Умереть, чтобы жить (СИ)

Выбрав шорты и простую футболку, она сказала: «В конце концов, внешний вид не так важен, как сам человек. Не только внешность и одежда создают образ», — открыла дверь комнаты и решительно вышла за дверь.
Он ждал ее на веранде. Несколько секунд она смотрела на его спину, сильные руки, выглядывающие из закатанных рукавов белой рубашки, потом, будто боясь, что мысли ее уйдут не в ту сторону, громко сказала: «Я пришла».
— А я долго ждал.
— А я вообще сомневалась, стоит с тобой идти, или нет!
— Почему?
— «Да вот, потому что!», — подумала она, а вслух сказала: — Потому что я не люблю, когда меня ставят перед фактом и диктуют, что делать!
Он почувствовал, что она сказала не то, что думает.
«Катя? Говорит не то, что думает? Но почему? Это так на нее непохоже. Значит, что-то выбило ее из привычной колеи… Но что?», — думал он, смотря на нее.
— Если ты не хотела со мной идти, потому что тебе неловко из-за утренней ситуации, забудь. Все в порядке.
Если бы она могла забыть! Если бы все было так просто! Если бы это проклятое волнение делось хоть куда-нибудь, если бы эта струя воды, гуляющая по его телу, не стояла картинкой перед ее глазами…
Он снова ликовал! Она молчала, не знала, что сказать. Значит, эта ситуация взволновала ее, значит его вид под другим углом ее смутил, что-то в ней всколыхнул, значит он, Хен, ей небезразличен. И он решил сыграть ва-банк:
— В конце концов, Кать, ты рано или поздно увидела бы меня таким, — улыбаясь, как бы, к слову, бросил он, — просто это случилось немного раньше, чем должно было быть.
Ее щеки вспыхнули. «Мерзавец! Ты просто мерзавец, Кан Хен Мин! Ты так уверен в своей несравненной красоте, харизме и обаянии, что думаешь, будто все женщины мира упадут рано или поздно в твою постель? Мерзавец!».
— А почему это я рано или поздно должна была увидеть тебя таким? — как ни в чем не бывало спросила она.
«Идиот! Ты просто прямо сказал ей о том, что уверен в том, что у вас будет секс, нет, о черт, что вы будете близки… Идиоооот, придурок»!
— Я могу забрать свои слова обратно? — он с мольбой посмотрел на нее.
«Мерзавец! — думала она, — мерзавец! И опять эта чертова струя перед глазами!!!»
— Я не отвечаю на вопросы, начинающиеся со слова «можно», потому что не знаю, что ты можешь, а чего нет! — она гневно сверкнула глазами, развернулась и пошла по тропинке в лес.
«Что это было? — спросил он себя. — Раньше девушки считали, что я крут, когда я вел себя так».
«Это был хук справа, которым она показала, что с ней так не стоит», — ответил он сам себе и пошел за ней.
— Прости меня, я идиот.
— Ты идиот.
— Я просто хотел сгладить ситуацию и сказал ерунду.
— Ты сказал обидную ерунду.
— Я не хотел тебя обидеть.
— Ты просто сказал, что рано или поздно я окажусь в твоей постели! По крайней мере я ТАК это поняла.
— Я идиот.
— Даже если это произойдет, и я все-таки там окажусь, то решать это будешь явно не ты, — ее глаза метнули молнии, которыми можно было сжечь лес целиком!
«Хук слева, нокаут» — подумал он, продолжая идти за ней.
***
«Похоже, его бросает из стороны в сторону, — думала Катя. — Сначала он не делает ничего, потом ведет себя как бывалый бабник. А, может, он и есть бывалый бабник?! Судя по его вопросам, уж чего-чего, а секса ему хватало!
А сейчас он, другой, просто не знает, что делать со мной. И поэтому как ребенок, делающий первые шаги, натыкается на все углы». На секунду она прониклась тяжестью положения, в котором он оказался. Но только на секунду. «Он — мужчина, — сказала она себе, — а значит, пусть справляется сам. Пусть ищет силы, ресурсы… А на меньшее я не согласна!», — она развернулась и еще раз метнула молнии в его сторону.
«Из-за одной дурацкой фразы она готова спалить лес и испепелить меня! Из-за одной дурацкой фразы! Ну не обратила бы внимания, сделала вид, что не поняла… И что теперь со мной будет? Я хоть до вечера доживу? Ты сможешь, Хен! Ты сможешь!», — убеждал он себя, смотря как выпрямилась ее спина и поднялся вверх подбородок.
 
«Мерзавец! Ну какой мерзавец! — не успокаивалась она. Ты очень скоро ощутишь, как твоя самоуверенность улетучивается сквозь пальцы. Я объявляю ей войну! И посмотрим, кто кого! — она сжала кулаки и как ни в чем не бывало, улыбнувшись, сказала: «Забыли».
«Ни на секунду не поверю, что ты забыла, — подумал он, — только не ты! Только не это. Боевая готовность, Хен! Рвануть может с любой стороны».
Он провел рукой по затылку, выдохнул и пошел вслед за ней.
***
— Ты простила меня? — наконец, разорвав молчание, спросил он.
— Я еще думаю над этим, — ответила она.
Конечно, простила. Но раз она объявила войну, значит, должна придерживаться правил игры.
— А я хотел, чтобы мы сегодня как-нибудь по-особенному провели день.
— Правда? — и глаза ее засияли, но потом, вспомнив, что она все же на него обижена, сказала: «Мы все огорчаемся, если на самом деле все происходит не так, как мы хотели».
«Она говорит, что ты расстроил ее, придурок», — подумал он и, смотря ей в глаза, сказал:
— Кать! Ну перестань на меня обижаться, пожалуйста! Ну хочешь — ударь меня, скажи еще раз, что я идиот, тупица, болван! Только не молчи! У меня от твоего молчания звенит в ушах!
«Первое сражение за мной», — улыбнулась она, — и, несмотря на то, что я тебя давно простила, это только начало, Хен!»
— Хорошо! «Не буду больше обижаться!» — сказала она вслух. И как по — особенному мы проведем день?
«Подозрительно быстро она согласилась, — думал он. Будь начеку, Хен! Уверен, что месть еще впереди».
— Просто пойдем за мной, — он протянул ей руку.
— Пойдем, — она не стала мешкать, сомневаться, тоже подав ему руку.
***
Странным было чувство, с которым он держал ее за руку. Странным было то, что ничего не нужно было говорить. И это молчание было таким многословным, что не только не напрягало его, а, наоборот, приносило умиротворение. Будто все, что ему было нужно сейчас, — это просто держать ее за руку.
«Это и есть момент близости? Когда всего себя вот так вверяешь ей? И знаешь, и уверен в том, что она все понимает правильно?», — думал он.
Они практически подошли к какому-то обрыву. Он достал из кармана платок и спросил:
— Можно я сделаю одну вещь?
— А можно мы сделаем ее немного подальше отсюда? — боязливо смотря вниз, сказала она.
— Я хочу, чтобы ты сделала это именно здесь, именно со мной.
— Я до судорог боюсь высоты.
— Я это знаю, Катя. Я слышал, когда ты бредила.
— Ты хочешь, чтобы я сейчас взглянула в глаза своему страху?
— Хочу. И хочу, чтобы ты сделала это вместе со мной.
Она поняла: он хочет показать ей, что ему можно доверять, что он надежен настолько, что с ним можно чувствовать себя в безопасности.
— Хорошо, — она взяла платок из его рук, — ты только пой мне что-нибудь и крепко держи мою руку.
— Буду держать так крепко, как только смогу.
Она стала завязывать глаза и поняла, что у нее дрожат пальцы. Оставшись в полной темноте, она спросила:
— Где ты, Хен?
— Я рядом. Я здесь.
Она протянула ему обе руки. Он видел, что ее губы дрожали, чувствовал ее озноб. Взяв ее руки в свои, он попросил:
— Сделай шаг вправо.
— Но там…
— Ты веришь мне?
— Верю.
— Тогда смело сделай шаг вправо.
Она выдохнула. Он просто кожей почувствовал ее страх и повторил:
— Смело сделай шаг вправо. Я здесь. Я рядом. Я никуда не уйду.
И она, набрав воздух в легкие, шагнула вправо.
— Ты молодец! — сказал он.
Она чувствовала, как сердце так быстро колотится, что трудно было дышать.
— А теперь проверь, есть ли под правой ногой земля.
Она осторожно, будто измеряя в водоеме температуру воды, сделала это и поняла, что наполовину стоит над пропастью. Быстро поставив ногу назад, она стояла, вцепившись в пальцы его рук. И, кажется, была готова рыдать.