Человеческое, слишком человеческое (СИ)
Что-то тут неправильно, подумал я, украдкой отхлебывая из фляги. Совсем неправильно.
А, ну да.
Капитан убила Рей. Я стиснул зубами горлышко, когда ком в груди начал драть ребра.
Я сижу среди убийц. Все эти мудаки вокруг меня, которые брезгуют даже подсесть ближе, все они стояли там, все управление, только Масахиру забыли взять да бухгалтеров наших. Каждый из них стрелял по Аянами. Каждый. Из них.
Брезгуют. Ненавидят. Боятся.
И вон та женщина на свидетельском месте — она тоже из них. И вот эта рыжая тварь — тоже.
Я спрятал флягу в карман. Приступ — словно кипятка плеснули под череп — прошел, как и не бывало: снова светлый-светлый зал, манекены вокруг, плямканье голосов. Я сидел, обливаясь потом, и пытался понять: вот как так бывает?
Я же совсем не изменился?
Не изменился ведь, правда?
«Правда, Аянами?»
* * *— Ты куда?
Я обернулся — очень неудобно это, оказывается: оборачиваться, стоя на лестнице, пусть даже на такой широкой лестнице. А вообще — пить надо меньше. Ну, а разговаривать мне уж вообще не хотелось, ни на лестнице, ни в целом. Тем более с Аской.
Пожав плечами, я продолжил спуск. Подумать есть о чем: только что расписался, что не имею претензий к службе охраны свидетелей, сдал средства экстренного вызова. Хотелось написать, что у меня будут к ним претензии позже, но я воздержался. Скверная шутка получилась бы. Тем более что наезд «виндикаторов» в гражданском — не самое худшее, что может случиться со мной, когда я покину это здание.
— Стой, болван.
Меня рванули в сторону. Впору орать «помогите»: Аска без стеснения использовала свою немалую силу, затаскивая меня за колонну.
— Слушай.
Мне стало гадко: сейчас меня держали куда нежнее, чем тогда, в парадном моего дома. И взгляд что-то не такой холодный.
— До уничтожения Нагисы я обязана отработать в Токио-3. На это время я тебя забираю, а потом ты улетаешь со мной. Понял?
— Нет.
Это был чертовски честный ответ: я ничего не понимал. Какого хрена? Эта сука вывернула мою жизнь наизнанку, потрохами наружу, она была с ними, она приставила ствол к моей голове, она…
Сорью не доложила, что Аянами спасла меня, а потом я спас ее саму.
«А вот и разгадка».
Рыжая ненавидит синтетиков. Рыжая сама синтетик, если округлить все по-честному. Что тебе не ясно, брат? Я наглядно ей показал, что бывает так: по хер происхождение, главное, что внутри. Без всяких пошлых ассоциаций. И даже злой вопрос «хочешь занять ее место?» — застыл в горле. И даже расхотелось думать, как так можно: убить человека, а потом проситься на ручки, на его место.
Это все гребаное одиночество.
Когда ты в нем варишься слишком долго — тебе насрать на принципы. Их попросту взрывает, как и добро, зло, совесть, инстинкт самосохранения. Ну какого хера? Неужели Аска не понимает, что однажды мне может сорвать крышу, и она проснется с ножом в спине? Я смотрел в ее глаза и удивительно четко видел: все она понимает. Эта — не из тех, кто будет закрывать глаза на очевидности. Эта много думала, и даже убедила себя, что у нее есть план, что она сможет, что она сделает — лишь бы не снова. Только бы не опять. «А еще — она ведь унижалась. Убеждала Кацураги, что сможет взять меня под контроль. Что я не стану болтать языком. Что я буду тихо-смирно спать на коврике, старательно отрабатывая свой паек». Судя по лицу Аски, она узнала много нового обо мне, все равно осталась при своем мнении и даже — па-бам! — смогла-таки уломать капитана.
Упертая ты рыжая дрянь. Очень хотелось сделать какую-нибудь глупость, например, сказать, что я не смогу терпеть ее марши, и красиво уйти, закуривая на ходу. Это было бы круто. Но проклятый блендер в груди все набирал обороты, все больнее становилось смотреть хоть на кого-то живого.
Я просто обошел ее и пошел дальше. Вниз.
К огромным раздвижным дверям.
Ничего не напоминает, Веснушка-тян? Полюбуйся, каково это: ты стоишь, тебя держит за горло — нет, не коллега, — просто отчаяние, а твой призрак надежды уходит, и за дверями его ждут. Метафорично выражаясь, естественно: вряд ли меня убьют прямо на выходе из Трибунала. Должно же меня что-то отличать от Аянами.
Аска была офигенна: она не сказала ни слова мне вслед. И слава небесам, приятно, что я ошибся насчет нее, и одиночество убивает не все принципы.
Я очнулся на выходе из какого-то бара, и сразу понял, что скрипкой делу не поможешь.
Покачивая бутылкой, я толкался в людском потоке, понимал, что я в «бездне», но ни черта не соображал, в каком модуле. Забавно, но вопрос, как я сюда попал, совсем меня не беспокоил. Меня беспокоило, что все закончилось, а я по-прежнему жив.
Сегодня я покончил с первым делом из «нашего» прошлого, делом, которое я хотел закончить. Потом я планировал выбить из «Чистоты» все о сговоре. Потом — сделать что-то еще. Да, точно: убить Нагису. Потом — оставить эту планету и улететь вместе с Рей.
В закат. В титры. В хэппи энд.
Надо бы отомстить, с деловитостью пьяного подумал я, поворачивая в переулок. Чтобы все было правильно и по справедливости, чтобы от беловолосого недоноска даже капли LCL не осталось. Чтобы управление горело в аду — в полном составе и в одном котле.
«Ага. Без оружия. Без сертификатов. Без денег. И — почти наверняка — на прицеле. Ну не герой я. Не герой».
Я глотнул немного обжигающей дряни и зевнул: в этой «бездне» с системами фильтрации проблемы, в воздухе явно многовато углекислоты. Даже игольчатый ком поутих, хоть и дышалось от этого не легче.
Говорят, такое можно пережить. Просто пересилить себя, закрыться от мира или наоборот — заняться чем-то. Так переживают смерть самых близких людей, не то что смерть какого-то там синтетика, знакомого без года неделю. Но мне страшно возвращаться домой, потому что я точно знаю: сегодня не поможет музыка, и мне придется лечь спать с мерзким фаршем в груди. «Какое там спать, брат. Ты будешь лежать и молиться, чтобы за тобой поскорее пришли».
Я сразу приметил эту компашку: дорогой ховеркар, быдлячьи курточки. И главное: нет ни единой девицы, парни просто расслабляются, двое явно под «песком», у троих на лицах татуировки. Самое оно, то, что надо. Интересно, если их обозвать пидорами, этого хватит? Или их такое не обидит? Я подходил, на меня уже косились.
Простите, уважаемые коллеги, но свою смерть я предпочитаю выбирать сам. Рей не смогла, она умерла, как любая Ева-беглянка. А я не хочу умирать как плохой и потенциально болтливый, кому-то там неугодный блэйд раннер. Ей-ей, пьяная драка — это в разы круче.
— Здравствуйте, пидоры, — сказал я.
«Может, стоило вены разрезать?» — запоздалая мысль совпала с прозрением: а ведь могут и просто покалечить. Придется, значит, наверняка.
В голове быстро взлетел тонкий писк, что-то надломилось.
Время послушно загустело, и я смотрел, как первый удар черепашьим темпом ползет мне в лицо. Я могу уклониться от этого замаха примерно пятнадцать раз, ударить в ответ — еще семь, а кулак не пройдет и половины пути. Такая вот прикольная алгебра. Но моя задача — просто раззадорить ребят — раззадорить и сделать так, чтобы в этой драке я гарантировано умер.
В «берсерке» мне хватит даже простого удара по грудной клетке.
Спасибо, что ты у меня была, Аянами.
*no signal*
Вот так всю жизнь я и бегаю. От одной проблемы к другой, от одной — к другой. От одной — к другой. От недо-семьи — в академию, из академии — в отношения, из отношений — в работу. И в моей жизни так и остались: и отец, и отношения, и работа, но все это дерьмо приобрело такой налет безысходности, что я так и не понял главного.
Бегал-то я от одиночества.
Собственно, можно уже считать, что добегался.
Рядом сидела Рей — это был какой-то парк или вообще не пойми что. Садик, что ли. Небо было сплошь желтым и светилось словно бы все и сразу, никакого солнца, никакого освещения. «Очередной бред о колонии. О провалившейся идее рая на двоих». Аянами смотрела перед собой, медленно водя рукой в воде. Вон оно как, тут еще и водоем.