Боевая горничная госпожи Лешей (СИ)

— Не слушай ебо! — выкрикнула настолько громко, насколько позволял объём лёгких Илега, быстро подтягиваясь к копью и ловко вскакивая на корточки. — Болчи! Бержись! Инабе нибего не болубится!
Забывший, казалось бы, о горничной громила снизошёл-таки до мелкой занозы, вооружённой чересчур уж длинной зубочисткой. Он швырнул свою пленницу куда-то вбок. К последнему, третьему подонку: кстати, самому мелкому из всех, долговязому и сухощавому.
Тот отреагировал в самый последний момент и поймал пленницу: до этого он был слишком занят тем, что ошарашенно смотрел на всё ещё живого и находящегося в сознании ошпаренного товарища.
Интересно, а вдруг этот третий — дриада-молчунья? А что? Кто сказал, что Ганнибал наделил силой только женщин?
Хотя… откуда-то ведь у Илеги была уверенность, что дриада будет обязательно представительницей прекрасного пола. Не могла же эта убеждённость взяться из ниоткуда, верно? Верно же?!
Впрочем, размышлять на эту тему у девушки времени не имелось: противник, как оказалось, в отличие от одной русоволосой растеряши, пистолета дома не забыл.
Едва только воронённая сталь показалась из-за пазухи, девушка рванулась с копьём вперёд. Враг оказался опытный. Оно тотчас же подобрался, выставил перед собой левую руку, намереваясь поймать деревяшку, однако удар пришёлся не туда, куда он ожидал.
Не в торс и не в лицо.
Внутренняя часть бедра. Будь в руках Илеги настоящее оружие, а не жалкая заострённая деревяшка, которая даже джинсу не способна пробить, врага можно было бы уже провожать в последний путь, как и его бедренную артерию. Однако обошлось всё лишь болезненным тычком.
Впрочем, уже этого хватило, чтобы дать время девушке прицелиться и, пользуясь всеми преимуществами разогнанной зельями реакции и усиленного ими же тела, всадить острие аккурат в сочленение кисти и предплечья удерживающей огнестрельное оружие руки. Прямо промеж косточек.
Словно бы мало было им стенаний ошпаренного бедолаги, о котором, кажется, даже его товарищи забыли, так к ним прибавился вой ещё одного бойца. Прибавился и тут же оборвался, когда следующий тычок заострённой деревяшкой настиг его горло.
— Да твою же! — долговязый, удерживавший дриадку за волосы, начал-было материться, но передумал и принялся пятиться назад, копаясь за пазухой. Ещё секундой позже он позвал своих. На русском. — Нужно подкрѣпленіе! Срочно!
Что?! Их не трое?! Больше?! Час от часу не легче! Как будто бы этих Илеге мало?!
Впрочем, оно и логично: это любимая горничная Лешей такая умная, а этой пачке, видать, пришлось разделиться и обшарить все этажи и помещения. Но сколько их тут?
Эти вопросы свистели, как пули, одна за другой, где-то там, за затылком. Где по мнению Илеги располагалась граница сознания и начиналось бессознательное. Сознание же направило древко копья на затылок громилы. Удар оказался достаточно мощным, чтобы если уж не вырубить противника, то хотя бы уронить его на пол. Следом упала и сама камеристка, желая как можно скорей оказаться рядом с пистолетом.
Ещё секунда, и вот уже противники смотрели друг на друга исключительно через прицел.
Стоящий на ногах долговязый, с живым щитом.
И лежащая за громилой русовласка, старательно сводящая сидящую на кончике ствола мушку с физиономией врага.
Грянули два выстрела. Почти одновременно, но разогнанное зельями сознание уловило небольшую задержку между ними. Мужчина спустил курок вторым.
И он попал.
Пуля ударилась в левое плечо Илеги. Она легко пронзила плоть, а затем врезалась в кость. Взрыв боли отбросил девушку назад, заставив её перекатиться прочь от ненадёжного живого укрытия. Словно бы, если покинуть место, где тебе навредили, достаточно быстро, то можно сбежать от ранения.
Но коварная рана вцепилась в плечико горничной, не желая отпускать. Будто бы изголодавшаяся пьявка.
Девушке потребовалось секунды две или три, чтобы вновь вернуть мысли в правильное русло, отвлечься от боли, зажать рану ладонью и оценить результат своего выстрела.
А он был поражающим.
 
Коротковласая дриадка до сих пор стояла, поражённая тем, что Илега сумела подстрелить врага, но никоим образом не задеть ту, кем этот враг прикрывался. Если не считать, конечно, брызг крови, отметившихся на щеке блондинки.
— Беби! — мотнула головой горничная.
Сирена не шелохнулась. Разве что в её взгляде появилось какое-то подобие осмысленности.
— Беби! — повторила русовласка. — Забыба баш плаб?! Обо мбе не бесбокойся! Я добоню! Иначе ничебо не бобучится!
Подбородочек дриадки коротко дёрнулся в чём-то, смутно напоминающем кивок, а затем его обладательница послушно бросилась бежать. Ну, как “бросилась”. Пожалуй, это было бы чересчур льстивым описанием сей неуклюжей походки на негнущихся ногах. Словно бы Сирена не успела сбросить с себя невесть откуда взявшийся паралич.
Илега тем временем пыталась отдышаться и решить, как быть дальше. По-хорошему бы перевязать рану, да только получится ли это сделать быстро одной рукой?
К Лешей! Всё к Лешей!
Девушка приняла решение класса “ни вашим, ни нашим”. Она стянула шапку с ближайшего к ней здоровяка и запихнула её в рукав, прижимая тканью пальто к плечу. Ерунда, конечно, но лучше, чем ничего. Оставалось надеяться, что усиленное зельями тело вытянет последний рывок. В конце концов, осталось ведь совсем немного.
Илега вновь схватила пистолет здоровой рукой и решительно поднялась на ноги.
Они уже дрожали.
И вот, девушка побежала следом за дриадой, отчаянно шлёпая по полу босыми пятками.
В холле между спортивным и актовым залом она сделала несколько выстрелов в сторону уже поднимающихся по лестнице противников. Вслепую. Почти не целясь. Ответом ей было около пяти-семи попыток отплеваться свинцом. Примерно того же уровня меткости. По крайней мере Илеге хватило просто вжать голову в плечи и пригнуться, чтобы не поймать маслины.
Это было не сложно. В отличие от того, что ожидало горничную в актовом зале.
Пришлось выложиться на полную, чтобы преодолеть как можно большую дистанцию к сцене по прямой прежде, чем вражина подымется на этаж и займёт позицию у дверей. Дальше уже пришлось снизить скорость: не так-то просто мчать во весь опор и вести огонь на подавление в сторону позиций противника. Хотя, конечно, измученному организму несчастной Илеги было проще поддерживать такой темп, нежели выдавливать из себя попытки в спринт.
Каким-то чудом — чудом по имени Лешая, не иначе, — русовласой попаданке удалось избежать новых ранений. То и дело мимо пролетала смерть. Но именно что мимо. То ли враги опасаясь за свою шкуру, не могли нормально прицелиться, то ли просто сказывалась общая миниатюрность девушки.
Разок одна из пуль зацепила горничную, завертела и уронила, но беглый осмотр дал понять: пострадала только одежда. Выстрел не задел даже кожи Илеги, только распорол полу пальто на бедре. Впрочем, русовласке хватило и этого, чтобы потерять опору.
Ещё два выстрела, и вот, затвор замер в неестественном положении, не желая возвращаться назад.
Патроны кончились.
А ведь до сцены оставалось чуть меньше трети расстояния.
Пришлось срочно менять планы: отбросив ставший бесполезным ствол, девушка рыбкой прыгнула по диагонали, через ряды сидений. Вышло довольно далеко. А затем пришлось рухнуть меж откидными креслами на пол и начать ползти, активно работая локтями.
Больно! Больно! Как же больно! Пробивает даже через зелья!
В уголках глаз Илеги навернулись слёзы. Зрение туманилось, однако общее направление оставалось ясным.
Ещё чуть-чуть!
Два ряда!
 
Несколько пуль прошибли спинки и сидения над головой. Но куда больше раздробило мебель метрах в двух от горничной.
Один ряд!
Она встала на “твереньки” — это как четвереньки, но с опорой на одну руку, — а затем оттолкнулась всеми здоровыми конечностями да нырнула на сцену, где тотчас же перекатилась за кулисы.
— Съ мябкимъ бнакомъ, бволобиъ! — в крик девушка вложила всю злобу, всю боль, всё отчаяние.