Чаша отравы (СИ)
Здесь это получилось. БССР — причем без всяких дотаций из союзного центра — сумела стать образцом для подражания. Примером того, как надо хозяйствовать, развиваться, заботиться о людях — ведь именно ради них, ради всех без исключения граждан всё это делается при социализме...
Но всем ли нужен этот пример? Да, подавляющему большинству советских людей — нужен. Нужен независимо от их цвета кожи, родного языка и разреза глаз. Они, эти простые труженики, всего-навсего хотят жить, работать, растить детей, не быть ни господами, ни рабами. Они — полноправные и свободные хозяева своей страны, совладельцы гигантского богатства, которое каждодневно преумножается их же трудом, трудом не на «дядю», а на самих себя. С этого «капитала» все они массово забирают свою «прибыль». То есть, например, получают — а не покупают — квартиры. Бесплатно учатся и лечатся. Без особых материальных забот растят детей, отдают их в кружки и секции. Всей семьей могут хоть каждый год отдыхать на курортах, могут объездить всю необъятную страну вдоль и поперек и чувствовать себя в любой ее точке как у себя дома.
Но Петр Миронович отлично видел и то, что творится за пределами его республики. То, что можно было назвать социальной раковой опухолью, незаметно вызревающей в здоровом и сильном пока еще организме. Точнее, семейством опухолей. Пока размер их вроде бы не достиг еще критической отметки. Пока всё казалось благополучным. Но их росту сейчас ничто не мешает.
Совсем недавно на брестской таможне пресекли попытку ввоза в СССР партии бриллиантов. Якобы для дочери Брежнева, Галины. Звонили из Москвы, лично Машерову, настоятельно просили вмешаться, чтобы дело спустили на тормозах. Конечно, он не прогнулся. Что это было? Конкретный эпизод в процессе гниения? Или же хитроумно спланированная провокация? Но кто за ней в этом случае стоит?
Почему недавно сменили руководство республиканского КГБ? Почему перевели на другое место начальника личной охраны Петра Мироновича — члена его команды, соратника, абсолютно надежного и верного человека?
Что вообще происходит с первым в мире государством трудящихся? Куда оно идет? И насколько опасна та оборотная сторона советского общества, та другая, теневая жизнь, паразитирующая на общенародном достоянии?
Или опасения преувеличены и это всё же не смертельно? Как-никак, уже больше шестидесяти лет держится новый советский строй, и самая страшная война в истории планеты его не сломила. Есть же, например, в человеческом организме всякие микробы, живущие собственной жизнью, что-то там подъедающие, но, в общем-то, далеко не всегда приносящие вред — а уж тем более влекущие за собой смерть...
Смерть... Машеров множество раз смотрел в глаза смерти. Он не боялся погибнуть за Советскую Родину. Главное — чтобы она осталась жива.
А если?..
Об этом даже подумать страшно.
Неизмеримо страшнее собственного конца.
Что его ждет в Москве?
Понятно, что Леонид Ильич ему в определенной степени благоволит. Хоть и не слишком горячо, конечно. Машеров не входит ни в какие группировки общесоюзного значения — да и вообще такое построение аппарата для него дико. Не подхалимничал, не лизоблюдничал.
Брежнев, как известно, любил лесть. Любил комфорт. Любил получать и давать награды по поводу и без повода. Прошедший ад войны, как и Машеров, причем не в штабе, а в самой гуще боев, генсек был убежден, что сейчас, когда социализм окончательно и бесповоротно победил, когда страна полным ходом идет к светлому будущему, настало, наконец, время дать людям «пожить по-человечески». Что нужно заботиться обо всех — и о простых советских гражданах, и об «ответственных товарищах». Что можно порой и закрыть глаза на обыденные человеческие слабости и грешки — если, конечно, «красные линии» не пересекаются, если план выполняется, если коммунизм строится. И уж тем более если поддерживаются хорошие, дружеские отношения с этими «товарищами».
С Машеровым отношения складывались, конечно, не такие. Но, другой стороны, и гнилья всякого в Белоруссии вообще не просматривалось. Налицо было процветание и уверенное развитие социалистического народного хозяйства. Даже без привычного в последние годы дефицита, служащего основным стимулом вызревания «левого» производства и «левого» сбыта — то есть теневой, по сути, уже частной экономики. И это явно подкупало слабеющего с каждым годом главу сверхдержавы — подкупало не как «дружка», а как человека, который всё же был прежде всего коммунистом и осознавал свою огромную ответственность за страну. Подкупало убедительнее всяких богатых личных подношений. Реальный осязаемый результат, надежность, кристальная честность — это именно то, что в интересах государства, уже тронутого опасной гнилостной заразой, было сейчас нужнее всего. И Брежнев это интуитивно осознавал. Поэтому и завел такой разговор — насчет поста председателя правительства.
А потом? После этого поста?
Ведь сам Леонид Ильич уже... Это, в общем, ясно всем, и ему самому...
Возможно, что да.
Да. Очень даже возможно.
Ведь не зря генсек оказал высокое доверие ему, именно ему...
И предстоит, значит, в остальных четырнадцати республиках делать то же, что и здесь.
А команда?
С командой, надо полагать, всё в порядке. Он в ней уверен, как в самом себе. С ней он и пойдет в бой. Как и тогда, в те огненные годы, с его не ведающими страха воинами-партизанами, братьями и сестрами по оружию.
Резервом ее костяка на общесоюзном уровне станет здешний, республиканский корпус руководящих работников. А что? Был днепропетровский клан, станет белорусский. Хотя, конечно, слово «клан» Петр Миронович терпеть не мог. Но тем не менее... Все — люди проверенные. Их тщательно, с далеко не формальным подходом, отбирали — а потом постоянно оценивали в реальном деле — или лично Машеров, или — вплоть до руководства отдаленными сельсоветами, колхозами и совхозами — его назначенцы.
А на местах в других республиках — просто найти и выдвинуть на ключевые посты таких же. Они есть, и их много. Гораздо больше, чем некоторым хотелось бы. Настоящих, идейных коммунистов, беззаветно преданных идеалам Великого Октября. Тех, для кого общее благо — самое главное, что может быть в жизни. Тех, кто не отделяет себя от народа.
Но это значит, что многих, очень многих придется... как бы это выразиться? Подвинуть. Прикрыть их кормушки. Да, кормушки... Будет сопротивление, это несомненно. И весь вопрос — насколько ожесточенное. Насколько далеко пойдут те, кого на руководящей должности более чем устраивает это губительное сползание в частный интерес?
Ведь ясно, что практически везде идут очень нехорошие процессы. Процессы, отголоском которых стал тот инцидент на таможне. Да, здесь их пока удается купировать. Но... но... но...
Машеров действительно смерти не боялся — лишь бы спасти родную страну.
Спасти, похоже, во второй раз. Причем если тогда он был просто одним из миллионов бойцов, то сейчас ему, очевидно, предстоит сыграть решающую роль.
Но хватит ли на это сил? Ведь здоровье уже не то, что сорок лет назад.
Должно хватить.
Это — долг коммуниста.
Он готов.
Пока решение окончательно еще не принято, но он — готов идти в бой. Во имя жизни сотен миллионов советских людей. Ради счастья и благополучия простых тружеников, на которых держится огромная держава, ради безоблачного и радостного будущего детей.
Ну что ж... В бой так в бой...
Но там, на войне, всё было понятно. Вот ты и твои бойцы. А вот, во вражеских мундирах, враги. Оккупанты. Фашисты. Изверги. Они стреляют в тебя, а ты стреляешь в них.
А здесь в кого стрелять? И дойдет ли до такого?
Раздумья, прямо сказать, мучительны.
Но собираться в Москву нужно. Нужно подбирать и сплачивать команду — уже для иных задач... Обеспечить преемственность здесь — это само собой...
Или... на тот случай, если те окажутся сильнее...
А насколько сильнее?
И кто эти «те»?
Что они в самом худшем случае могут сделать?