Ведьмина кровь
Марта говорила, что во время бури на нижней палубе ходили слухи, будто на борту завелся дикий зверь. Но Джек был прав: у страха бывают приливы и отливы, как у моря. Когда нас занесло в северные воды, преподобный Корнуэлл первым делом заговорил о ведьмах. И кто знает, до чего бы дошло, если бы шторм бесновался дольше.
Но теперь светит солнце и видна земля, а ветер ведет «Аннабеллу» прямо в нужную гавань. Господь благоволит нам. А значит, я в безопасности.
Во всяком случае, пока.
24.
Сколько ни старайся, от себя не убежишь. У меня все же есть дар. После того, что сегодня случилось, сомнений нет.
Стояла отличная погода, и мы болтали на верхней палубе с Джеком. Что бы ни говорила Марта, я не ищу встречи с ним специально, просто не избегаю его. У него случился перерыв, и мы разговаривали о том о сем, как вдруг сверху кто-то закричал. С противоположной палубы раздался громкий всплеск. Я вздрогнула, но Джек засмеялся, взял меня за руку и подвел к тому борту.
— Гляди.
Сперва я ничего не увидела, кроме бурлящей воды. Затем под волнами показалось нечто темное и огромное. Неведомая глыба как будто двигалась вверх, и я смогла разглядеть крохотные белые ракушки на ее боку. Помня рассказы Джека про коварные скалы этих берегов, я испугалась, что мы вот-вот налетим на камень.
Лоснящаяся черная громада высвободилась из пучины и издала странный шипящий звук, а затем в воздух ударила струя, в брызгах которой заиграла радуга. Тут же пахнуло рыбой, и я увидела огромную пасть, изогнутую в исполинском оскале, а затем чудище исчезло так же внезапно, как появилось.
Левиафан! Морское чудище, проглотившее ветхозаветного Иону! Он мог бы сожрать нас вместе с кораблем. Какая история для книги чудес Элаяса!
— Он безобидный, — сказал Джек, перегибаясь через борт и наблюдая, как могучий хвост бьет по воде и исчезает в изумрудной глубине. — Не надо бояться. Вон, присмотрись-ка, он не один!
Я проследила взглядом за его рукой и увидела множество фонтанов, бьющих из гигантских спин. Невзирая на размеры, чудища с легкостью выпрыгивали из моря и ныряли обратно с оглушительным плеском, шлепая по воде изогнутыми хвостами.
— Никогда не видела таких рыб.
— Это не рыбы, — ответил Джек. — Это киты. У них теплая кровь и нет жабр. Они дышат как мы с тобой — сквозь дырки в голове.
— Я не дышу сквозь дырки в голове!
— А что такое, по-твоему, нос? Или рот?
Я засмеялась. Действительно!
— Когда-нибудь я буду на них охотиться. — Джек изобразил, что держит гарпун и бросает его через борт. — У меня будет собственный корабль, найму людей… Китов здесь полно, на них можно озолотиться.
Он перегнулся через борт и уставился на чудищ, плывших рядом с нами. В его глазах отражались блики воды, но мне показалось, что это блеск монет.
Над нами светило горячее солнце, и на палубе было тихо, если не считать потрескивания парусов и плеска волн. Глядя на мерцающую поверхность моря, я вспомнила, как бабушка гадала по воде, когда люди приходили к ней с вопросами о будущем или прошлом. Она наливала чистой воды в плошку, смотрела туда, и ответ являлся ей в видениях. Иногда — на вопрос, которого не задавали.
Бабушка считала, что у меня тоже есть к этому способность, но я ни разу не гадала и поэтому очень удивилась, когда видения начались сами собой.
Картинки сменяли одна другую. Сперва я увидела мальчишку на пороге убогой землянки. Растрепанные немытые волосы спадают на голубые глаза, полные горечи. Поколебавшись, он окидывает дом прощальным взглядом и, уронив плечи, бредет прочь по красноватой пыльной тропинке. Он идет, свесив голову, не глядя по сторонам, мимо плантаций с незнакомыми высокими растениями, посаженными рядами. Крупные листья шевелятся на ветру. Я впервые их вижу, но понимаю, что это табак. За листьями виднеется огромная река. Небольшая лодка, привязанная к причалу, кажется игрушечной на бескрайней зеркальной поверхности. Мальчик забирается в нее, отвязывает веревку, и река несет лодку по течению, как веточку.
Видение уступает место новому: теперь я вижу молодого человека в темном кафтане, застегнутом до самой шеи и отделанном по вороту мехом. На нем нет шапки, светлые волосы золотятся на слабом зимнем солнце. Он стоит на берегу другой реки, которая медленно и лениво катит холодные серые воды вдоль берегов, где громоздятся здания большого города — даже на мосту, соединяющем берега, стоят дома. Молодой человек смеется, обнажая белоснежные зубы, и пар от его дыхания клубится на морозном воздухе. В руке он держит набитый золотом кошель.
Затем он становится старше. Теперь это мужчина с бородой, в синем кителе капитана. Он стоит на носу узкой длинной лодки. Одни матросы гребут, другие куда-то целятся из зазубренных гарпунов, с длинных деревянных рукоятей свисают веревки. За их спинами на якоре стоит корабль со спущенными парусами. Вокруг на беспокойных волнах качаются суда других китобоев.
Пучина накатывает и отступает, являя на свет гигантскую голову с пастью, усеянной зубами. Гарпуны впиваются в серую китовью тушу. Рассвирепев от боли, гигант разворачивается, взмахнув хвостом, и мощными рывками несется на своих мучителей, поднимая волну невероятной высоты. Но внезапно он исчезает, и море смыкает над ним воды, а люди растерянно озираются в поисках скрывшейся добычи… И вдруг кит выныривает прямо из-под них, переворачивая лодку и унося всех и вся в бездну. Какое-то время вода еще бурлит и пенится, перемешанная с кровью, а затем все стихает. На поверхность всплывают обломки дерева, но людей больше не видно.
— Что с тобой? Куда ты смотришь? Тебе нехорошо?
Джек держал меня за плечо израненной и обветренной, но еще мальчишеской рукой — смуглой и мягкой.
— Ничего, не обращай внимания.
Я видела его прошлое. Я видела его будущее. Я знаю, как он умрет, и это знание теперь тяготит меня. Бабушка говорила, что людям не нужно знать о своей смерти. Что должно, то все равно случится, а знание о том, как ты умрешь, может отравить жизнь, лишить ее всякой радости.
Джек смотрел на меня с беспокойством. Я не хотела, чтобы он допытывался, о чем я думаю, а ведь он проницателен и от него трудно что-то скрыть. И тут раздался крик капитана:
— Эй, Джек! Я тебе не за то плачу, чтобы ты любезничал с барышнями! А ну, за дело, иначе высеку!
Джек умчался, оставив меня одну, и я вздохнула с облегчением. Мне нужно было подумать. Видения были непрошеными, как часто случалось у бабушки, однако прозрение было иного рода. Слишком сильное и ясное. Это был дар от матери. И он лег на мои плечи, словно тяжелая мантия.
25.
Коварные ветра замедляют наш ход, но вид земли все равно внушает всем оптимизм. Жизнь на нижней палубе заметно улучшилась. Море вокруг нас кишит рыбой, а капитан отправил на берег лодки — искать пресную воду и продукты.
Джонас сделал мазь для Джека, и трещины на его руках быстро заживают. Теперь он постоянно занят, поэтому мы толком не успеваем поговорить как прежде, но иногда он заглядывает в парусную кладовку, где я прячусь днем, чтобы вести дневник. Он каждый раз рискует: если его здесь застанут, то накажут.
Я мало рассказываю о себе, зато Джек говорит за двоих — где побывал в плаваниях, что видел. Не знаю, всем ли его историям можно верить, — моряки те еще выдумщики. Он много рассказывает о своих планах. О Сейлеме, куда мы плывем, и сколько там больших грузовых причалов и красивых домов. Когда-нибудь он собирается построить собственный дом, еще больше и красивее, и из камня, а не деревянный.
— И построю, вот увидишь.
Я смеюсь, потому что не сомневаюсь в нем, и мы начинаем мечтать вместе, как я буду ждать его на суше, пока он бороздит моря, а потом он вернется, и мы поженимся. Построим самый лучший дом, и Джек привезет мебель из Лондона, шелк и бархат из Парижа, луковицы тюльпанов из Амстердама… Я смеюсь, и Джек тоже смеется, и мы оба понимаем, что это просто мечты. Но иногда я ловлю себя на том, что ночью, засыпая, представляю, как украшу комнаты в нашем доме, какой выращу сад и даже какие у нас будут дети. А потом спохватываюсь. Я видела будущее Джека. Даже если нам суждено быть вместе, мне придется жить в ожидании дня, когда он уйдет в море и не вернется.