Рождение сверхновой (СИ)

Кирюшка, которого утром доставила бабушка, в это время вовсю шуровал в спальне родителей. Пацан давно лелеял хрустальную мечту добраться до будуара мамочки. О-о-о, там было, где разгуляться! Перед большим трюмо свободного места нет. Неровной батареей стоят, то есть стояли, столбики губной помады, по всей поверхности громоздились тюбики, баночки, скляночки с духами, кремами, лосьонами и прочими вещами, без которых женская жизнь и не жизнь вовсе.
Насколько мог оценить ущерб Витя, он был не так уж и велик. Кирюшка развинтил и разбросал тюбики с помадой, всякие щипчики и пинцетики тоже почти все уцелели. Подумаешь, зеркало помадой изрисовал, его легко очистить. Своими детскими шаловливыми, но слабоватыми ручонками Кирюшка смог открыть только пару флаконов и пару баночек с кремом. И там что-то осталось, не всё же он на кровати разлил. И помадой не всё испачкал, только пододеяльник. Зато посмотрите на его счастливую, не до конца отмытую от помады мордашку! Разве не стоят эти несколько скляночек простого человеческого детского счастья? До чего же вы скучные люди!
Это был не единственный сюрприз для родителей. Впрочем, в основном, для родительницы, вернее, полуродительницы, — уточняет про себя Витя. Во многих смыслах она именно полу.
Для начала он не пустил её в дом. Да, он начал реализовывать планы противодействия агрессии мачехи, которые придумал в то время, когда уже получал от неё жестокие удары.
— Кто там? — вежливо спрашивает он, выбрав паузу в трелях дверного звонка.
— Открывай сейчас же! Зачем заперся? — бурчит мачеха.
— Женщина, вы кто? Уходите, я вас не знаю, — бодро отвечает Витя. Кирюшка вторит:
— Зенсина, я вас не знаю.
— Витя, прекрати. Открывай сейчас же, — просит и требует мачеха.
— Вероника Пална, я не идиот с вами наедине оставаться. Дождитесь отца, — Витя разворачивается.
— Доздитесь оцца, — эхом повторяет Кирюшка.
На выходе из прихожей Витя останавливается. Звонок засвистел непрерывными трелями. Мачеха вздумала взять его измором. Это она зря, — решает Витя, вытаскивая из угла отремонтированную швабру. Примеривается к коробочке на стене, это она верещит голосом птички, которой прищемили хвост. Со второго удара коробочка бессильно повисает на одном проводочке, трели обрываются.
Витя смотрит на Кирюшку, тот смотрит на него. Витя поднимает правую ладонь, Кирюшка немедленно копирует его жест. Они хлопают ладонями, смеются и уходят в свою комнату.
Где мачеха провела эти полтора часа, Витя не интересовался. Папа тоже немного пострадал. Минут на семь. Они не сразу стук услышали, звонка-то нет. Кирюшке Витя велел сидеть в гостиной, сам после снятия блокировки с замков быстро бежит в детскую и задействует клин.
Привалившись к двери, Витя с наслаждением слушает причитания мачехи, недоумевающий голос отца, весёлый лопот Кирюшки.
Дверь и Витина спина дрогнули. Отец пытается войти.
— Папа, вход закрыт. Не ломай двери, я их заблокировал, — предупреждает Витя.
— Сын, ты что вытворяешь?
Опять претензии? Взрослые что, специально усложняют жизнь своим детям, чтобы они мечтали быстрее вырасти?
— Ты про что, пап?
— Ты почему маму не впускал? — отец начинает по порядку.
— Пап, я что, похож на сумасшедшего? Я с этой психопаткой наедине оставаться не собираюсь. Мне моя жизнь дорога.
Отец замолкает на какое-то время. Крыть нечем.
— Она тебя больше пальцем не тронет, — заверяет после паузы.
— Конечно, не тронет, — соглашается мальчик, — Я ей такой возможности больше не дам.
— Слушай, сын, выходи давай. Хватит через дверь разговаривать, — отец ещё раз безрезультатно толкнулся в дверь.
— Потом, — обещает Витя, — сейчас не выйду. Что-то у меня голова от вас разболелась. Пойду полежу.
И от него тут же отстают. Он сам выходит, когда понимает, что все нашли себе дело, и на него особого внимания обращать не будут. Вот теперь сидит и любуется, как кипит работа по устранению последствий урагана по имени Кирюшка.
— Скажи, сын, это теперь каждый день будет? — спрашивает отец за ужином. Все сидят за одним столом, уже успокоившиеся. Мачеха после первого шока, сочтя потери не великими, отец, глядя на неё, а про детей и говорить нечего. Им было весело тогда и сейчас неплохо.
 
— Что именно? — У Вити просыпается зловредный педантизм. Отец ждёт ответа, но вопрос им сформулирован совершенно по-дурацки.
— Ну, вот это разорение в нашей комнате…
— Так ты же замок повесил? — удивляется его ожиданиям Витя, — Взламывать его я не собираюсь. Беспричинно, — уточняет ситуацию последним словом.
— И какая же может быть причина для взлома? — настораживается отец.
— Например, вы без спроса вошли в нашу комнату. Ты ещё ладно, за тобой вредительства не замечалось, а вот ей, — кивок в сторону дёрнувшейся мачехи, — нельзя. Если она войдёт в нашу комнату, я в тот же день ваш замок выломаю. Или испорчу.
— Будешь наказан, — сухо информирует отец.
— За что?! — округляет от удивления глаза мальчик, — это же справедливо. Если нам нельзя в вашу комнату, то вам нельзя в нашу.
— Видишь ли, сын, — Витин отец иногда находит нужные слова, — в семьях нет равноправия. У взрослых всегда больше прав, чем у детей.
— Это почему? — склоняет голову набок Витя. Юркину по-настоящему становится интересно. Как азартному охотнику, выслеживающему хитрую дичь.
Отец не сразу понимает, что от него ждёт сын. Или делает вид. Взрослые иногда любят прикидываться валенком и делают это намного искуснее детей. Тот покладистый и спокойный мальчик, прозябавший в этом тельце до прихода Юркина, не смог бы прижать родителей к стенке. Юркин берёт дело в свои руки.
— У взрослых больше прав, потому что у них больше обязанностей. Так? — Мальчик смотрит на отца прямым взглядом, не спрячешься.
— Ну, да, — неуверенно отвечает отец.
— Почему тогда вы не наказали Кирюшку? Я что-то не заметил, чтобы его отшлёпали или в угол поставили. Вы хотя бы пальчиком ему погрозили?
Ответом служит лишь молчаливое переглядывание родителей. Витя продолжает:
— Вы его не наказали. Учить вы его ничему не учите. Это я научил его пуговицы застёгивать и расстёгивать, сейчас учу шнурки завязывать. Я его воспитанием занимаюсь, не вы. Вы своих родительских обязанностей не выполняете. Всё спихнули на меня. Вы оставили себе только одно право — наказывать меня по поводу и без повода. А раз у вас нет обязанностей, то и прав нет.
Над столом повисает тяжёлая тишина. Даже Кирюшка перестаёт болтать ножками.
— А если у меня нет никаких прав, то и обязанностей у меня тоже нет, — продолжает Витя, — Завтра Кирюшка ещё что-нибудь придумает…
Мальчик весело подталкивает брата.
— Кирюха, придумаешь?
— Да! — тут же подтверждает согласный на любое веселье Кирюшка.
— Он придумает, а я мешать не буду. Пусть ребёнок развлекается, — заключает Витя.
Опять зависает тяжёлая пауза, на которую только Витя не обращает внимания. Потихоньку расправляется с ужином.
— Ты прямо войну с нами затеял, — бурчит отец.
— Не я, пап, — Витя наносит жестокий удар, от которого нет защиты, — Это не я вас палкой по лицу бил.
Мачеха не говорит ни слова, в очередной раз краснеет. Отец багровеет тоже. Витя не стесняется добить поверженного противника.
— К тому же я болен. Мне двигаться трудно, у меня болит всё, иногда голова трещит. Так что я полежу, книжку почитаю. А Кирюшка пусть делает, что хочет, я не могу им заниматься.
Конец видения 6.
— И что, Серёж, ты их дожал? — Юну разбирает от жгучего любопытства, — Они начали тебе платить?
 
— Итог для меня неожиданный, — признаёт Юркин, — Они нажали на все рычаги, подняли все знакомства, возможно, дали взятку и устроили Кирюшку в садик. Я наотрез отказался, да они и не могли сразу. Следы-то еще на лице остались.
— И что теперь? — разочарованно спрашивает Юна.
— Да здорово! Я весь день от всех свободен, делай что хочешь. Щас мордашка заживёт, своих девчонок буду в гости водить. Весело будет. А игрушки мне купят любые, какие захочу. Очень хорошо родители поняли, что ссорится со мной занятие опасное и разорительное.