Голубка Атамана (СИ)

Секундная пустота в моей голове тут же заполнилась роем страшных беспокойных мыслей. Если была любимая женщина, которая умерла, то возможно…
— Господи, — тихо выдохнула я и поспешила закрыть дверь.
Развернувшись, чтобы уйти, я внезапно натолкнулась на Давида. Он смотрел на меня исподлобья.
  
Глава 23
 
— Прости, — прошептала я, чувствуя, как мое сердце начало жестко выстукивать под рёбрами.
Не получалось избавиться от навязчивой мысли, что я вторглась в ту часть жизни Давида, в которую он не приглашал. Всё сложилось так по-дурацки. Но в синеве глаз не было ни единого намёка на приход бури. Он не обвинял и не укорял. Возможно, Давид и сам давно уже не заходил в эту комнату. А я о ней случайно напомнила и подняла со дна пласт боли и тяжести.
Нужно было срочно что-то делать. Уйти во всех возможных смыслах подальше от этой темы и комнаты.
— Я проснулась, а тебя нет, — торопливо проговорила я. — Хотела найти ванную, а потом тебя. Но поиски что-то не увенчались успехом.
Давид лишь молча кивнул и повел меня за собой. Остановившись у двери, он толкнул ее. Ванная комната.
— Спасибо, — чувство неловкости и стыда продолжали мелкими неприятными импульсами бить в затылок. — Я… не специально. Правда.
— Знаю. Всё в норме, — Давид попытался изобразить беззаботную улыбку, но получилось ужасно неправдоподобно.
Зайдя в ванную, я боролась с желанием крепко-крепко закрыть глаза и переждать удушающую волну стыда. Всё ведь было так замечательно. Нет, всё было так, что дыхание перехватывало и хотелось начать жить. По-новому. После смерти мамы моя жизнь словно застыла. Теперь она плавно начала приходить в движение. Приводить в чувства и знакомить с… любовью. А я всё только испортила. Дура!
Включив воду в душе, я быстро расстегнула ряд мелких пуговиц на рубашке и едва не задохнулась. Тёплые руки Давида опустились на мои обнаженные плечи. Слишком резко и глубоко уйдя в свои мысли, я не заметила, что он не остался за дверью, а вошел вместе со мной.
Лопатками ощущая вздымающуюся грудь Давида, мне показалось, что мы дышим в унисон. Он снял с меня рубашку и убрав волосы на одно плечо, поцеловал сначала за ухом, затем в шею, медленно спустившись к выпирающей косточке ключицы.
Этих поцелуев оказалось вполне достаточно, чтобы я возбудилась. Нет. Когда Давид только прикоснулся ко мне, я уже настроилась на него. Как по щелчку. Не знаю, причина в химических процессах, эмоциях или так просто было суждено. Это не имело никакого значения.
Давид опустил ладони ко мне на живот, продолжая поцелуями рисовать невидимые узоры на моем плече. Господи… Развернувшись, я подняла голову, чтобы заглянуть Давиду в глаза. И… Пропала…
Этим утром между нами всё произошло иначе. Резче. Острее. С крепко вжатыми в лопатки пальцами. Моя спина, прижатая к холодному кафелю ванной. Сдавленный хриплый рык Давида, разносящий по моей коже тепло и мурашки. Мои ноги на его пояснице. Не самая удобная поза для длительного секса. Но это был наш маленький быстрый срыв, с яркими вспышками под плотно сомкнутыми веками. Моей спине было совсем чуть-чуть больно, но это такая мелочь.
Давид, проникая максимально глубоко в меня, целовал, сжимал в своих руках, полностью окутывал собой. Я была уже не я, а частью его. Мир сузился. До одной крошечной точки. В которой были мы. Даже для мыслей не осталось места. Цепляясь почти расфокусированным взглядом за черты лица Давида, я возбуждалась еще больше. Возбуждалась до такой степени, что между ног начинало болеть. А затем… Не осталось даже нашей точки. Реальность расплылась кругами, словно в нее кто-то запустил камешек.
Душ мы приняли вместе. Давид даже позволил мне вымыть ему голову, спину и грудь. Я нашла это занятие настолько интересным, что под тугими струями теплой воды мы простояли расточительно долго.
— Завтрак? — спросил меня Давид, обтираясь полотенцем.
Казалось, что мы сумели отойти от запретной черты и вернуть ту атмосферу, что вилась между нами вчера и ночью.
 
— Нет. Чуть позже.
— Почему это? — Давид выгнул одну бровь.
Распутывая свои влажные волосы, я внезапно кое о чем вспомнила.
— Йога.
— Не понял.
— У нас сейчас с тобой будет йога. Утро. Мы еще ничего не ели. Идеальный момент. Помнишь, ты же хотел совместную тренировку.
Кажется, мне удалось удивить Давида.
— Помню.
— У тебя сегодня есть какие-то дела? — продолжала я идти в наступление.
— Нет.
— Отлично. Тогда я знаю, чем мы сегодня займемся. Я специально для тебя устрою целую церемонию красоты.
— Чего-чего?
Похоже, я второй раз за последнюю минуту сумела удивить Давида. Он закинул на плечо полотенце и засмеялся. Искренне и так завораживающе. Улыбка его украшала. Дарила мимолётную иллюзию, что этот человек совершенно беззаботный.
— Ну что значит «чего»? — я подошла ближе, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Да уж. Роста немного не хватает, чтобы полностью дотянуться к Давиду. — Ты меня водил на бои без правил?
— Водил, — кивнул он, успокоившись.
— Я честно тогда всё посмотрела, хотя далось это крайне нелегко. Теперь пришла моя очередь задавать темп нашему совместному дню.
На самом деле, мне просто хотелось максимально увести внимание Давида от того, что всё еще неподъемным якорем держало его в прошлом. Хотелось направить его фокус на меня.
— Хорошо. Допустим. И что именно ты подразумеваешь под странным словосочетанием «церемония красоты»? — Давид поскреб по своему подбородку, вероятно решая, бриться или нет.
— Много чего. Сделаем йогу. Затем посидишь у меня с огурчиками на лице. Я прихватила с собой косметичку. В общем, не пропадём.
— Я, по-твоему, женщина, чтобы с огурцами сидеть на лице? Может, еще маникюр предложишь сделать? — улыбнулся Давид.
— Захочешь — сделаю, — абсолютно серьезно ответила я. — Есть мужской маникюр.
Скептический взгляд Давида указывал на то, что моя затея имела все шансы не осуществиться. Но это уже было делом чести — налепить ему на лицо эти дурацкие огурцы.
— Как ты это делаешь? — Давид улегся на пол, раскинул руки и ноги в разные стороны, принимая позу «звезды».
— С первого раза никогда ничего не получается, — спокойным размеренным голосом произнесла я. — Ты должен не растягивать себя. Не рвать связки. Йога — это не про боль, а про комфорт собственного тела.
Мы расположились в обширной зале с мягким ворсистым ковром. Давид оказался совершенно не гибким. Я бы сказала, стальным. Впрочем, как и подобает мужчине. Но, несмотря на это, Давид упорно пытался повторить те асаны, что делала я. Тихо матерился, но всё равно пытался.
— Попытайся для начала успокоиться, — в который раз напомнила я. — Не думай ни о чем. Это важно. Дыши спокойно и ровно. Никакой обсценной лексики, ты меня понял?
— Понял-понял, — пробормотал Давид. — Я думал, что легче будет. А тут себя в узел свернуть, оказывается, нужно.
— Выполняй самые легкие асаны. Не наблюдай за мной. Сосредоточься на себе.
— Сложно не наблюдать, — глаза Давида лукаво блеснули. — Ладно. Хорошо. Какая там самая простая асана?
— Тадасана, — подсказала я.
— Ага. Поза горы. Уже запомнил.
Давид поднялся с пола, стал прямо, хорошенько расправив плечи. Взгляд сосредоточенный. Руки опущены. Кажется, он начал ловить нужную волну.
После йоги и лёгкого завтрака я продолжила пробираться вперед, по намеченному курсу. Давид, конечно же, сопротивлялся, когда я пыталась нацепить ему на лицо тканевую тонизирующую маску.
— Ло, ну я же не баба всё-таки, — он наморщил нос.
— Знаю. Очень даже хорошо знаю. И поверь, от одной маски ты бабой точно не станешь.
Возможно, всё это было такой глупостью: и йога, и маски эти, и фреш апельсиновый. Но мне просто хотелось, чтобы Давид расслабился. Он слишком напряжен. Порой, это напряжение витало в воздухе. А вся эта ерунда с «церемонией красоты», на мой взгляд, помогала отвлечься.