Миллион миров с тобой (ЛП)

Я беру Жар-птицу, пытаюсь прыгнуть. Ничего.
Я истощена, телом и душой. Физически, мои мышцы всё ещё ноют после отчаянного побега из машины, синяки на коленях и бёдрах пульсируют. Эмоционально я настолько опустошена, что кажется, мне всё равно, если в доме вспыхнет пожар.
Кровать, говорю я себе. Сейчас. Я поставлю будильник с промежутком три часа, так я смогу прыгнуть как можно скорее. Но потом я вспоминаю, что телефон утонул вместе с машиной. Отлично.
В моём измерении, Джози подарила мне на шестилетие будильник Хелло Китти. В шесть лет это самый крутой подарок. Джози гордилась, что она выбрала такой хороший подарок, и будильник оставался у меня на полке, хотя Хелло Китти уже нельзя было назвать моим стилем. Даже когда я заменила его на tPhone, я не выбросила его. Он всё ещё у меня в шкафу, служит подставкой для вязаных шапок.
Если Джози здесь тоже подарила мне будильник, то пришёл час Хелло Китти. Поэтому я роюсь в шкафу и включаю свет, чтобы облегчить поиски, потом останавливаюсь.
Моя папка с портфолио скомкана в дальнем углу, измята и по полу валяются мои холсты. Нахмурившись, я наклоняюсь, чтобы рассмотреть их. От первого же взгляда у меня леденеет сердце.
Это портрет Джози, у неё стёрты глаза.
Я продолжаю их перебирать, снова и снова, разрушения те же. Джози, мама, папа, нет глаз или ртов. От этого их лица выглядят пустыми и призрачными, как на постерах к фильмам ужасов. Поначалу я думаю, не художественное ли решение этой Маргарет лишить картины лиц как символ разрушения её семьи. Но потом я вижу маленькие хлопья краски на полу шкафа. Нет, это было сделано в прошедший день или два.
Другими словами, это сделала Ведьма.
Последним я нахожу портрет, очень похожий на один из моих ранних полотен. На нём изображена я в голубой футболке в цветочек, которая у меня всё ещё есть. Но нет всего лица, его соскребали с такой яростью, что нож Ведьмы порвал холст в нескольких местах.
Она ненавидит себя больше, чем кого-либо другого. Сидя по-турецки на полу шкафа между рядами туфель, я изучаю лица по очереди. Но почему она их ненавидит? Может быть, она просто ненавидит всех? Может быть, с ней что-то случилось пока она была в утробе матери, и её мозг неправильно развивался. Ведьма, вероятно, психопатка, только человеческая оболочка...
Но этот ответ слишком прост. Он меня только запутает. Если я хочу победить Ведьму в её же игре, я должна понять её. Это означает, что мне нужно перестать говорить себе, насколько я отличаюсь от неё.
Мне нужно встретиться лицом к лицу с тьмой, которую пришлось признать Тео. С той же тьмой, с которой даже сейчас борется Пол. Мне нужно посмотреть на Ведьму и узнать, что у нас общего. Нужно понять, как мы похожи.
Поэтому я пытаюсь представить себе, каково это быть девушкой из Главного Офиса. Быть собой, там, в этом опасном одержимом статусом мегаполисе, дочерью двух величайших изобретателей в мире. Почему это так испортило меня? Я не понимаю, почему это сделало меня убийцей, но я представляю, что это могло сделать меня тщеславной или снобом. Я даже понимаю, как это могло меня отвлечь от рисования, не придать ему значения. В моём собственном мире папа и мама всегда подбадривали меня, покупали кисти и холсты, убеждали профессоров на факультете искусства в университете позволить мне присутствовать на технических классах, и никогда не спрашивали, "Но на что ты будешь жить?"
В Главном Офисе, однако, деньги — это не только власть, это ещё и смысл жизни. Ты — это сколько ты зарабатываешь. Ты приносишь деньги или ты бесполезен.
Поэтому на Ведьму никогда не обращали внимания. Не ценили. И когда Триада выбрала Джози для роли Идеального Путешественника, и Ватт Конли даже влюбился в неё... Ведьма, должно быть, стала невидимкой.
Это не извинение. Это даже не объяснение. Но на фундаментальном, невыразимом уровне, я понимаю, что наконец-то увидела что-то в её душе, что могло быть похоже на меня.
Она испортила холсты, и они лежат у моих ног глядя пустыми глазами. Когда Джози умерла, оба моих родителя и Ватт Конли стали одержимы идеей собрать осколки её души, потому что они думали, что это может вернуть её. Это разрослось в заговор между вселенными и в желание разрушить другие вселенные. Джози затмила меня другую после смерти сильнее, чем она могла бы при жизни.
 
Пол из Главного офиса сказал, что моя альтернатива была самым преданным работником Триады. Тео из Главного Офиса, менее вежливо, но более точно назвал её сукой. Теперь, я вижу, что она делает всё, чтобы доказать, что она храбрее, более самоотверженна и неостановима чем даже была Джози когда-либо, всё для блага людей, которые её отвергали.
Если она выиграет, какова будет награда? Джози вернётся к жизни чтобы ещё раз затмить её.
Подождите. Это случилось три года назад? Мои глаза расширяются. Это Вселенная не была нейтральной, случайно выбранной — это та Вселенная, где умерла их Джози. Когда Ведьма пришла сюда, она нашла маму сломанной и в депрессии. Она увидела, что дом разваливается по кускам, хотя я всё ещё здесь. Ведьма, должно быть, думала, видишь, меня недостаточно. И для неё всегда будет так. Когда она поймёт, что потеряла меня тоже, она наконец-то пожалеет.
Я почти чувствую себя за водительским сиденьем той машины, глядя в воду. Я покажу ей, думала бы Ведьма за секунду до того, как нажать газ.
Но есть ещё что-то, я уверена. Радость Ведьмы от её действий нельзя представить и простить.
Но я добралась до сути. Я знаю, что ей движет. Но её бесконечная злоба — это боль, от которой нет лекарства, неважно, сколько вселенных она разорвёт в клочья.
Может быть, когда придёт время, я смогу использовать это знание против неё.
Я уже понимаю, что мне нужно начинать бороться каждый раз, когда для этого есть возможность.
— Мам? — Кричу я, направляясь к её спальне. Я провела несколько часов, обдумывая это. Небо начинает светлеть, говоря о скором рассвете. — Мам, вставай.
Из-а двери я слышу, как она бормочет:
— Маргарет? — Я принимаю это за разрешение и вхожу. Увидев её комнату в таком состоянии, я жалею об этом. Она пахнет нестираным бельём, и на другой стороне кровати, где спал бы папа, лежит гора почты, смятые носки и пара использованных бумажным тарелок. Мама садится, почёсывая голову. — Милая, что случилось?
— Мама, ты производишь исследования в области параллельных измерений, так? Других квантовых реальностей?
Она хмурится в ужасе.
— Я.… ты знаешь, я в академическом отпуске...
— Но это твоя область исследований. Так?
— Конечно, она была... Мы с твоим отцом вместе работали над этим, — теперь она раздражена. — Зачем ты разбудила меня...
Она обрывается, когда я тянусь к цепочке у меня на шее и вытаскиваю Жар-птицу.
— Я не твоя Маргарет, мама. Я из другого измерения.
— И что это такое?
— Посмотри на это, мама, — я сажусь рядом с ней на кровать. — Посмотри на Жар-птицу и скажи мне, что не ты это сделала.
— Что за... — её рука смыкается вокруг кулона, а рот открывается.
— Ты уже изобрела Жар-птицу в нескольких измерениях, — из-за недостатка времени я придерживаюсь самого простого объяснения. Я не знаю, сколько мама может осознать за один раз. — Я путешествовала по нескольким из них, и Жар-птица привела меня сюда. Она привела меня к тебе.
Мама ничего не говорит. Она просто изучает её, не говоря ни слова, но потом она начинает производить звук, который должен быть плачем. Но потом мама смотрит на меня, и она смеется.
— Мы это сделали, — говорит она со слезами на глазах, и на её лице расползается огромная улыбка. Какой бы она ни была сейчас потрёпанной, она снова стала мамой. — Генри и я. Мы это сделали.
 
Я крепко обнимаю её.
— Лучше тебе поверить, что сделали.
К концу завтрака я рассказала маме самое необходимое. Хотя мы обе истощены от недостатка сна, я вижу, что мама снова бодра, какой она не была с тех пор, как умерли папа и Джози.
— Ты странно себя вела в последние несколько дней, — она делает глоток чая. — Но даже за тысячу лет я бы не подумала о таком.