Сказка о Емеле и волшебной щуке (СИ)
Точно, говорят, ведьма. Ведьмой уродилась, к ведьме прибилась, у ведьмы училась, ведьмой к нам воротилась.
Иван-дурак спрашивает:
— А чего это у неё за бочка?
Ещё Тупее отвечает:
— Так она, верно, бабку зарезала и в бочке засолила!
Следом и старший брат, Тупой, голос подаёт — приказ младшим:
— Тащи ведьму с телеги. Сейчас поквитаемся!
Миля быстренько отвернулась, рот рукой прикрыла и начала: "По щучьему веленью..." Пока договорила, её уже за ноги схватили да в пыль дорожную сволокли.
До большего, по счастью, дело не дошло. Выскочили из кустов розги, не меньше дюжины, и давай братьев со всех сторон охаживать. Тупые сперва отмахивались да отбивались, а потом не выдержали и с криками пустились наутёк.
Миля тоже задерживаться не стала. Права бабка — чудеса чудесами, а бережёного щук бережёт. Но не утерпела — в бочку заглянула, посетовала:
— Больно длинное у тебя заклинание! Пока выговоришь, пришибут. Нельзя ли как-нибудь покороче силу твою призывать?
— Ну, знаешь, подруга, — обиделся Ярилка. — Тебе и так всё даром даётся, а ты ещё кочевряжишься. Нельзя покороче. Слова волшебные не мной придуманы, а колдуном Черномором в уста мне вложены. Он когда-то землями нашими правил, много всякого волшебства натворил — до сих пор расхлёбываем. А тебе одно могу посоветовать: тренируй быстроту речи. Скороговорки знаешь? Карл у Клары украл кораллы. Тимошка Трошке крошит в окрошку крошки. На дуб не дуй губ, не дуй губ на дуб. Корабли лавировали, лавировали да не вылавировали...
Миля даже спрашивать не стала, откуда он таких скороговорок набрался. Главное, прав щук. Три дня назад она спины не разгибала, а сейчас знай себе на перинке полёживает, по сторонам поглядывает. Скоро, наверное, дома будет. Надо и самой немного потрудиться.
Начала Миля скороговорки твердить. День твердит, другой твердит. Ярилке надоело её слушать. Он и спрашивает:
— А зачем тебе в свой мир возвращаться? Чары-то мои с собой не заберёшь. Там, у вас, магия не действует. А останешься здесь, заживёшь припеваючи, не хуже царей да королей. Глядишь, и сама королевишной сделаешься. Хочешь замуж за принца? Можно устроить. Вон царевич здешний неженатым ходит.
— Да ну тебя с твоими принцами-царевичами! Мне домой надо. Папу спасать. Женился он на змеюке одной... Маринкой звать. Это она меня в ваш мир спровадила. И провалиться мне сквозь землю, если папины неприятности с бизнесом не её рук дело!
— Маринкой, значит? — посерьёзнел щук. — Ну, это дело другое. У нас, знаешь ли, тоже история вышла...
Досказать он не успел. По обочинам крестьянские избы выросли, дорога превратилась в деревенскую улицу. Из домов посыпал народ — на самоходную телегу подивиться. И на Милю заодно.
Сидит она важная, не в дерюге уже — в красной запоне да вышитой рубашке тонкого льна, с накладной косой до пояса. Люди охают, ахают, хохочут, пальцем показывают. Но к такой реакции Миля привыкла — улыбается, рукой машет. Будто кинодива на красной дорожке.
— Вот ты, Ярилка, говоришь, у вас тут шапки-невидимки, ковры-самолёты. А где они? Народ-то ваш, похоже, чудеса только во сне видит, и то по праздникам.
Щук, само собой, молчит, прилюдно из бочки не высовывается. Да была деревенька невелика. Скоро дома последние за спиной остались, впереди — пажити да луга.
Глядь, навстречу всадник мчится: кафтан синий узорами шит, а лицо в крови, конь храпит, весь в мыле... Милина телега умной оказалась, сдала к обочине, чтобы лихача пропустить. И слова волшебные не понадобились.
А ездок в стременах привстал и орёт:
— Украли! Царскую невесту украли!
Ярилка из бочки высунулся:
— Вели-ка назад повернуть.
Миле и самой любопытно стало.
Въехал всадник в деревню и с седла не то соскочил, не то свалился. Скакун его стоит, морда в пене, дышит с шумом, еле жив. Народ вокруг бурлит: что? как? почему? Девки всаднику напиться поднесли, парни коня увели остудить да искупать. А между тем, из разговоров кое-что выяснилось…
Вчера под вечер приехала в деревню дочка боярина Воибуды — с девками, мамками, няньками да гридинами-охранниками, переночевала, а поутру дальше отправилась. Звать ту боярышню Жиронежкой. Ездила она на заповедное Чудо-озеро, в волшебной воде искупаться, красоты и здоровья набраться, а оттуда — назад, в стольный град, на царские смотрины. Только и без смотрин ясно, что быть Жиронежке царицей. Боярин Воибуда ближе всех к трону стоит. Дочку свою на него и посадит.
Тут и всадник отдышался.
— Налетела, — говорит, — ватага разбойная. Нас с ребятами смяли, растоптали, только я и вырвался. А Жиронежку свет Воибудовну с девками да бабами, нарядами дорогими да ларцами драгоценными в полон взяли и к топи Чёрной повезли. Будет, говорят, она невестой, да только не царю, а Чуде-Юде Окаянному, владыке болотному, князю подземному. Выручай, народ! Коль утащат боярышню в топь, не достанешь ни силой, ни колдовством!
Мужички деревенские стоят, переглядываются, затылки чешут.
— Ты прости, — говорят, — гридин доблестный. Сказывают, Чудо-Юдо прислужников своих силой нечеловеческой наделяет. Коли уж ты сотоварищи с ними не сладил, то куда нам, мужикам от сохи? Тут дружина надобна, да чародеев парочка. Лучше мы гонца в стольный град пошлём. Пусть царевич сам невесту свою вызволяет!
— Что же вы за люди! — рассердился гридин. — А кабы ваших дочерей Чуде-Юде на поругание отдали?
Засмущались мужики, снова принялись затылки чесать. Бабы ропот подняли — не хотят мужей на верную погибель отпускать. Вдруг одна повернулась и в Милю пальцем ткнула:
— А вот эта пущай боярышню вызволяет! Чай, она чародейка знатная, раз телега у неё без лошади сама едет!
Всадник к Миле подошёл, земной поклон отвесил — Миля так и обомлела.
— Смилуйся, — просит, — матушка чародейка, не оставь девицу невинную на погибель лютую.
Слышит Миля — Ярилка в бочке плещется, в стенку толкается. Небось, остеречь хочет от шага неразумного. Встала она на телеге, спрашивает:
— А сколько их, разбойников этих?
— Да почитай, человек сорок.
Миля не хотела, а хихикнула. Эмильбаба и сорок разбойников!
Только всадник смех её по-своему понял.
— Справишься, значит? — в голосе и в глазах серых такая надежда, что у Мили сердце ёкнуло.
Гридин-то молод и собой хорош.
— Да не вопрос!
Отвернулась, слова волшебные в кулачок шепнула — и поехала из деревни под напутственные крики и бросание в воздух шапок.
Едва деревня осталась позади, показался из бочки Ярилка. Миля думала, щук её за самонадеянность отчитает.
Он и правда браниться стал, но не на Милю, а на Чудо-Юдо Окаянное:
— Сколько лет тихо сидел, носа в верхний мир не казал! А тут почуял волю, распоясался! За старое, злодей, принялся — девиц воровать! И проучить некому... Ты вот что, Эмилюшка. Догоним, близко не подъезжай. Помни: сильны лиходеи болотные, парой хворостин с ними не управишься. И дубины, боюсь, мало будет...
4
Добралась телега до места, где на боярышню напали. Стоят четыре возка, разворочены и брошены, упряжь оборвана, лошадей не видно, зато у дороги лежат-стонут гридины боярские в кафтанах узорчатых. Красавцы, как на подбор, не хуже всадника того сероглазого.