Когда Кузнечики выходят на охоту (СИ)
Кстати, о муже.
— Ну пара-тройка недель у вас в запасе есть. — В отличие от меня. Поэтому пора заканчивать с расшаркиванием и брать быка за рога. — Нурэ Даккей, вы простите меня, пожалуйста. Ну, что я вот так вот к вам с утра пораньше, но мне очень, просто очень-очень нужна ваша помощь!
Она вздернула рыжеватую бровку и округлила глаза.
— Моя?
— Да. Я знаю, место прохождения практики уже поздно менять, но у меня внезапные… семейные обстоятельства. И мне вот так вот. — Я черкнула ребром ладони по собственному горлу… — …нужно попасть в Орден. Это не какая-нибудь блажь! Это...
Хотела заверить, что это вопрос жизни и смерти, но наставница подняла руку, останавливая меня, и покачала головой.
— Агава, перестань. Мы с тобой знакомы не один год. Не нужно ничего объяснять. Ответь мне только на один вопрос. Это как-то связано с Джоной?
Я растерянно моргнула.
— С Джоной? — Нет, повезло, конечно, что он там служит, но это же просто совпадение! — Что вы! Ни в коем случае.
— М... — покивала она. — Я так и подумала. Ну, что ж. Ты уверена?
Я быстро-быстро закивала.
— Хорошо. Я свяжусь с братом, попрошу его прислать запрос на твое имя. Само собой, если им нужен целитель-практикант.
— Очень нужен! — Вскинулась я. Потому что иначе и быть не может. Раз уж судьба взялась курировать мою жизнь, раз уж направила меня в ту каминную трубу, то и в этот раз не должна подвести. — Я точно знаю.
— Ну, раз точно, то приходи после лекций, — улыбнулась нурэ Даккей. — Джоне передать, чтобы тебя ждал?
Я тихонечко взвизгнула и пару раз хлопнула в ладоши.
— Да я сама! Не нужно. Спасибо вам огромное! Если все получится, если получится. Вы даже не представляете.
— На свадьбу позвать не забудь, — фыркнула наставница.
— Самое первое приглашение — ваше, — со всей искренностью выпалила я и только потом, когда уже дверь кабинета нурэ Даккей захлопнулась за моей спиной, в недоумении почесала затылок. А как она о свадьбе-то догадалась? Неужели я что-то ляпнула вслух по давнишней своей привычке?
Вот я позорище. А! Нет времени на рефлексию! У меня по плану еще разговор со специалистом по красоте. Раз уж, чтобы заполучить в мужья любимого мужчину, мне нужно научиться подчеркивать свои достоинства, то пусть меня этому учит лучший из известных Аспону наставников. И пусть меня Предки до скончания веков жарят на огромной сковородке, если фру Агустина не относится к этой категории.
С этой монументальной дамой я познакомилась четыре года назад. Тогда у нас впервые появилось свободное время (до этого у целителей было столько учебы, что я за нею света белого не видела), и многие из студентов БИА с удовольствием тратили его на походы по столичным лавкам, на кофейни, ресторации. Мои соседки — у них на алхимистическом свободного времени было еще больше — с огромным удовольствием ходили в цирк. Однажды уговорили и меня, соблазнив бесплатными билетами, которые они выиграли в какую-то лотерею.
Само представление мне не очень понравилось. Клоуны шутили гнусно, лошади не выглядели счастливыми, акробаты уверенно летали под куполом, а я от ужаса жмурилась, торопливо вспоминая основы первой помощи при падении с высоты. А вот музыка, фейерверк и особенно костюмы меня привели в восторг. Ярко, красочно, необычно. Когда Дафна и Морна потащили меня за кулисы, знакомиться с каким-то страшно гуттаперчевым мальчиком, я так и сказала мужику во фраке и оранжевом, как апельсин, парике. Он отловил нас у фургончика вожделенного мальчика и строго спросил, что мы тут делаем, Дафна ответила, что изнываем от желания выразить восторг артистам. А он спросил, изумленно вскинув бровь:
— Неужели так понравилось?
Спрашивал он у всех, но смотрел при этом на меня. И я со всей своей пятнадцатилетней честностью ответила:
— Второй бы раз не пошла, но костюмы совершенно феерические. Ну и музыка с фейерверком ничего.
Подружки зашикали на меня, как две хорошо выдрессированные змеи, а мужик заржал, фыркая, как старый мерин, и тряся своей яркой гривой.
— Тина, душа моя, — отсмеявшись, произнес он куда-то в темноту, — на этот раз это к тебе.
— Ко мне? — ответила темнота густым и жарким голосом, а потом я увидела ее... Фру Агустину.
Два метра первозданной красоты, как она о себе говорила. Я бы на ее месте была бы немного поскромнее в выражениях, но о скромности лучшая моделистка Аспона не знала отродясь. Как и о стыде. И о приличиях.
— Скромность, стыд и приличия — враг красоты и моды, — утверждала она. А потому носила исключительно мужскую одежду, стриглась коротко и не прятала свои разноцветные глаза — карий и зеленый — за линзами очков.
Раз в месяц фру Агустина арендовала самую большую столичную сцену и устраивала для современных модниц показ. На него-то она меня и позвала, узнав о причине моего восторга.
— У меня денег нет, — проворчала я, пряча глаза, а она громогласно рассмеялась:
— Милочка, зачем тебе тряпки, которые я на показах продаю? Такому персику нужно что-то по-настоящему особенное, а не это вот все. — Покрутила в воздухе длинным мундштуком. — Я тебя в модели зову. Фактура больно хорошая. Заодно и заработаешь. Если хочешь.
Я, само собой, хотела. И уже десять дней спустя степенно выхаживала по краю высокой сцены в платье из легчайшего шелка.
К вопросу о том, что же должны носить такие персики, как я, мы никогда не возвращались — неинтересно мне было, да и не до того. И вот сегодня вопрос встал ребром.
Зная, что знаменитая моделистка не встает раньше полудня, я не стала терять время и, схватив первый попавшийся экипаж, велела ехать на Цветочную. Там, в помпезном доме с колоннами и жила фру Агустина, богиня моды и первозданной красоты.
— Агава, золотко, нельзя ли попозже? — зевала она, когда ее единственная служанка, сдавшись под моим напором, все же впустила меня внутрь. — У меня была тяжелая ночь. Я творила.
— У вас всегда тяжелая ночь, — напомнила я. — И мне нельзя попозже, я уезжаю. У меня, кстати, совершенно случайно с собой абсолютно волшебный порошок от похмелья.
— Я не пью! — возмутилась моделистка и, сверкая обнаженной монументальностью своих форм, проплыла в ванную комнату. — Кофию мне завари густого...
— ...и черного, как деготь. Я помню.
Пока я возилась с новомодной машинкой для приготовления этой горькой и совершенно неудобоваримой отравы, служанка принесла поднос с томатным соком и тарелочкой бутербродов.
— И как вы только не боитесь эту штуку трогать, — опасливо передернула плечами, следя за тем, как я уверенно заливаю воду в стеклянную колбочку и поворачиваю фитилек под горелкой. — Демонская придумка, могилой Предков клянусь!
Я даже комментировать не стала эту невероятную чепуху и молча стащила с тарелочки один из бутербродов.
— Ладно, давай сюда свой волшебный порошок, — рыкнула вернувшаяся из ванной богиня моды, и я услужливо протянула ей заранее приготовленный стакан. Зеленый глаз блеснул благодарностью, а карий опалил недовольством. — Чего прилетела ни свет ни заря? С такой скоростью только на пожар да собственную свадьбу бегают.
Я аж крякнула, поражаясь прозорливости Агустины, но быстро взяла себя в руки и призналась:
— Вашими бы устами да мед пить. Далеко мне до свадьбы. Потому к вам и пришла, за советом. Мне тут намекнули, что я свои достоинства неправильно подчеркиваю, а красота при охоте на мужа — главный инструмент. И уж если с кем советоваться по красоте, так только с вами, фру Агустина. Вы в этом вопросе собаку съели.
— И не одну! — довольно щелкнула зубами она, а потом откинулась на спинку кресла и велела:
— Встань и покрутись.
— Да что вы там не видели! Я же...
— Не зли меня, персик.
Я вздохнула и, поднявшись, пару раз обернулась вокруг своей оси.
— Так сойдет?
— Именно, что сойдет, — хмыкнула фру, — а нам надо, чтобы…
Осеклась, звонко хлопнула в ладоши, и закричала, едва не оглушив меня на одно ухо: