Человеческое, слишком человеческое (СИ)

— Синдзи… — Майя слегка покраснела, но это ее чертово упрямое выражение лица… Она просто сука. Которой снова понадобился я. — Я не собираюсь с тобой спорить. Ты просто нужен общему делу.
— Общему? Да ни хрена у нас общего нет!
Черт, а что ж я с ней прощался не так, а? Вот бы мне тогда такой тон! А то я даже всплакнул, и это при том, что сам же и предложил разбежаться.
— А дело о «нулевых» Евах не ты ведешь?
Я уставился на нее:
— Откуда ты…
— Не важно, — отмахнулась Майя. Этот жест тоже был из прошлого, он тоже трепал мне нервы. — Главное то, что ты сможешь довести это дело только с нашей помощью. Они тебе не дадут.
— «Они»?
— Они, Синдзи. За этим сборищем стоит куда более крупный враг, и этот твой «побег» — их рук дело.
Кадзи будет счастлив, понял я.
— Майя, но если ты это все знаешь, то почему…
Я прикусил себе язык, но она уже поняла — и улыбнулась.
— Передать данные блэйд раннерам? Мусорщикам на службе у корпораций? Вы собираете пылинки там, где нужен пылесос. И кстати, ты и так в списке на ликвидацию.
«Вот зачем это так по-светски произносить, а?»
— Не нам, окей. В СКЕ.
— Не говори ерунды, Синдзи! Ты что, не понимаешь?
Да все я понимаю. И что это имиджевое дело. И что вы устали быть церберами. И что вам хочется оказаться в центре внимания не благодаря очередному взрыву — а как победителям мирового заговора…
— Синдзи…
Майя протянула руку и положила затянутую в перчатку ладонь мне на щеку. Я вздрогнул от пронзительного холода, пробирающего до корней зубов.
— Синдзи, пойми, они уже тебя ведут. Откуда, по-твоему, та Ева у тебя дома?
«О черт, нет».
— Тебе подсунули ее, чтобы ты боялся. Боялся своей тени, каждого своего шага.
«Майя, убери руку, пожалуйста…»
— Чтобы ты не смог пошевелиться без страха быть обнаруженным.
«Майя, мне холодно…»
— Ты должен избавиться от нее.
Она меня ломала — не поучала, не давила на меня. Просто ломала, как долбаную игрушку, как малолетку на допросе в участке, когда родителей уже на допрос не пускают, а писать в штанишки еще очень хочется.
Аянами… Мой строгий поводок. Сколько раз я уже хоронил тебя?
— Чего ты хочешь?
И снова — снова я не узнал своего голоса. Наверное, я обречен на это.
— Ты сделаешь заявление, — сказала Майя.
— Заявление?
— Заявление. Расскажешь все.
Ледяная ладонь уползла с моей щеки, и я понял, что обморок мне уже не светит. А жаль.
— Что именно — все?
Она пожала плечами:
— Тебе дали дело и ты понял, что тут что-то не так, какая-то крупная рыба. Тебя попытались подставить, и ты решил уйти — к нам. Поэтому «Чистота» здесь — чтобы на виду у всех заключить договор с блэйд раннером, — Майя улыбнулась. — Единственным блэйд раннером, который хочет правды.
— Так вы… Не будете никого убивать?
Да, это было тупо, я знаю.
— Нет. Мы хотим суда, а не бойни. Так что мы уйдем — с тобой.
— Уйдете? Но как?..
Она снова отмахнулась:
— Это детали, все потом. Ты готов?
Это вопрос. Это, черт побери, очень хороший вопрос. Готов к чему? К тому, чтобы стать борцом с системой? Чтобы узнать наконец правду? Чтобы, будь оно проклято, узнать, откуда Майя все это знает? Мировой заговор по совершенствованию Ев, невероятные беглецы, которые учатся умирать… Зачем это все? Знает ли она правду?
— Два вопроса, Майя.
Она мило приподняла брови:
— Да? И какие?
— Почему я?
— Просто ты лучший.
— И… Это все?
Майя улыбнулась и снова порозовела:
— Да. Ты часто тупишь, тебя можно сбить с толку, но ты упрям и трудолюбив. Можешь даже считать себя слабаком. Это только делает тебя более сильным.
А еще ты меня снова хочешь заполучить — свою любимую игрушку, которую ты не успела настроить под себя. Так будет правильнее сказать. И честнее. И я, мать твою, не буду отвечать на этот открытый, честный и такой обезоруживающий взгляд.
— Второй вопрос…
— Синдзи, у нас не так много времени…
— …Что будет с Рей Аянами?
Это был неправильный вопрос, понял я, заметив, как меняется ее лицо. «Ох ты ж, так она ничего не понимала, да? Ни того что я привязался к этой Еве, ни того, что я держу ее дома по своей воле… Как она там сказала? „Пытались подставить“ — ну да, ну да. Лучше, чем я сам себя, меня никто не подставит». И еще — почему мне так весело? А, знаю. Эта ее гримаса означает, что на самом деле никто не приказывал Аянами навязываться ко мне — Майя просто сделала такой вывод. И это…
 
— Ты ее обезвредишь.
Пустота — пустота и взаимопонимание. Я понял, что Майя пошла в «Чистоту» по убеждениям. Майя поняла, что я жалкий любитель синтетической плоти.
Ну что ж, раз мы так хорошо все поняли…
— Нет.
И не надо так смотреть на меня. Все ты слышала и все ты поняла — причем очень правильно. Но я могу и перефразировать:
— Заявления не будет.
— Уверен?
Гм. Как-то просто она все переиграла. Домашняя заготовка?
— Уверен.
А ее ведь задел отказ — все же я слишком долго жил с ней, пусть и давно. А еще больше ее задело то, почему я отказался, и, наверное, она поняла это даже раньше меня. Я почти горжусь тобой, Майя.
— Ладно. Тогда мы пришли сюда по другой причине. Сделать свое официальное заявление.
Мне снова стало холодно — будто ее ледяная ладонь снова вернулась на мою щеку. На лице Майи не осталось и следа румянца — она была в бешенстве. А я потихоньку прозревал, вспоминая давешние слова Кацураги.
— Я расскажу, как корпорации управляют блэйд раннерами, — спокойно, слишком спокойно сказала Майя. — Как отец подсунул сыну куклу, чтобы замять неудобное дело…
Она взмахнула рукой, и я невольно посмотрел в сторону. Ее подручный толкнул к нам двоих парней с телевидения. У оператора — рослого парня, американца вроде — тряслись руки, а репортер поминутно поправлял платочек в петлице. «Дурацкая какая расцветка…»
Глаз закрепленной на треноге камеры пытливо смотрел на меня, и я не мог ничего с этим поделать. Сейчас это все прозвучит в эфире — эфир нам дадут, медийщикам плевать на все, кроме рейтингов. И меня вытравят из управления, черт, да я даже отсюда смогу свалить только в «бездну», и то если мне очень повезет. Я превращусь в символ — скверный такой символ — и в мишень, и в конце концов… Да. В конце концов я прибьюсь-таки к «Чистоте», хочу того или нет. Просто потому, что мне все будет пофигу.
Да. Да и еще раз да.
А еще я не успею забрать Рей. И снова — пыль, квартира, и тело Евы, которая не дождалась меня.
— Не передумал?
Я просто молчал — позорно, потерянно молчал, сражаясь с образом мертвой Аянами. Да что ж меня так зациклило на тебе, гребаная ты подделка под человека? Я слова не могу сказать, и молчать мне нельзя, и вообще… И вообще — поздно уже.
Майя кивнула и ее лицо исчезло за створками забрала шлема, а оператор уже встал у камеры, а репортер все теребил свой платочек, все теребил и теребил его, и оглушающий этот шорох, и этот грохот дыхания десятков людей вокруг, и кто-то подвывает в том углу, по башке бы ему врезать…
Я вдруг понял, что мне делать.
Что я буду говорить, как я все объясню — это потом. Главное — сделать.
Потому что когда Майя повернулась ко мне спиной, я увидел маркировку на обойме ее беретты.
«На них керамическая броня. Эффективное поражение ВЭ-пулей — десять метров».
Я сделал крохотный шажок.
«Встроенные передатчики — они все слышали наш разговор».
Где-то в голове что-то с тонким писком надломилось. Это значит, я прошел точку невозврата. Дальше надо или выплеснуть или захлебнуться, потому что время уже густеет — в каждый удар сердца проваливается все больше и больше этого вязкого тягучего времени.
 
В один шаг я оказался рядом с Майей — этот шаг забрал у меня пару минут жизни. Сорвать с ее пояса беретту, пока она поворачивает голову — еще минута. Поднять добротный, утяжеленный ствол, приспосабливая руку к непривычному оружию.