Чаша отравы (СИ)

— Да. Мы — то есть Орден — остаемся именно в России как государстве-ядре. Нам достаточно только ее. Остальные республики СССР пусть интегрируются в мировую цивилизацию как хотят, — ответил генерал. — Главное наше требование — чтобы их новые власти не вредили нам, будущим владельцам страны. Но, уверен, мы найдем общий язык. И неважно, как они будут относиться к России. Допускаю, что и крайне враждебно, но, думаю, нам, элитам, делить особо нечего, мы всегда найдем общий язык и договоримся. За счет низов, разумеется.
— Отлично, — сказал Аттали. — А финальный аккорд советской махины вы спланировали? Очень интересно, как будет проходить крушение.
— В самом конце существования Советской власти — разумеется, от нее тогда останется лишь оболочка — возникнет необходимость какой-нибудь последней провокационной, но заведомо провальной акции — типа путча, но уже не на окраинах, а непосредственно в Москве. Среди путчистов по меньшей мере большинство будут нашими. Мы позаботимся, чтобы они, сделав первый шаг и заявив о себе, сразу же начали демонстрировать откровенную слабость и спускать всё на тормозах. И в конечном итоге они сдадутся тем силам, тому новому центру власти, который будет олицетворять уже новый строй в полном смысле этого слова, новое государство — собственно, Россию, без всех остальных окраин. Россию, новые органы которой будут уже целиком очищены от идейных коммунистов. И сей путч послужит поводом для окончательного запрета уже ненужной КПСС и прекращения существования Союза. С Кремля спустят красный флаг. Потом, года через два, грядет конституционный кризис с силовым разрешением — чтобы додавить советские реликты в правовой системе и утвердить абсолютную власть одного лица — это будет суперпрезидентское государство. Тут также ожидается контролируемая нами консолидация сопротивления, но уже насильственного, хотя и с тем же заведомым спуском на тормозах и поражением. Через дозированное, локальное, но крайне жесткое кровопускание мы на поколения вперед отучим народ от всякой мысли о противодействии новой власти и новому господствующему классу.
— А какова дальнейшая судьба коммунистов? — придирчиво спросил Бжезинский.
— Прежде всего, люди, которых я упомянул, имею в виду козлов-провокаторов, будут задействованы и дальше. Мы их станем использовать в руководстве жалкой коммунистической оппозиции, полностью нами контролируемой и используемой лишь как ложный маяк и точку сбора для неравнодушных к этой идее представителей низов. Вспоминая годы великой ломки, эти люди потом десятилетиями будут плакаться о том, как не смогли уберечь социализм, несмотря на все старания, как коварные враги их перехитрили. А при очередной перезагрузке политического поля мы введем полный и окончательный запрет коммунистической идеологии вообще, с разгоном всех таких уже ненужных к тому времени партий, с массовыми посадками активистов в тюрьмы и их Устранением разными способами. Для широкой публики они бесследно исчезнут, а объясним мы это их бегством от уголовной ответственности и переходом в подполье.
— Да будет так! — удовлетворенно воскликнул Бжезинский. — Вряд ли я доживу до тотального запрета коммунизма в России, но я вам верю! Вы мне определенно нравитесь!
— Я весьма доволен тем, что процесс начинает входить в зримую фазу, — произнес Шваб. — Впереди великая перезагрузка всей планеты в интересах тех, кто ею владеет. Упразднение социализма и советского монстра — необходимое условие для беспроблемного реформирования человечества, которое начнет происходить через три-четыре десятилетия. Мы на верном пути к новой нормальности, коллеги!
— Ну, а теперь прямо здесь наметим конкретную дату начала преобразований, такая возможность есть, — сказал Волин. — Евгений Янович, как там наш пациент?
— Скорее мертв, чем жив, — ответил Щазов. — После того как отведал рыбки и отдохнул на свежем горном воздухе — прогноз, как мы, врачи, говорим, осторожный... Так что — как только, так сразу...
— В ближайшие дни Щербицкий будет в Штатах с рабочим визитом, а Романов на отдыхе в Литве. Крайне удачно складывается. Надо непременно подгадать под это. Когда в соцлагере зазвучит печальная музыка, надо у вас Щербицкого попридержать. На чуть-чуть совсем, пока мы в Москве не решим вопрос, — Волин глянул на Бутчера, тот кивнул. — Удачно всё же удалось вместо Романова пропихнуть Черненко как меньшее зло, как временную прокладку, придумав эту историю про эрмитажный сервиз. Раз тогда, год назад, не получилось ввести в игру последнего генсека... Но Романов всё еще опасен, как и Щербицкий. Их влияния может хватить, чтобы старая слепая гвардия дала еще один последний бой и оттянула нашу победу на несколько лет... В любом случае, время на нас работает. Руководители на местах, значительная часть ЦК, новые выдвиженцы уже достаточно благосклонно относятся к необходимости начала перемен... перестройки, если угодно. Правда, пока всё решает нынешний состав Политбюро. А там каждый голос на счету. Так вот. Судя по планам Щербицкого и Романова, ориентируемся... где-то на десятое марта. — Волин посмотрел на Щазова, тот прикрыл глаза в знак готовности.
 
— Так что недели через две в Москве ждем всех влиятельных мировых персон, дабы проводить в последний путь последнего генсека-коммуниста — и пожелать доброго и плодотворного пути второму и последнему генсеку-орденцу... — резюмировал Маков. — Да, господа, вот, кстати, и он сам, среди нас, прошу любить и жаловать! Привстаньте, пожалуйста, Михаил Сергеевич, — обратился он к человеку, который тихо, не проронив за это время ни слова, сидел в одном из кресел за большим круглым столом.
Тот смущенно, но в то же время с заметным блеском воодушевления в глазах, прикрытых стеклами очков, приподнялся и угодливо закивал, отсвечивая широкой залысиной с крупным родимым пятном.
Москва, 25 ноября 1985 года
— Братья и Сестры! — обратился генерал Волин к присутствующим. — Сегодня, на этом заседании, мы обсудим предложения экспертов по специальным техническим операциям. Мы пришли к выводу, что для большей эффективности демонтажа нынешней системы следует добавить к плану серию знаковых катастроф с масштабными жертвами, с серьезным экономическим ущербом. Как для того, чтобы обескровить по возможности советскую экономику, так и для того, чтобы шокировать массы, внедрить чувство страха, безысходности. А также убедить общественное мнение в несостоятельности нынешних порядков. То, какие порядки нужны им на смену, отдельный вопрос, — главное, чтобы началось массовое отрицание существующих. А печать и телевидение подадут это в нужной упаковке. Как требуют принципы гласности.
Яковлев, сидящий там же, подтвердил:
— Да, сделаем всё как надо.
Генерал благодарственно-удовлетворенно кивнул ему и произнес:
— Итак, предварительно нам рекомендуют следующее, я говорю сейчас об акциях высшей категории. Первая. Подрыв энергоблока атомной электростанции. Видимая причина — реактор пойдет вразнос при рутинном испытании и проверке ряда режимов использования энергоблока. Истинный механизм срабатывания — целенаправленное, исходя из конструктивного недостатка реактора, о котором как раз разработчик предупреждал, форсирование именно такого режима. Персонал этого не знает и будет использован втемную.
Волин обвел взглядом участников совещания и продолжал:
— Вторая акция такого рода — это подрыв горючей смеси на железной дороге, на месте разъезда двух встречных пассажирских поездов. Видимая причина — дефект трубопровода, утечка продуктов, неправильные действия диспетчерского персонала при поступлении сигнала о падении давления, в результате в низине скопится газ и воспламенится от искры электровоза. Истинный механизм срабатывания — непосредственно перед акцией форсированная накачка низинной местности продуктами через брешь в этой же трубе, обильный полив почвы у путей бензином из цистерн впереди идущих грузовых поездов, а при прохождении целевых пассажирских составов — дистанционный подрыв всего этого.