Небесные ключи (СИ)
Мертвый Лукас. Мертвый Данте. Мертвый Аларик у стены. Мертвый Феликс в таверне. Мертвые существа, в последних судорогах потягивающие мышцы.
Всё мертвое.
И только Чонса, всхлипывающая Чонса с плетью руки вдоль тела — живая. И её сын… Лоркан. Лоркан из Стреппе.
— Лоркан из Стреппе, — произнесла она. Это имя дало ей сил. Смех и слезы полились из неё, сквозняком воя прошлись по опустевшим улочкам. Вол на часовне тоже наконец издох и молчал.
Только Чонса и её безумие. Больше никого не осталось.
Она призраком скользила по улицам, забывшись. Кто она? Что сделает здесь? Кто те мертвые люди? В руке у неё была подобранная книжка Лукаса, шершавая кожа обложки возвращала её в реальность, где ей не хотелось быть. Даже проклятые химеры не выползали на неё больше! Чонса кричала, и те жались к стенам, скрывались в переулках, с испуганным шипением отскакивали прочь. Шаги девушки заплетались. Она снова и снова повторяла: Лоркан, пока это слово не стало просто набором звуков из пережатого жаждой горла.
— Лоркан!
Возможно, прошел час. Возможно, неделя. Она бродила и бродила по мертвому городу, и никого не было рядом, только смерть. Её ноги сбились в кровь, плечо распухло, губы потрескались, и кошачий безумный блеск не покидал зеленые зрачки. Ничего не хотелось, ни есть, ни спать, только Лоркан. Лоркан. Лоркан?
— Лоркан!
Она вышла из города и не нашла дорогу назад. Плелась по брусчатке, пока не нашла телегу, перевернутые пожитки, котелок, в котором кто-то когда-то Лоркан, и тогда Лоркан Лоркан Лоркан, пока Лоркан не сделался Лоркан.
— Лоркан!
Лоркан шел к ней по дороге. Раскинув руки, Лоркан обнял её, прижал к груди. Когда Лоркан? Зачем Лоркан? Чонса неразумно замычала, из её глаз потекли мокрые лорканы.
— Всё будет хорошо, Чонса, — прозвучал лоркан. Этот лоркан был ей знаком. Но когда она слышала его?
— Лоркан?
— Нет, милая. Тише. Это Джо. Все будет хорошо. Только потерпи немного.
К этому Лоркану подскочил другой Лоркан, маленький и скользкий Лоркан. В руке и него был острый лоркан с переливающимся лорканом внутри. Острое вонзилось в сгиб её руки. Больно, но не больнее, чем рожать Лоркана.
— Лоркан, — простонала в чужих руках.
Последней мыслью было: «Кто такой Лоркан?»
Глава XIII. Император — Часть 1
Нино горел. Огонь поднимался вверх, взбегал по узким улочкам, и издалека Джоланту показалось, что не часовня пылает, а поднятый над руинами факел. Вороньё сталкивалось в воздухе с легкокрылыми химерами, то ли детенышами, то ли каким-то новым видом. Небеса кричали, сочились светом иного мира, и казалось, что с каждой выплюнутой в этот мир тварью дыра в небе становится больше.
Небесные ключи были у них в руках. Чонса была без сознания, и под испытующим взглядом брата Джо поспешил убрать ладонь, ерошившую её слипшиеся от крови и пыли волосы.
— Извращенец, — прокомментировал медик, — в следующий раз подскажу Руби, чтобы прикинулась мертвой. Уж это-то тебя заинтересует.
Колючка лишь блеснул глазами, и то устало. У него не было настроения для перебранок. Впервые он увидел, как небесная напасть уничтожила целый город, и это было куда страшнее чёрного безумия в Лиме. Сколько еще таких городов в Бринморе? Как Калахан мог позволить это? Как позволил он изгнать из страны Гвидо проклятым церковникам, когда только он смог придумать лекарство от этой холеры?
«Проклятые церковники». Джолант прокатил это словосочетание по нёбу. Те, что его воспитали, что были добры к нему и растили его, те, кому он клялся служить, возложив длань на Святую Книгу… Слова горчили на языке, как пепел обманутых надежд и робких мечтаний детства. Что есть его мечты, если в этом мире им нет места? Зато есть — огню, крикам горящих заживо демонов, от которых они спешили убраться подальше на карете, и смерти.
Гвидо, конечно, не мог расстаться с мертвыми телами своих зверушек, засыпал их солью, укутал в холщину и погрузил во вторую карету, что вели хмурые шорцы. Рыжий безумец же, несмотря на страшные раны, оказался жив. Гвидо держался рядом с ним, сохраняя жизнь в потасканной и хрупкой оболочке.
— Зачем? — погасшим голосом спросил Джолант. Он уже ничего не понимал. Особенно в том, какими мотивами руководствуется Гвидо.
— Неужели ты думаешь, что я способен только вскрывать трупы и проводить аморальные эксперименты над живыми? Я, братец, лекарь.
Лоб у Чонсы был горячим. Джо то и дело мочил водой тряпицу, обтирал лицо девушки, но на нем почти сразу проступал липкий пот. Нино остался позади. Химеры не кинулись за ними, продолжая изумленно кружиться над своим сожженным гнездовьем, но люди совсем ничего не могли с ними сделать. Не сейчас и не так, понял Джолант. Но если Гвидо его не обманывает, Чонса поймет, что иного выхода у них нет. И всё равно он чувствовал себя предателем, и ему было бы проще, если бы девушка открыла глаза, молча выслушала их с братом доводы и согласно кивнула.
Казалось, что они прибыли слишком поздно, столь безумным был взгляд малефики на дороге.
Гвидо с шорскими солдатами занимался обустройством их нехитрого лагеря на ночлег. Пришлось приложить усилия и замаскировать всё, что можно, ведь они были на земле чужого государства, но Джолант не видел в этом никакого смысла. Если земли Нино и были когда-то обитаемы, если и представляли интерес для короны, то только не теперь. Тех людей в городе бросили на расправу химерам. Там, где Сантацио стоял, отбрасывая от стен волны нападений, бринморцы бежали прочь. Как там говорила горная ведьма? Жидкая, слабая кровь. Его народ.
Джолант не выпускал малефику из рук. Он наклонился, поцеловав ромб татуировки между её сведенных бровей, почувствовал горечь пота на языке. Отстранился и понял, что Чонса смотрит на него, не моргая. Её глаза были словно стеклянными. Она снова простонала это своё:
— Лоркан, — значения которого Джо не знал. Не святого же она зовет, в самом деле, никогда не звала. Гвидо поспешно обернулся, услышав женский голос, подошел к ним с маленьким ящичком, где он хранил драгоценные лекарства и хрупкие шприцы.
— Тсс, — Джолант попытался улыбнуться, поправляя прядь её волос за ухо, — всё будет хорошо, Чонса. Ты жива. Тебе надо еще отдохнуть. Гвидо даст тебе успокоительное.
Чонса протестующе завозилась, но она была так слаба, что не могла сопротивляться грубой физической силе. Гвидо сделал укол и девушка почти сразу уснула. Гвидо поправил массивный костяной артефакт на её груди и похлопал Джоланта по плечу:
— Что бы не случилось там, в Нино… Считай, что Чонса выбралась из ада. Я бы на твоем месте не рассчитывал…
Что она в себе. Что это всё еще Чонса. Что она узнает тебя.
— Заткнись.
Гвидо заткнулся. Он постоял рядом еще немного, убедился в том, что его пациентка спокойна, ушел. Хорошо. Джолант тут же наклонился к девушке, уткнулся носом в её волосы, пахнущие кровью и огнем, и закрыл глаза. Он ни на что не рассчитывал. Лишь надеялся. Надежда — это всё, что остается после гибели целого мира.
Впрочем, Джолант как раз надеялся, что его мир будет жить. Что Чонса выживет.
Братская любовь проходила испытание спорами снова и снова. Едва они прибыли в Сантацио, как Гвидо вновь распорядился, чтобы Чонсу бросили в темницу, но Джолант был против. Настолько, что медик договорить не успел, а тот уже приподнял его за грудки вдоль стенки.
— Не. Смей.
Гвидо показал зубы — так мог улыбнуться спугнутый хорек.
— Джо, братишка! Она сейчас очень нестабильна, а у нас слишком много дел, чтобы постоянно…
Толчок. Звук удара затылком о стену. Джолант не был настроен шутить.
— Я сказал: не смей. Я за ней присмотрю. А ты иди и копайся в чужих кишках.
Гвидо попытался накричать на него, потом — взять свое вескими доводами. Лестью. Снова криком. Но Джолант был непреклонен — поднял Чонсу на руки, толкнул двери особняка и, зыркнув на опешивших охранников, едва смог подняться с ней в свою спальню. Там, уложив девушку на кровать, тихо застонал от боли в ноге, прострела в пояснице, но закрыл дверь и подпер её своим телом. Если Гвидо не обманывал его, то Джо был в безопасности. Он же, как там? Ходячая Кость Мира. Но артефакт на теле Чонсы он оставил. Аккуратно подоткнул под её голову подушку и укрыл, сел в ноги и устало уронил лицо в ладони. И, хоть он держал глаза закрытыми, видел перед собой в этот момент Колючка горящий город, руины Йорфа, мертвые лица людей и трупы тварей и пустой взгляд Чонсы, пустой, стеклянный и пустой. Неужели это Гвидо виноват, и его игры в бога, «эксперименты» над Лукасом сделали того одержимым? И была ли на самом деле в этом вина Гвидо, ведь, в отличие от других сильных мира сего, закрывшихся в крепостях, он делал хоть что-то. Неужели нужно быть жестоким мясником, моральным уродом, чтобы получить шанс спасти их прогнивший мир?