Ох и трудная это забота – из берлоги тянуть бегемота. Книга 2 (СИ)
— Пришлось мне, господа, — Димон заговорщицки усмехнулся, — копнуть товарища Лодыгина поглубже. Крепкий дядька. Разоткровенничался только после второй пол-литры. Оказался наш человек. Тут я выложил ему, зачем мне нужны «батарейки» калибра 7,62. Сначала, конечно, поупирался, но идеей отработки технологии металлических гильз проникся. А когда я рассказал ему о твоей идее получения сверхмягкого железа, так и вообще ушел в аут. Неделю что-то там копал в книжках. Трындел про какой-то ледебурит, но тут я не копенгаген. Так ему и сказал. На «копенгагена» он почему-то обиделся, но когда мы еще разок посидели, успокоился и на неделю слинял в Ричмонд. Там у него завязки на сталелитейном заводе, зато потом затребовал на опыты пятьсот рублей, а через полмесяца заявил: «Ты, господин Зверев, человек хороший, но в металлургии и технике ничего не смыслишь, и вот тебе мой совет — назначаешь меня главным инженером, но директора ищешь сам. Желательно из местных немцев».
В общем, договорились. Он, правда, выдавил из меня согласие: после запуска завода приедет в Россию порешать вопрос с производством ламп по его патенту. Так что, через год жди.
— А как же заказанные материалы и технология герметичности ламп? — тут же вскинулся Федотов.
— Отправлено морем. Да ты не боись, он тебе написал целый трактат о твоей герметизации. Я попытался было разобраться, но, звиняйте, граждане — не мое. Зато одного алюминия едет почти две тонны, ох, и дорогой, зараза. Может, построим люминьтьевый заводик? — решил блеснуть предпринимательским талантом бывший морпех.
— Ага, на Ангаре, только перекроем и построим, — осадил товарища Федотов, — ты мне скажи, Зверев, ты зачем увел у меня тетку?
— Тут такое дело, Старый, я, конечно, понимаю, что Катерина секретарь вне конкуренции, но мне без нее в штатах стало было совсем туго, а потом оно само как-то так получилось. Батя мой говорил: «Если почувствуешь, что одолевают, то и не сопротивляйся — бесполезняк», а он по молодости был еще тот ходок, и я ему верю.
— Что, и детишки будут? — ехидно уточнил Федотов.
— А то!
— Димон, так мы же установили в Москве рентген, давай определим: мальчик там или девочка? Опять же реклама.
— Охренели! Вот вам во все на все рыло, — Димон с чувством изобразил крайне неприличный жест, — будет УЗИ, тогда поговорим. А что, в самом деле сделали рентген?
— Не поверишь, Мишенин так расписал, отчего наш рентген безопасней европейского, что второй аппарат запустили в Женеве, а Ильича назначили профессором местного универа. А еще мы ждем результат по антибиотикам. Представь, какие пойдут бабки. Кстати, опять Вова настоял.
— Ну, дела, Ильич, растешь!
— Предлагаю за Зверева, — торопливо вставил Ильич. Он слишком хорошо знал, к чему обычно приводят комплименты морпеха.
— Так, мужики, что это за вечер признаний? Ты, Вова, мне лучше скажи, что это за хмырь давеча нарисовался? — Бориса явно заинтересовал вчерашний социалист.
— А что? — с пол-оборота заершился Мишенин. — Ты с разными Зензиновыми водку хлещешь, а мне нельзя?
— Так Русанов социалист!? — Зверев мастерски изобразил искреннее удивление. — То-то я, под окнами нашел следы Владимира Ильича.
— Да зачем мне ходить у тебя под окнами?
— Дык, вроде бы понятно. Если в гости пришел сам товарищ Русанов, то, как же без следов Ленина?
Вовино: «Да ну вас» потонуло в гомерическом хохоте.
Потом друзья решали накопившиеся вопросы. Поговорить без Мишенина удалось только на ночной прогулке.
— Спрашиваешь, как в штатах? Представь, я за неделю открыл фирму, а в России меня наши твари месяцами долбали высочайшими соизволениями и разрешениями. Вове рассказал — впервые услышал от него мат. Там, Старый, действительно свобода предпринимательства, но проблемы есть. Сейчас штаты со всего мира тянут предприимчивых людей. Если ты открыл фирму и выпускаешь продукцию, то все пучком, а вот поставка зарубежных товаров не приветствуется.
Прямого запрета нет, и пошлины действуют в пределах нормы, но если твой товар начинает давить на внутренний рынок, то я тебе не завидую. Сначала о патриотизме начинают вякать газеты. Если не помогает, то о тебе вспоминают пожарники и профсоюзы. Прорваться можно или со специфическим товаром, как наши рации, или работай в убыток.
Об изоляционизме ты, конечно, в курсе, но по большому счету это и есть тот самый негласный протекционизм. Толково они это сделали. Провели компанию, типа, никуда не лезем, мир, жвачка, все свое, и в подсознании обывателя засело — шамкаем только американское.
Да, чуть не забыл, секреты хранить умеют. Этого не отнять. Мы с дури секретим все подряд, а они только главное. Оцени, во сколько раз им это дешевле обходится. Я с института помню, что тесты на проф. пригодность они закрыли секретами с двадцатых годов, а наработки у них есть уже сейчас. Представь, сунулся я к тамошней профессуре, вдруг, что интересное узнаю — хрен вам! Только то, что опубликовано.
Одним словом, серьезный противник, впрочем, кому я говорю, это ты знаешь лучше меня.
— А как гондурасня?
— Нормально, уже вовсю стреляют. Месяц провел в тропиках, зато мои парни получили хорроший заказ! Очень хороший. Договорились, что для спец операций мы поставим три роты. Кроме текущей оплаты, на спец счет кладутся очень не хилые деньги, которые заказчик не может вернуть себе до окончания контракта, а на это нужна моя подпись. Из них пойдет оплата за погибших, что, сам понимаешь, нашим парням придает уверенности. Латиносы сперва стали хорохориться, типа, да мы таких за пятачок мильен навербуем. Пришлось показать нашу подготовку. Тут они сдулись. Да и куда им деваться. В мире толковые бойцы, конечно, есть, но подразделений диких лебедей здесь еще не видели, а у местных одно пушечное мясо. Согласились.
— И на чьей мы, Димон, стороне? — ехидно поинтересовался Борис.
— На правой, конечно, — заржал Зверев, — сегодня платит сеньор Хосе Сантос, значит, мы за Никарагуа. Не боись, Степаныч, по контракту после падения столицы Гондураса, наши бойцы свободны, как ветер, а эвакуацию мои парни готовят второй месяц. Прорвемся. Посмотрел я на них — загорели черти, настоящие бандитос. Ты бы видел, как от них тащатся местные девки.
— Улучшать породу всегда полезно, — авторитетно согласился Федотов.
Думая каждый о своем замолчали.
Федотов размышлял, как они изменились за эти два года.
Мишенин стал крутить шашни с революционерами. Настасья Ниловна, простая душа, поплакалась — к ним на огонек заглядывает очень приличный господин, Георгий Андреевич, да вот беда, последнее время занемог. Вместо себя прислал Русанова.
И кто такой этот болезно-бесфамильный, что вместо себя прислал Русанова? И отчего Вован о нем ни словечка?
Димон внешне изменился мало, но его анализ по штатам говорит сам за себя. Своим решением оставил в Америке Лодыгина. Встретился с президентом Никарагуа и заключил с ним военный контракт. Вырос мужик.
Сегодняшний Дмитрий Павлович напомнил Борису вернувшегося из Чечни подполковника МВД. Был у него такой знакомый.
Не закостенел и сам Федотов. Изменения накапливались исподволь. Сначала встреча с Поповым и Эссеном, с Роговым и Дубасовым. Чуть погодя на горизонте нарисовались Васильев-Южин с Зензиновым. Последние — как в том анекдоте: «Идут по пустыне два негра Абрам и Сара, и оба евреи». Первый эсдек, второй эсер, но оба ему симпатичны. Хорошие и плохие встречались вперемешку, и с какого-то момента все они стали для него своими. Сегодняшний Федотов иррационально не хотел никого из них терять, а Россия представлялась ему сонной теткой. Правящий режим пребывал в нирване полного идиотизма, а активные люди из последних сил тянули державу из пагубной лени. Как это ни парадоксально, но в этой упряжке и тот же Дубасов, и его антипод Васильев-Южин. Каждый по-своему заблуждается и каждый тянул… ну, как на той картине с крылатым щуко-раком.
Борис представил себе плотно размерами три на четыре метра. Естественно, маслом и в богатом багете. На нем, упираясь карабасо-барабасовой бородой, Дубасов тянет в родную тину. В небесах мечтательно воспаряет двухголовая российская курица с лицами Васильева и Зензинова. Мысль Бориса: «А не поставить ли мне себя на место щуки, или эту роль отдать Звереву», была бесцеремонно прервана бывшим морпехом.