Комиссар. Порождения войны (СИ)
Следовало отдохнуть, пока была возможность, но садиться на грязный пол Щербатов побрезговал. Остался стоять слева от двери, сложив на груди руки в попытке согреться.
Наступила ночь, но луна взошла полная, сарай оказался щелястый, и глаза привыкли к полумраку. Часов у него не было — свою “Омегу” он обменял на хлеб и хинин еще в Петрограде — но по внутреннему ощущению прошло часа два с половиной, когда снаружи послышались шаги. Шел один человек. Скрипнул массивный замок от поворота ключа. Дверь распахнулась.
— Эй ты, контра, — голос вихрастого молодого чекиста. — Выходь. В Пермь тебя повезем. На справедливый, значицца, революционный суд.
За тридцать верст среди ночи? Это было сомнительно. Скорее, юнец решил навязываемой ему старшим товарищем революционной законностью пренебречь и застрелить арестованного якобы при попытке к бегству. Что ж, есть надежда, что молодой чекист глуп достаточно, чтобы зайти внутрь.
— Давай выходи, — повторил вихрастый, но сам в сарай заходить не стал.
Щербатов, двигаясь бесшумно, набрал полную ладонь навоза с пола. Ориентируясь на голос, кинул навоз вихрастому в лицо и тут же выступил в дверной проем.
Как и ожидалось, чекист целился туда из нагана. Щербатов ударил его по рукам доской, выбивая оружие. Наган отлетел за несколько шагов в голые кусты.
Щербатов не оставил чекисту времени проморгаться, а сразу ударил его под дых, не давая закричать и позвать на помощь. Чекист захрипел, но быстро сбил противника с ног прямым ударом. Падая, полковник поставил подсечку, и чекист следом за ним рухнул в холодную грязь. Пропустив два удара — в грудной клетке что-то хрустнуло — Щербатов заломил чекисту руку за спину, повернул лицом вниз. Уперся коленом ему в затылок и вдавил голову в землю. Возле входа в сарай кстати нашлась глубокая вязкая лужа. Жидкая смешанная с навозом грязь забила парню рот, не давая позвать на помощь товарищей. Щербатов надавил сильнее, чтоб жижа заполнила дыхательные пути. Вихрастый дергался сперва резко, потом все слабее и наконец затих. Выждав минуту для верности, Щербатов приложил пальцы к его шее. Пульса не было, широко открытые глаза остекленели. Гримаса ярости сошла, лицо приняло удивленное выражение. Куда было этому увальню тягаться с кадровым офицером!
Щербатов подобрал отброшенный в кусты наган. Это была солдатская модель, дешевая и устаревшая, требовавшая ручного взведения курка перед каждым выстрелом; не чета оставшемуся в ЧК браунингу.
Вытер руки о жухлую траву. Дышать стало больно — похоже, противник сломал полковнику ребро или два. Измазанное в вонючей грязи кашемировое пальто очищать было нечем, да и некогда. Задерживаться здесь опасно. Карты у Щербатова не было. Оставалось только пытаться пересечь линию фронта наудачу, обойдя позиции красных с восточной стороны. Щербатов знал, что места здесь болотистые. Но лучше уж увязнуть в топях, чем стать жертвой этой жалкой пародии на жандармерию.
В избе, где размещалась уездная ЧК, все еще горел свет. Щербатов вспомнил арестованную вместе с ним девицу. Не так — арестованную из-за него девицу. Ведь эти нелюди замучают ее и убьют. И что с того? Она всего лишь вокзальная проститутка, подумал Щербатов — и тут же устыдился этой мысли. Не от хорошей жизни эта девушка пошла торговать собой за катушку ниток. До такого страну довели большевики, но не сами по себе, а при преступном попустительстве таких людей, как сам Щербатов. Уйти, оставив несчастную девушку расплачиваться за него, было бы бесчестно.
Щербатов подкрался к окну избы, прислушался. Изнутри доносился громкий мужской голос — похоже, лишайного. Ему иногда отвечала девушка. Кажется, она умоляла о чем-то, даже рыдала.
Ждать под окном на пронизывающем ветру было нечего. Щербатов взвел курок нагана и толкнул дверь избы.
Лишайный нависал над девицей, уже полураздетой и плачущей навзрыд. Седоусый, отвернувшись от них, сидел за столом и заполнял документы. Его Щербатов оценил как более опытного и опасного противника, потому выстрелил в него с порога. Обернулся ко второму чекисту и увидел направленное на него дуло пистолета. Секунда на взвод курка едва не стоила Щербатову жизни. Лишайный выстрелил, но мгновеньем раньше девушка с визгом повисла на нем, ухватила за плечо и резко дернула, и пуля его ушла в потолок. Прицелившись, чтоб не задеть девушку, Щербатов убил лишайного выстрелом в середину груди.
Седоусый еще хрипел, пальцы его шарили по столу, сминали судорожно только что заполненные формуляры. Щербатов снова взвел курок и добил пожилого чекиста в затылок.
— Одевайся, — сказал Щербатов еще вздрагивающей от рыданий девице. — Уходить надо быстро, пока никто не явился на выстрелы. Пистолет мой куда они убрали, ты видела?
Девушка указала на стенной шкаф. У этих дилетантов не было даже сейфа.
— Тебе есть куда уйти? — спросил Щербатов девицу. — Домой тебе нельзя, искать будут.
— Да к тетке подамся, в Покровское.
— Погоди… — Щербатов пытался припомнить виденную на днях карту. — Покровское… Это ведь по ту сторону линии фронта?
— Под белыми, да. Тут недалеко, ежели тропку через топь знать. К рассвету выйдем на нее, к полудню как раз дойдем. Вы ведь со мной, барин?
Глава 10
Глава 10
Полковой комиссар Александра Гинзбург
Ноябрь 1918 года
— Я сдаюсь, Николай Иванович! Что это за вещи, для чего они?
— Неужто ваш дедуктивный метод дал сбой? Следователь ВЧК не в силах разгадать какую-то тайну? Сейчас закончу пересчитывать гимнастерки и посмотрю.
Саша в недоумении перебирала предметы, извлеченные из лакированного ящика. Пузырьки, щипчики, деревянные дощечки… странная ложка, полуприкрытая футляром. Возможно, что-то медицинское? Но почему пахнет дешевой косметикой?
Уже неделю комиссар вместе с интендантом Николаем Ивановичем проводила ревизию на полковом складе. Боеприпасы проверили в первый же день, и их действительно оказалось катастрофически мало. Саша часами висела на полковом телефоне и отправляла пачки телеграмм в Петроград. Запрашивала, доказывала, убеждала, разыскивала знакомых снабженцев, орала на секретарей; умоляла, льстила, угрожала и шантажировала. В итоге ей удалось добиться возобновления снабжения полка по критически важным направлениям. Теперь оставалось ждать прибытия грузового поезда.
Тем временем ревизия продвинулась в глубины склада, и каждый день происходили удивительные открытия. Склад наполнялся хаотично: трофеи, остатки, невостребованные заказы, вещи погибших. Происхождение многих коробок установить теперь не было никакой возможности. Содержимое не всегда соответствовало надписям.
Удалось обнаружить много ценного и полезного. Некоторые находки наводили на печальные мысли. Часто встречались письма и фотографии людей, которые никогда уже не дождутся своих родных с фронта — того ли фронта, этого, или прежнего еще, общего.
Но бывало и смешное. Вчера, например, Саша с Николаем Ивановичем обнаружили сорок семь упаковок американских презервативов, спрятанных внутри ношеных валенок. А сейчас Саша и вовсе не могла понять, что за приспособления держит в руках.
— Ах, это, — Николаю Ивановичу хватило одного взгляда, — это очень полезные вещи, между прочим. Давайте сюда. Вам без надобности. Это набор для ухода за усами.
— Что?
— А откуда, по вашему мнению, у мужчин усы?
— В смысле откуда? Просто растут. Разве нет?
— Ну, расти-то они растут, — хмыкнул Николай Иванович. — Но ведь красивые усы сами собой не вырастут. А усы — это важно. В каждом роде войск положено носить усы на определенный манер. В уставах такие вещи, конечно, не прописывают… Но в ином полку правильные усы важнее, чем ордена и награды. Ничего-то вы не понимаете в армейских порядках, Александра Иосифовна, не в обиду вам будь сказано… Конечно, в коммунистической армии это уже не так значимо все. Хотя и тут многие еще уважают традиции, — Николай Иванович пригладил свои небольшие, но, как только сейчас заметила Саша, ухоженные усы.