Доказательство (СИ)

— Да объясни же толком! — Ёл чувствовал, как ладони постепенно становятся влажными, а по коже пробегают мурашки, не сулящие ничего доброго.
— То-то даже самые ярые успокоились. Кристаллическую учуяли. Тихонько сидят. Как бы она их не схавала. А если на ее энергопотоки сбегутся, то…
— А?
— Вот тебе и «а». Не место ей в Теневой. Совсем не место. И надо скорее вернуть ее. Скорее, старик, скорее! — Пёс поднялся, предательская дрожь в коленях побуждала бежать, несмотря на хромоту. Ёл во все глаза смотрел на Гончего.
— И куда же мы теперь? Где искать-то ее?
— Там, где тише всего, — они уже покинули стены «таверны». Пёс ежеминутно замирал, напряженно вслушиваясь. — Там, где тише всего.
 Глава девятая. Исключение 
 
— Когда придет время, ты займешь мое место. Время всегда приходит, мальчик, — рука плотным кольцом пальцев сжала запястье. — Ты станешь Геометром через несколько дней.
— Но как же? Я, конечно, многому научился, но Хранитель…
— Ты найдешь нового Хранителя, молодого, выучишь его, как я тебя, и потом он тебя сменит, найдя смену и себе.
Семьдесят четыре часа. Легким лиловым свечением душа Шестнадцатого Геометра покидала Теневую. Она отдала все, что могла, знала и умела, растворяясь теперь в Силе, опоясывающей и защищающей миропоток.
Семнадцатый Геометр устало смотрел в окно. Два чертежа, выделенные из хаотично разбросанных по столу бумаг, он сжимал в пальцах. Он едва ли дышал, глядя на опускающиеся на город тучи, серые стены зданий, застывшие зеркальными осколками лужи. Профессор и физик ему помогут. Хороший выбор сделал Геометр. Теперь пора идти навстречу своему выбору. Потому что больше некому идти на эту встречу. Потому что «мальчик» остался в далеком прошлом. Да и был ли он мальчиком? Когда-то давно. Настолько давно, что память стерла почти все воспоминания. Остался холодный снег и вьюжная зима. Он настолько юн, что усы, которыми так гордились некоторые из врачей, видны еще только ему одному, а вот нитки седины уже вплелись в волосы — или это просто иней? Когда всё началось? В какую минуту он понял, что ему не выжить, поэтому нечего бояться, кроме разве что… того, поправиться ли та светленькая девочка из седьмой палаты, если вынести её сейчас на мороз, в метель. И старик Марков, у него чахотка… Не переживет старик ни пожара, ни этой жуткой ночи, но оставить его одного, прикованного болезнью к узкой кровати, никак нельзя… А где-то на границе с утром взрываются и взрываются снаряды, заливая кровью вспышек всё вокруг, всё вокруг… Ах, девочки-санитарочки, что же вы, глупые, не захватили фуфаек?! Вот, возьми, дурочка, мне уже ни к чему… Уже ни к чему…
— Ты разумный мальчик. Импозантный, самовлюбленный, но разумный. Я без тени сомнения доверяю тебе чертежи.
— Спасибо.
— Много лет пройдет, прежде чем ты по-настоящему осознаешь свое предназначение, но до того момента я с тобой оставаться не могу.
— Я понимаю.
— Никогда не оглядывайся на прошлое. Ошибки ждут тебя и в будущем. Но прошлые не должны на тебя давить.
— Да, учитель.
И Геометр, не оглядываясь, пошел вперед. Оба разговора были проведены удивительно быстро. Профессор и вовсе оказался уникальным созданием, жадно тянущимся к новой деятельности, мастерски находя контакт с самыми строптивыми. С физиком пришлось повозиться, да и по чертежной части придется его поднатаскать, как когда-то и самого Геометра, который вовсе не был математиком, когда попал в Теневую, но он справится. Спокойный юноша, ровный. Конечно, Геометру хотелось бы видеть рядом кого-то поживее, но раз уж полного идеала предыдущие чертежники не удосужились создать, то он, Семнадцатый Геометр, поддержит Пса, оставив идеальных помощников на будущее.
— Есть много непреложных Законов Теневой. Мы говорили о них долго. Я хотел бы только напомнить тебе, Хранитель, что всё должно находиться в балансе. Недовольные были, есть и будут. Ты должен делать всё для того, чтобы довольных было больше. Чтобы не оставались души в Теневой дольше положенного срока.
 
— Разумеется.
— Ты это понимаешь, но не понимаешь еще всю силу Исключений. Исключения могут разрушить баланс. Исключения зачастую сильнее Законов.
— Но их не так много…
— Совершенно верно. Только вот если хоть одно Исключение сместит что-то в Теневой или Там, всё может рухнуть. Хаос, мальчик, нам ни к чему, правда?
— Хаос — это не порядок.
— Точно так. А главная цель Геометра — порядок.
День за днем небо тоскливо тянулось облаками по горизонту. День за днем всё новые и новые чертежи стремились к воплощению. Поначалу Геометру сложно давался контроль, затем он понял, выстроил на остатках былых воспоминаний работающую теорию о том, что черчение сродни операции: идеально заточенные инструменты, верная линия надреза, спасенная или искалеченная жизнь… Через десять лет он полностью погрузился в черчение и уже не допускал ошибок, полагаясь на своих помощников, изучая и расплетая путаные штрихи, выводя новые и новые линии, сминая бумагу и разглаживая повороты чьей-то судьбы столь часто, что собственная перестала существовать. Врач постепенно стерся, исчез, уступая место резкому, вспыльчивому, сумасшедшему гению, запершемуся в кабинете и хранящему баланс. День за днем, пока некий инвалид не проник в слабый круг света от небольшой настольной лампы, и Геометр не увидел чертеж, сохраняемый Шестнадцатым Геометром в особой папке.
Нет, чертеж называющего себя Ёлом был самым обычным. Душа мирная, течение жизни спокойное, обрывается несчастьем, с кем не бывает — и несчастья должны происходить, они лишь подтверждают равновесие, — но новый путь для такой богатой души уже избран. Там она разворачивалась уже несколько лет в новом теле — в Теневой сорвалось лишь несколько календарных листков. Но вот чертеж того, кого калека называл своим сыном, заставил Геометра похолодеть — Кристаллическая направлена не тем потоком. Геометр явно видел ошибку. Недогляд. Неверное сочетание. Минус, а не надлежащий плюс.
Исправлять чертежи Кристаллических ему еще не доводилось никогда. Он вообще не был уверен, что хоть кому-либо доводилось их исправлять: подводить к ним иные графики, да, подкрашивать пробелы, да, но исправлять сам график с неверным расчетом… Так можно и Кристаллическую загубить… Либо она сама погубит себя, если сейчас же не начать что-то делать. Попытки как-то осознать, что происходит, и как можно остановить надвигающееся крушение баланса, ни к чему не приводили. Тем более, Ёл всё еще находился в кабинете и что-то бурчал, сотрясая воздух абсолютно бестолковыми требованиями. Геометр долго смотрел на просителя, молчал, а потом в голове его начал созревать план.
— Знаешь, почему я выбрал именно тебя?
— Нет, учитель.
— Ты был одним из самых буйных. Логика важна для Геометра. Сила важна для Геометра. Верность принципам важна для Геометра. Честность важна для Геометра. Но и яркость. Едва ли не более, чем всё остальное. Потому что серость, ровные линии, черное и белое — наша судьба, наш путь. Уверенность. Яркость же дарит еще и надежду.
— Надежда?
— Да, мальчик, надежда. Она связывает тебя и те души, что находятся в Теневой. Даже самые пропащие надеются. И ты, взбалмошный, будешь дарить им веру.
— Да, Геометр.
Никому говорить нельзя. Ошибку Шестнадцатого Семнадцатый исправит сам.
 
Он почувствовал натянувшееся напряжение, едва только взяв в руки тонкую бумагу. Каждая точка этого чертежа казалась совершенной, но ошибка в вычислениях приводила к катастрофе. Такого пути для Кристаллической нельзя допустить.
Изменять что-либо, пока она находится в теле, значило бы оставить душу без Избранника. Последний не выдержал бы вмешательства, слишком сильно влияние Кристаллической на все человеческое естество, тем более, до пятнадцатилетия носителя она сама себя еще не осознаёт. Геометр решился.