Порочные ангелы (ЛП)

Его.
На следующее утро, после крепкого сна, меня разбудил стук, Эсте принес мне завтрак. Он был одним из последних людей, которых я хотела видеть.
— Я подумал, что ты заслужила завтрак в постель, поскольку это твой последний прием пищи с нами и все такое, — сказал он, закрывая за собой дверь ногой и ставя поднос на прикроватный столик. Он бросил на меня косой взгляд. — Только потому, что ты уходишь, я могу надеяться, что ты не стукнешь меня по голове миской с фруктами или еще чем-нибудь. — Я не улыбнулась, а просто уставилась на него. — Сегодня без шуток, да? — спросил он, пожав плечами. Он сел на край кровати, и я инстинктивно притянула ноги к себе. — Знаешь, Луиза, я думаю, что мы, возможно, начали не с той ноты. Но я просто хотел, чтобы ты знала: ты мне нравишься.
Я поморщилась.
— Это должно быть чем-то хорошим?
— Это ничего не значит, — сказал Эсте. — Но я понимаю, почему Хавьер так одержим тобой.
— Одержим? — это было новостью для меня.
— Не будь слишком польщена, — сказал он язвительно. — Хавьер легко становится одержимым. Хотя с женщинами это случается нечасто. Учитывая то, как все складывалось для него в прошлом, и его преданность делу создания империи, я удивлен тем, как все обернулось.
— Но ты недоволен этим, — сказала я.
— Да. Я думаю, что он позволил своим чувствам к тебе затуманить его рассудок. Но все могло быть и хуже. — Чувства ко мне? Я хотела попросить его уточнить, рассказать больше. Но понимала, что это чертовски неуместно, учитывая мои ужасные обстоятельства, и внутренне укорила свое сердце за то, что оно даже пропустило удар. Эсте изучал мое лицо. — Просто чтобы ты знала, — сказал он осторожно, со знанием дела, глядя в глаза, — его чувства к тебе означают только то, что он не убьет тебя. Вот и все. Большего ты от него не добьешься. Это все равно, что добывать кровь из камня.
— Знаю, — быстро сказала я. — Никогда не думала иначе.
Он кивнул и похлопал по кровати.
— Хорошо. Ну, я полагаю, мне пора идти. Надеюсь, все это того стоит. Ты могла бы так же легко исчезнуть и получить новую личность, новую жизнь, новое все.
Я покачала головой.
— Не могу так поступить. У меня есть совесть.
— И это будет твоей смертью, — сказал он. — Хуанито приедет за тобой через час. Это долгая дорога, как ты знаешь, — он встал и сделал паузу, как будто что-то вспоминая. — О, и еще раз прости за то, что ударил тебя электрошокером.
Я холодно посмотрела на него.
— Правда? Я все еще думаю о том, чтобы ударить тебя по голове этим подносом, просто так.
Он усмехнулся.
— Я так и думал.
Он открыл дверь.
— Эстебан, — окликнула я его. — Не мог бы ты позвать сюда Хавьера?
Его лицо скривилось в сомнении.
— Я постараюсь.
Дверь закрылась, и я стала ждать. Когда час приблизился, я надела платье и кроссовки — единственные вещи, в которых мне предстояло притвориться, что я сбежала. Больше у меня ничего не было. Ни денег, ни документов, ничего. Я уставилась на свое лицо в зеркало. Мне было интересно, увидит ли Сальвадор ужас в моих глазах и примет ли его за то, где я была, а не за то, куда собиралась. Я надеялась на это.
В конце концов, за пять минут до того, как закончился песок в песочных часах, ко мне пришел Хавьер. Он надел маску элегантности и безразличия, его необычайно красивые черты лица приобрели вид скульптуры. Но я не понимала, что хотел сказать художник: это человек в отрицании? Или человек без души? А может человек, который построит империю и наследие, чья гордость сформировала это? Или вот человек, который впервые в жизни не знает, кто он?
Кем бы ни был человек, стоявший у моей двери, было очевидно, что это было последнее место, где он хотел бы оказаться.
— Ты хотела меня видеть? — сказал он так официально, что это резануло сильнее, чем его лезвие.
— Ты не собирался прийти попрощаться? — спросила я его.
Он остался у двери. Я осталась возле ванной. Никто из нас не двигался.
— Собирался, — сказал он, в его голосе чувствовался вызов. — У двери.
— О, — едко сказала я. — Как любезно и уважительно с твоей стороны.
 
— Луиза, — предупредил он.
— Значит, после всего, через что ты меня провел, — сказала я, сложив руки, — ты просто вытираешь руки и выталкиваешь меня за дверь.
В его глазах вспыхнуло негодование. Его руки сжимались и разжимались, но ему удалось сохранить голос твердым и ровным.
— Это был твой выбор. Ты выбрала это.
— Потому что это единственный выбор, который у меня есть, — сказала я. — Не так ли? — Наши глаза были устремлены друг на друга. Я хотела, чтобы он подошел ближе. Я хотела увидеть то, чего там не было. — Разве мы не можем вернуться назад во времени? — спросила я, теперь мой голос стал мягче. — Когда я верила, что что-то значу для тебя?
Он сглотнул и отвел взгляд.
— Ты всегда была моей пленницей. Я всегда был тем, кто держал нож.
И снова этот нож вонзился прямо в меня. Я резко вдохнула, желая избавиться от боли.
— Полагаю, я не должна удивляться. Эстебан сказал, что добиться от тебя чувств — все равно, что добывать кровь из камня.
— Эстебан ни черта не знает, — огрызнулся он, глядя на меня. — Какого черта ты хочешь, чтобы я сказал? Ты думаешь, что все, что я скажу, что-то изменит для тебя? Для меня? Для этой гребаной ситуации? А?
— Ты мог бы сказать мне не уходить.
— Я сказал! — закричал он, маршируя через всю комнату. Он схватил меня за плечи, его покрасневшее лицо прижалось к моему. — Я просил тебя не уходить. Говорил тебе, что может быть другой путь. Ты можешь выйти на свободу, уйти от верной смерти. Но ты такая…
— Какая? — спросила я, наблюдая, как его глаза вспыхивают и разгораются. — Кто я?
— Мученица, — сказал он, выплюнув это слово. — Ты носишь свое благородство, как чертову корону. Я так устал от этого, особенно когда знаю, что внутри сильная, непримиримая женщина, которая просто умирает от желания выйти на свободу. Я видел ее. Я трахал ее. Я хочу, чтобы эта женщина победила.
— Этой женщине придется жить с сожалением.
— Эта женщина, — сказал он, встряхнув меня, — будет жива, — его глаза устремились в потолок, пытаясь успокоиться, но, когда он снова посмотрел на меня, огонь все еще был там. Маска сползла. — Я знаю, что ты любишь своих родителей, Луиза. Но стоит ли их безопасность — даже не гарантированная — твоей собственной жизни? Ты действительно думаешь, что твои родители хотели бы, чтобы ты это сделала? Думаешь, они будут этим гордиться? Если они похожи на меня, они будут чертовски злы. Они проживут свою жизнь с сожалением. Это то, что ты хочешь им дать? Мертвую дочь и долбаную жизнь в скорби?
Я была ошеломлена. Он схватил мое лицо обеими руками и уставился на меня с безумной интенсивностью.
— Будь гребаной эгоисткой! Спаси свою собственную жизнь, — он внезапно отпустил меня, повернувшись ко мне спиной, его рука лежала на шее. — Господь свидетель, я не могу спасти ее для тебя.
Я смотрела на его спину, на ее мощь под темным пиджаком, и думала, не устала ли она нести этот мир. Казалось, ему было так легко отдавать приказы, говорить людям, что делать, и никогда не нужно было отдавать ни унции себя.
— Ты дал мне повод бежать, — сказала я ему. — Дай мне причину остаться.
Он сделал паузу и медленно повернулся, чтобы посмотреть на меня.
— Дать тебе причину остаться?
— Да, — сказала я, подойдя к нему и не отводя взгляда.
Его глаза смягчились, всего на мгновение.
— Что я могу сказать, чтобы ты осталась? — спросил он, его голос был едва выше шепота.
— Скажи, что ты любишь меня.
Моя смелость шокировала его больше, чем меня. Он уставился на меня, расстроенный и совершенно сбитый с толку, как будто ничего не понимал.
— Я не могу этого сделать, — сумел сказать он.
Мне нечего было терять.
— Ты не можешь, потому что не хочешь.
Он открыл рот, потом закрыл его. Он слегка покачал головой, а затем сказал, почти с досадой: