Лабиринт. Книга 2 (СИ)
Во-вторых, всё большое семейство Стенхоупов питало к ней чувства более чем родственные, и Мэри от всего сердца платила тем же. Она прилетела в Нью-Йорк в надежде начать новую жизнь, Глория и Уильям Стенхоуп ей в этом помогли. Мать Алекса даже больше, чем кто-либо: будучи профессиональным психологом, Глория подтолкнула Мэри к принятию самой себя; помогла разобраться со своими страхами, научила принимать их и жить с ними.
Помимо Алекса у Стенхоупов было ещё двое детей. Младшая дочь Памела жила в Англии вместе с мужем и детьми, и к родителям приезжала не часто. Старший сын, Энтони, названный так в честь деда, работал в правительстве и лет пять назад перебрался в Вашингтон. Алекс, к тому моменту как Мэри с ним познакомилась, уже сделал себе имя, занимаясь независимыми расследованиями для финансово-аналитических компаний. Чтобы заполучить его в штат "Блэкрокам" пришлось хорошенько раскошелиться.
Это была крупная, преуспевающая организация, наравне с известными рейтинговыми агентствами занимающаяся исследованием и анализом рынков, присвоением кредитных рейтингов, предоставлением независимых оценок кредитоспособности и сбором аналитических данных. Мэри слышала о "Блэкроках", работая в "Тринко", но никогда не думала, что именно здесь продолжит свою карьеру.
Вообще-то, в тот дождливый осенний день, выйдя из аэропорта Ла-Гуардия в Нью-Йорке, она меньше всего думала о карьере. Мэри собиралась начать новую жизнь – с чистого листа, что называется, без груза прошлого. А что может быть чище в этом плане, чем самый крупный по населению город США: никто не знал здесь Мэри Рейнольдс, никому здесь не было до неё дела. Впрочем, небольшая доля лукавства у неё всё же имелась: в бумажнике Мэри среди прочего лежала слегка помятая визитка Уильяма Стенхоупа.
Она сняла номер в небольшой гостинице в Куинсе и целую неделю бродила по городу как обычный турист. Мэри посетила все возможные музеи, выставки, памятные места. Прокатилась на пароме через Гудзон, поднялась на смотровую площадку Эмпайр-стейт-билдинг, прогулялась по Манхэттену, покаталась на катке в Центральном парке – устроила себе каникулы, которых никогда не было.
Нет, ей не было скучно наедине с собой. Совершенно не было. Мэри выматывала себя долгими пешими прогулками, чтобы вернуться в гостиницу, упасть в кровать и уснуть без сновидений. Она запретила себе думать о том, что оставила в Чикаго и главное кого. Вот так взяла и запретила. Ластиком стёрла. Будто действительно сумела вместить мысли, чувства и любовь к нему в то нарисованное на ограждении сердечко. Половину сердечка. А оставшуюся половину, по недоразумению ещё бьющуюся в груди, заполняла новыми впечатлениями, воспоминаниями, визуальными и слуховыми образами.
Узнав, что она в Нью-Йорке, Уильям немедленно прислал за ней машину.
– Какая гостиница, о чём ты, милая? Глория уже приготовила для тебя комнату!
Так Мэри оказалась в Гринвич-Виллидж и задержалась там на целых пять лет. Четыре с половиной, если быть точной.
Первые полгода она прожила у Стенхоупов в доме на улице Барроу. В её распоряжении была не только бывшая комната Памелы, но и весь третий этаж старинного дома постройки начала прошлого века. Жена Уильяма Стенхоупа, Глория, оказалась очаровательной женщиной, спокойствием и рассудительностью напоминающей Мэри её дорогую Вайолетт. Глория создала вокруг для неё атмосферу настоящего семейного уюта, и Мэри, может, впервые в жизни почувствовала себя дома.
Глория родилась и выросла в Гринвич-Вилладж и всей душой любила свой район. Они много гуляли, рассматривали достопримечательности: парк Вашингтон-сквер с его мелькающей почти в каждом фильме о Большом Яблоке мраморной аркой, театры, дома знаменитостей, вдающиеся в Гудзон деревянные набережные. Мэри влюбилась в осенний Нью-Йорк, в кривые улочки со старинными домами с традиционной для Манхэттена высокой лестницей с коваными перилами и тяжёлыми деревянной дверью.
Но больше всего Мэри любила вечера, когда Уильям приезжал из университета и они втроём собирались за красиво накрытым к ужину столом. Она всегда оставалась благодарной слушательницей, однако Стенхоупы были моложе Вайолетт, и в их рассказах обязательно присутствовало младшее поколение, так что вскоре Мэри могла сказать, что заочно знакома со всем семейством.
Глория была непревзойдённым кулинаром, однако и мастерство Мэри Стенхоупы оценили по достоинству. Больше всего Уильяму понравилась лазанья по рецепту сеньоры Софии. Именно лазанья Мэри стала коронным блюдом в тот вечер, когда в гости к родителям неожиданно заехал Алекс.
Она сразу поняла, что нравится этому светловолосому голубоглазому мужчине, хотя, видит бог, ничего специально для этого не делала. Любимые узкие джинсы и свободная футболка с длинным рукавом, надетые на ней в тот вечер, вряд ли можно было назвать чем-то особенным. Высокий хвост, в который Мэри убрала свои светлые волосы, и вовсе делал её похожей на школьницу. Во избежание долгих объяснений Уильям представил её как внучатую племянницу Вайолетт, и сей факт вызвал бурное и очень весёлое обсуждение, когда Алекс попытался определить их родственную связь. Сошлись на троюродной кузине. Так как сделано это было с одобрения его родителей, Мэри не возражала.
Внешностью Алекс очень походил на отца. Высокий, сухопарый, светловолосый. Тонкое интеллигентное лицо с прямым носом и острым подбородком, глубоко посаженые ореховые глаза с вкраплением зелёных искорок. Узкие губы совсем его не портили, потому что при любом обращении к Мэри расплывались в совершенно обезоруживающей улыбке. Алекс был весь как на ладони: открытый, весёлый, обаятельный, но в то же время умный, деловой, не лишённый известной доли практичности. Мэри искренне наслаждалась его обществом. Алекс Стенхоуп был прямой противоположностью мужчине, которого она недолгое время считала своим, и, возможно, именно поэтому ей удалось так быстро с ним сблизиться. В Алексе она не чувствовала угрозу своему сердцу. Половинкам всегда мало что угрожает.
Уильям был очень рад, когда Алекс взял над Мэри так называемое шефство. Конечно, поначалу в его обществе она чувствовала себя скованно, но на протяжении следующих недель он всё чаще стал появляться у родителей, и всё чаще после ужина они вместе отправлялись на какое-нибудь мероприятие. Концертные залы, театры, галереи, клубы – везде Алекс был желанный гость. Как при таком ритме светской жизни он успевал работать и работать успешно, для Мэри до сих пор оставалось загадкой.
Да, сравнения с Мэттом избегать не удавалось. Однако здесь и сравнивать было нечего – они были настолько разными, насколько разными могут быть ясный день и тёмная полночь. Мэтт был её полуночью. Алекс всерьёз вознамерился стать днём.
С детства привыкшая обходиться малым, на себя Мэри почти не тратилась. На жильё тоже. Рождественские и новогодние подарки, покупка продуктов на фермерском рынке на Юнион сквер, билеты в театры, музеи, проезд в общественном транспорте, мобильная связь – пусть и медленно, но счёт Мэри потихоньку пустел. Хочешь не хочешь, приходилось задумывать о том, что же делать дальше. Решение осесть в Нью-Йорке лежало на поверхности, однако для начала необходимо было заручиться поддержкой Стенхоупов.
– Конечно, милая! Ты можешь оставаться у нас столько, сколько захочешь. Мы будем только рады. – Неужели она всерьёз рассчитывала услышать от этих милых людей что-либо другое.
Перво-наперво следовало найти работу, да и гостеприимством новых знакомых не следовало злоупотреблять. Однако, уступив просьбе Глории, не желавшей расставаться со своей новоприобретённой молодой "родственницей", Мэри прожила у Стенхоупов ещё несколько месяцев, прежде чем съехать в небольшую студию в трёх кварталах от их дома.
В начале января она зарегистрировалась на сайте вакансий, выложила своё резюме и даже успела сходить на парочку собеседований. Однако дальше этого дело не пошло.