Рождение сверхновой (СИ)

— Ну, мы же понарошку, пап! — хихикает девочка.
— Слушайте меня, чета Понарошкиных! — строго заявляет мужчина, — Ваш брак объявляю недействительным. Вас, молодой человек, попрошу покинуть наш дом и впредь здесь не показываться. Вы дурно влияете на мою дочь.
— Ну, па-а-а-а-па! — канючит девочка. И тут же замолкает. Мальчик приник к её уху и что-то нашёптывает. Девочка слушает и кивает. Мужчина не успевает помешать, мальчик отходит сам.
— Дорогая, — торжественно заявляет он, — абста… тательства вынуждают меня покинуть вас. Развод обсудим позже. Я пришлю вам своего… адвакатора. Я никогда не забуду то ща… щастливое время, которое провёл с вами. Прощайте, Катерина… Катерина… простите, как вас зовут?
Последний вопрос обращён к мужчине. Тот настолько потрясён речью шестилетнего мальчика, что отвечает машинально:
— Николай Дмитрич.
— Прощайте, Катерина Николаевна! — мальчик церемонно слегка наклоняет голову. Девочка слегка не в такт торжественности момента хихикает и делает очень несовершенный книксен.
Тут мальчик приподнимается в воздух и плывёт прочь, слегка покачиваясь. Мужчине надоели длинные церемонии, он схватил его за шиворот и штаны и несёт на выход. Девочка скачет рядом, с беспокойством глядя на суженого.
Доставив малолетнего зятя в прихожую, мужчина устанавливает его на полу и открывает наружные двери.
— На выход, молодой человек, — провозглашает он широким жестом.
— Минуточку, э-э-э, Николай Дмитрич, — останавливаете его порыв мальчик, — Надеюсь, вы не думаете, что ж-жен-льмен мог прийти к даме босиком. Позвольте, я обуюсь.
— Позволю, — снисходит мужчина, — но с максимальной скоростью.
Мальчик выполняет пожелание экс-тестя, быстро всовывает ноги в ботинки, не застегивая пряжку на липучке. Выходит важно, не торопясь, но как-то боком. Видимо, опасается удара в спину, то есть, пинка под зад. Судя по лицу мужчины, опасения не беспочвенны.
Переместившись на нейтральную территорию, мальчик с выражением ожидания на лице оглядывается на девочку. Та смотрит вопросительно, затем на лице проявляется понимание. Она делает театрально трагическое лицо и надрывно прощается с опальным «мужем».
— Я буду помнить вас вечно, Виктор!
Мальчик удовлетворённо кивает и спускается по лестнице. Мужчина, выглянув, убеждается, что он действительно уходит, закрывает дверь. Секунду тупо её разглядывает, затем произносит одно экспрессивное слово.
— Охренеть!
— Да, — скачет от восторга рядом дочка, — охренеть!
— Дочь, — очухивается мужчина, — не надо говорить этого слова! Оно нехорошее.
— Но ты же его сказал! — резонно замечает дочка. Мужчина вздыхает.
— Взрослым мужчинам можно, в исключительных случаях. Маленьким девочкам нельзя.
Квартира семьи ЮнМи
28 декабря, время 7 часов вечера.
Просматриваю видение Сергея второй раз, в изнеможении слабо хихикаю. Для маскировки рядом планшет с какими-то весёлыми роликами. Когда каталась по тахте от смеха первый раз, из кухни на шум примчалась испуганная мама. О-о-о-х! Чуть не умерла.
Приходит мама, начинается время дорамы, будь славны во веки веков их сочинители, производители и изготовители. Не теряя времени, примащиваюсь к ней на колени. Со времени своего приезда из Японии не отлипаю от неё. И моя детская навязчивость маму ни капельки не угнетает, наоборот, радует и умиляет. Наверное, скучает по временам, когда мы с СунОк были маленькими.
Сергей неплохо устроился. Я так поняла по видению, — внутренние переживания тоже доступны, — хозяйская душа никуда не делась. Она незрелая в силу возраста, слабая и зависимая. Если вообще можно о душе говорить в таком возрасте. Короче, она растворилась в Юркине, изменив ему некоторые черты характера. Сергей стал более шаловлив и беззаботен, сравнительно с собой первоначальным. Воспоминания и чувства, к родителям и брату, тоже остались. Да и сколько их там, этих воспоминаний?
Навалявшись рядом с мамой всласть, решаю проверить свои силы в кулинарии. Надо напечь сдобы побольше, страх, как хочется поесть обычного ржаного хлеба, но для него у меня руки коротки. Ограничусь пресными лепёшками, полусладкими булочками и ещё какой-нибудь фигнёй, что в голову придёт.
 
Иду, завожу тесто. Немного играю ножами, тренирую новые трюки. Уронив пару раз, возвращаюсь.
Вчера, кстати, обработала внутренним светом СунОк. Ей я не рисовала желательный образ, просто представила, как можно к лучшему изменить её фигуру. Убрала, вернее, пожелала убраться явным недостаткам. Посмотрим, что получится, хуже точно не будет.
Войсковая часть ЧжуВона
29 декабря, время 10 часов утра с копейками.
Рота ЧжуВона заканчивает марш-бросок. Растянувшаяся колонна взмыленных солдат змеёй огибает последний холм перед точкой назначения. Вспотевшие лица, запалённое дыхание, тяжёлый топот, парни прут с полной выкладкой.
ЧжуВон с друзьями, неразлучной четвёркой вьётся в хвосте колонны, подгоняя отстающих и помогая выбившимся из сил. Последнего слабосилка-новобранца практически волокут периодически меняясь парами. Несмотря на изрядную дополнительную нагрузку, четвёрка не выглядит сильно уставшей.
— Когда же вы бегать научитесь?! — досадливо бросает самый мрачный и серьёзный член дружной четвёрки, подпирающий новобранца слева.
— Разгрузите его! — командует ЧжуВон. Парни отбирают у новобранца автомат, стаскивают тактический рюкзак. Воспрявший солдат тут же прибавляет ходу. Самостоятельно. Но есть ещё один козырь.
Они догоняют основной арьергард и ЧжуВон начинает выкрикивать слово «Аг-дан!». Именно так, в два предлога, подгадывая под шаг левой ноги. Не прошло и пол-минуты, как арьергард, выкрикивая под выдох «Агдан! Агдан! Агдан!», большой многоножкой стал накатывать на основную колонну, вбирая её в себя.
Через десять минут рота плотной группой вышла в точку расположения. Сержанты тут же заметались над солдатами коршунами.
— Не расслабляться! Не ложиться! Ходить! Восстанавливать дыхание!
Потом проверка оружия и амуниции и прочие обыденные военные мелочи. Через полчаса лейтенант подводит итоги перед общим строем.
— Могу поздравить всех. Мы опять улучшили результат. Всего пятнадцать секунд нас отделяют от выполнения норматива на «отлично».
— Мансё! Мансё! Мансё! — гаркнул строй.
— Должен сказать вот что. Вдохновляющий призыв во время марша «Агдан! Агдан!» это хорошо, но не по правилам. Демаскирующий фактор. Мы должны передвигаться максимально скрытно. Учитесь кричать про себя, молча.
По строю солдат пробежал лёгкий смешок.
— Мы выполнили условие Агдан сдавать все нормативы не ниже, чем на «хорошо». Предполагается, что встретимся с ней 3 января. Но слишком близко мы подошли к отличному рубежу и у нас есть время пересечь его. И мы это сделаем!
— Мансё! Мансё! Мансё! — снова гаркнул строй.
После тактической и огневой подготовки рота приступает к обеду. Четвёрка друзей, как большинство старослужащих, на вид не торопясь, расправляется с обедом раньше остальных.
— Хён, а ты ведь можешь увидеть Агдан, когда захочешь?
— Когда ты успел забыть, что я в армии служу? Сейчас хочу увидеть, вчера хотел увидеть, — удивляется глупому вопросу ЧжуВон.
Солдаты смеются.
— Брось, предводитель! Ты понял, что я хочу сказать, — настаивает товарищ.
— Когда смогу, то есть, закончу службу, и она не на гастролях, то… вообще-то я не прочь совсем с ней не расставаться, — ЧжуВон вздохнул, — Но есть сложности.
— Ук, мы в курсе. И чем она твоим родителям не угодила?
 
— Всем. Твоим она тоже не угодила бы. Входить в другую семью на правах самой младшей, которая должна всех слушаться? Никогда она на такое не согласится. Мои родители заранее видят, что справиться с ней не смогут.
— А ты справишься? — друзья с хитринкой смотрят на ЧжуВона. Тот спокойно жуёт травинку.