Чаша отравы (СИ)
Жизнь только начинается. Впереди — семья, дети. Если выживет, конечно... Хотя — должен выжить. Дедушка с бабушкой были моложе на четыре года, когда взяли в руки оружие и плечом к плечу со взрослыми партизанами били гитлеровцев, захвативших родную землю. Мстили за сожженных заживо родителей — и за миллионы соотечественников. Они его и воспитали, по сути. Оба — заслуженные учителя республики. Дружили все эти десятилетия с самим Машеровым, в отряде которого сражались с сорок второго — там же и Петр Миронович свою супругу встретил. Дружили семьями, пока трагическая и странная авария не оборвала его жизнь семь с лишним лет назад... Все они тогда горько плакали — как и вся осиротевшая республика...
Двоих сыновей вырастили Макар Николаевич и Нина Федотовна. Петр, Гришин дядя, — инженер-разработчик грузовиков, работает на КАМАЗе, недавно у них с женой родился сын Денис. А Валентин, отец, стал военным врачом, хирургом. И мать — тоже хирург. Оба с начала восьмидесятых преимущественно в Ташкенте, в госпитале. И здесь, «за речкой», в Кабуле, были несколько раз. Если кого из раненых эвакуируют в Союз — вполне возможно, попадут на операционный стол как раз к папе или маме.
В общем, всем им надо написать — и в Минск, и в Ташкент...
Григорий докурил папиросу, поднялся и взял свой автомат.
Берлин, 17 января 2021 годаЧерный спецлимузин с мигалкой мчался по шоссе в направлении аэропорта.
— Меньше часа осталось до вылета. Зайдем в самолет в самый последний момент, — сказал Скворцов сидевшему рядом с ним Увалову.
— Самолет, значит, посадят в Шереметьево... — произнес тот.
— Да. Чтобы без лишних телодвижений. Для отвода глаз еще парочку бортов туда перенаправим. Там вас и задержат...
Они немного помолчали, глядя на проносящиеся мимо окрестности.
— Итак, начинается новый этап вашей жизни. Перед решающими событиями. Если, конечно, не решим задействовать максимально жесткий вариант, по линии пандемии, с массовым сгоном населения в спеццентры. Некоторое время отдохнете, поправите здоровье. Будет время и для обучения, и для введения в курс дела в качестве нового президента. Иногда, максимум пару раз в неделю, да и то на первых порах, вас будут выдергивать и размещать среди зеков. Все зеки наши, охрана тоже по спецконтракту. Живи — не хочу, курорт, — усмехнулся генерал-лейтенант.
— Ясно... — протянул «преемник».
— Ваша посадка будет отмашкой, чтобы расправиться со всей оппозицией, а вас — временно вывести из игры и законсервировать на определенный срок. Периодически вы, конечно, будете генерировать информационные поводы — что вам якобы плохо, что вам не дают спать, постоянно проверяют, что у вас ухудшается самочувствие, что к вам не пускают врачей. Это нужно, чтобы подогревать интерес к вам. Чтобы сохранять вас в статусе единого лидера оппозиции, которому нет альтернативы. Вас будут раскручивать многие СМИ, даже официозные. Под видом «разоблачения», но заведомо неуклюжего.
— Будете закрывать всех? И либералов? — спросил Увалов.
— Да, разумеется. Мы и так оппозицию радикально ослабили, теперь вообще прихлопнем. Мы зачистим не ориентирующуюся на вас среду, чтобы в потенциале остались только вы и ваши структуры, чтобы никто им не мешал, чтобы, когда начнутся события, они в повестке доминировали абсолютно. Мы формально и ваши штабы, и ваш фонд через несколько месяцев запретим, но они останутся в спящем состоянии, готовые воспрянуть в любой удобный момент. Наступление его зависит от внешней конъюнктуры и хода наших политических торгов. Вам об этом расскажут — настолько подробно, насколько это будет нужно для выполнения роли президента в будущем. Вообще, наша задача — запретить любую неугодную государству общественную деятельность, обрубить все горизонтальные связи, неважно, какого спектра. А что касается либералов, сама же власть, модифицируясь и эволюционируя, будет добиваться того же. Как перед перестройкой гнобили независимых диссидентов, но лишь для того, чтобы самим в перестройку перехватить их повестку. На какой-то период их разблокировали, но в статусе бессильных и ведомых подпевал. А потом опять задвинули. Все эти годы как бы патриотическая и как бы либеральная идеологии выходят в публичном государственном дискурсе то на первый, то на второй план, но никогда не доминируют по отношению друг к другу. На самом же деле реальной практике не соответствует ни та, ни другая идеология. Наша идеология только одна — власть, власть и еще раз власть. Чистая власть! Власть над биомассой, доведенная до абсолюта! В общем, исходя из этих принципов, вас все эти годы раскручивали и будут дальше раскручивать. Чтобы никто другой не прорвался на место единого безальтернативного диктатора оппозиции. Мы постоянно вбрасываем посыл, что другого такого уже не будет, что на сто миллионов взрослых граждан России вы — единственный и неповторимый.
— А не устанет ли народ от меня? Многие уже плюются...
— Ну и что с того? Даже если и устанет — не простейшие определяют политику власти и оппозиции. Мы, и только мы, власть, делаем картинку. Мы сами вас выставим, раскрутим и навяжем низам силой государства. Порой даже под формальной маской обличения, заведомо, как я уже говорил, топорного. Будем вас пропагандировать и раскручивать. Неважно, как широкие массы к вам в конечном итоге отнесутся — главное, чтобы было в нужный момент в наличии достаточное количество тех, кто послужит массовкой-декорацией. Включая и сценарий «небесной сотни». И неважно, как к вам относятся искренне верующие демократы со своими благодушными сценариями — вы не им присягнули, а нам, и сценарий будет наш. Сценарий еще большего ужесточения власти. А с ними новая оболочка власти, олицетворяемая вами, будет обращаться так же, как и Борис Николаевич в годы своего правления. Вы же, Александр Борисович, в публичном поле заведомо выше и могущественнее их даже сейчас, не говоря о том времени, когда получите всю полноту государственной власти.
— Хорошо, — сказал «лидер оппозиции».
Скворцов резко вскинул белокурую голову.
— Власть — не слабая и рыхлая! Власть — сильная! Власть — поджарая! — отрезал он. — Мы четко всё отслеживаем и активно вмешиваемся во все общественные процессы, наши ресурсы безграничны... Фактически и те же либералы — за нас. Пусть и не за Путина... Хотя они и за него на самом деле... Но — за нас в широком смысле. За вас, преемника дряхлеющего «ВэВэ».
— А левакам вы что подсовываете? Понятно, что они жалкие, практически полный ноль, но что-то ведь вещают и для кого-то являются авторитетом.
— Их лидерам мнений даны четкие инструкции. Никаких самостоятельных протестов. Сидеть на диване и изучать марксизм. Или, в крайнем случае, идти в охвостье ваших структур. Рабочий класс не созрел, и когда созреет, неизвестно. Штудируем труды классиков и пропагандируем их. Своя повестка — только информационная и теоретическая. Нет, тут всё шито-крыто. Леваки в России больше никогда не поднимутся выше плинтуса... Не беспокойтесь, у нас всё под полным и жестким контролем.
— Я, признаюсь, сам диву даюсь, как эти хомячки мне преданы. До исступления. Я фактически их бог. Даже страшновато в какой-то мере. Как это вам удалось?
— Очень просто. Таких людей полно. И среди сторонников Путина, и среди сторонников Жирика. Ими очень удобно управлять. Не мы их такими сделали, они изначально такие, чуть ли не с рождения. Для них важно найти того, за кем они слепо побегут, — вот предел их мечтаний. Вот мы им подбросили вас, и они ваши рабы. — Скворцов рассмеялся. — Эти ваши зомби, будучи жертвами агрессивной пропагандистской обработки, способны лишь реагировать на уровне первой сигнальной системы. Им выданы только определенные маркеры — харизма, альфасамцовость. А также то, что за вами мощные и профессиональные силы. И дело в шляпе — они в вас уверовали. Уверовали истово и преданно.
Александр усмехнулся тоже. Нахлынули воспоминания, правда, не очень приятные. Не так уж много времени прошло с тех пор, как в своем родном Люблино он настойчиво пытался влезать в местные неформальные группировки различного толка, но тогда стать для людей авторитетом, вожаком так и не получалось. И с легким сердцем Увалов сдавал «органам» прежних товарищей, отвергнувших его амбиции...