пробормотал Ферн. Голова у него шла кругом. — А что мне ещё остаётся?.. — Он поднялся на подгибающиеся ноги. — Отдыхайте, госпожа Эйлин. А я пойду осмотрюсь — выясню, что ещё изменилось в Ярнаме.
— Береги себя, — сказала ему вслед старая Охотница. — Если ты пропадёшь, то кто же отыщет Эмили и вернёт её домой?
Ферн рассеянно покивал, прикрывая за собой дверь лазарета. Первым делом он собирался отправиться по другому делу, но Эйлин об этом говорить не стоило…
Главный собор после смерти викария Амелии пустовал. В живых (или хотя бы в здравом рассудке) не осталось ни одного служителя Церкви Исцеления, кто мог бы поддерживать там порядок, зажигать свечи и читать молитвы перед алтарём с черепом Первого Викария. Ферн несколько раз заглядывал внутрь, но входить не решался: гулкая пустота под величественными сводами дышала холодом и пахла смертью.
 
Охотник медленно поднимался по лестнице, ведущей в алтарный зал. Прислушивался: не раздадутся ли какие-нибудь звуки, которые могли бы подсказать, что за враг притаился в соборе. Но было совершенно тихо, и только где-то словно бы что-то медленно капало.
Достигнув вершины лестницы, Ферн остановился и вгляделся в полумрак. Сквозь витражные окна проникало совсем мало лунного света, и простой человек, чьё зрение не было усилено инъекциями Древней крови, вряд ли смог бы что-то разглядеть.
Охотник же успел увидеть, что от алтаря к нему метнулась тень.
Мелькнул в тусклом лунном луче размытый, туманный силуэт. Исчез там, появился здесь… Взглядом не уследить! Что это за существо?
Почти невидимый противник вдруг возник совсем рядом, и Охотник едва успел вскинуть пистолет, чтобы выстрелом сбить тому атаку. Враг отступил на пару шагов, и Ферну наконец удалось рассмотреть его чуть более отчётливо: в руке изогнутый меч, на голове металлический шлем, тускло поблёскивающий в лунном свете. И… Одеяние из перьев, такое же, как у Эйлин.
«Ворон?.. Не может быть…»
Сам Кровавый Ворон Кейнхёрста.
Ферн слышал о нём, но никогда не сталкивался, и уже привык считать его историю чем-то вроде мрачной легенды. Когда-то давно отряд Охотников Церкви под предводительством мастера Логариуса напал на замок Кейнхёрст, желая истребить всех подданных королевы Аннализы, последней носительницы крови птумерианской королевы Ярнам. Безумный фанатик Логариус ненавидел кейнхёрстцев, которых называли Нечистокровными, до такой степени, что без малейших колебаний организовал и возглавил настоящее избиение. В замке тогда погибли все: и рыцари Аннализы, и их жёны и дети, и слуги… Только саму королеву Палачам не удалось умертвить: Запретная кровь королевы Ярнам сделала её бессмертной. Но Логариус поклялся прервать кейнхёрстский род раз и навсегда, поэтому сделал всё, чтобы отрезать Аннализу от мира: заперев её в тронном зале, он добровольно надел на себя Корону Иллюзий, позволяющую скрыть эту часть замка от любого нежелательного визитёра. И только его смерть развеяла морок, явив миру мрачные тайны Ледяного замка.
А убил бывшего мастера Логариуса, предводителя и вдохновителя банды Палачей, не кто иной, как Охотник Ферн…
Он помнил ужас и отвращение, охватившие его, когда он узнал жуткую правду. Да, Нечистокровные отнюдь не были безгрешными, невинными мучениками. Да, они похищали ярнамитов для того, чтобы добывать из их крови сгустки и преподносить своей королеве, потому что только так она могла выносить и родить новое Дитя Крови. Но в глазах Ферна никакие злодеяния и прегрешения королевы и её двора не стоили ужасной мучительной смерти детей, жён рыцарей и простых слуг, никоим образом не ответственных за проводимые в замке ритуалы.
Ферн убил Логариуса без сожалений и угрызений совести, развеял иллюзию и вошёл в тронный зал последней из Нечистокровных. Конечно, он не стал присягать ей на верность, но преклонил колено, проникнувшись уважением к стойкой королеве, в одиночестве хранящей память, честь и кровь своего рода в пустом и мёртвом, продуваемом ледяными ветрами замке. И пообещал себе иногда наведываться к Её одинокому величеству и… Просто приветствовать и выслушивать ответное приветствие, произнесённое холодным и усталым голосом.
Он думал, что Аннализа — и в самом деле последняя из Нечистокровных. А оказалось…
Думать ему, впрочем, сейчас было некогда. Уже в следующее мгновение он кружил по залу собора в смертельном танце, будто невидимой нитью связанный с нечеловечески быстрым и ловким противником. Ворон, казалось, не ступал по мозаичным плитам пола, а исчезал в одном месте и появлялся в другом, атакуя внезапно и молниеносно. Вдруг он вонзил свой изогнутый меч в собственное тело. Клинок охватило тусклое багровое сияние, казалось, впитавшее свет красной Луны, льющийся в окна. Ферн, поражённый этим зрелищем, на мгновение потерял концентрацию… И через мгновение дымящийся алым туманом Чикаге с жадностью напился его крови.