Прости, если сможешь (СИ)

Когда в квартире наступила долгожданная тишина, я нашёл копии Аниных документов и стал их внимательно читать. Я плохо разбирался во всех этих медицинских терминах. Но по всему выходило, что Глеб оказался конченным придурком. Как можно было трахнуть девушку так, чтобы порвать ей влагалище? Он же знал, что это её первый раз. Неужели ему по кайфу, чтобы женщина орала под ним от боли, а не от удовольствия? Её не жаль, она сама виновата, раз захотела, чтобы ей первым стал этот ублюдок. Сама себя наказала. Могла бы потерпеть совсем немного или просто намекнула бы мне, что устала ждать, — и её первый раз был бы полон нежности и любви. Я ведь так её любил! Я готов был ради неё на всё!
Судя по тому, что было кровотечение и накладывали швы, разрыв был серьёзным. И привезли её в больницу без сознания. И она пролежала там те пять дней, что я сбился с ног в её поисках. Странно, что не позвонила мне или родителям.
В выписке было рекомендовано воздержаться от половой жизни 2 месяца. Интересно, что бы она мне врала в первую брачную ночь, если бы я об этом не узнал от Глеба? Хотя наверняка узнал бы на мальчишнике или, ещё хуже, непосредственно на свадьбе.
Второй раз она поступила в больницу на следующий день после выписки. У неё разошлись швы и снова началось кровотечение. Выглядело и вправду не очень хорошо. Несмотря на ненависть к ней, осознание, что я мог причинить такие травмы, меня совсем не радовало. Я же не насильник и не моральный урод, который получал удовольствие от истязания женщин.
Странная женщина. Даже после такого она оставила моего ребёнка, воспитывала и любила. И эта мысль засела в голову и не давала покоя.
  
Глава 22
 
Аня
В субботу курьер мне принёс цветы, еду и термос с чаем. На открытке было написано: “Дорогая Анна Петровна, выздоравливайте скорее! Очень люблю и скучаю. Дима”. Такая трогательная забота была для меня лучше любого лекарства!
Аппетита не было, еду я убрала в холодильник до лучших времён, а вот чай оказался очень кстати. Я пила его целый день, растягивая удовольствие и кайфуя. Было удивительно приятно осознавать, что где-то есть человечек, который обо мне беспокоится. Интересно, как Дима организовал курьера и какую роль в этом сыграл его опекун?
В воскресенье меня шатало от слабости, но температура больше не поднималась. Несколько раз в течение дня мне звонил Дима. Ему даже удалось передать телефон Миле, я смогла с ней поговорить и попытаться успокоить. Со слов мальчика, Мила продолжала всё время плакать и отказывалась есть, что меня очень беспокоило. Когда она взяла трубку, то постоянно всхлипывала. Сердце обливалось кровью. Я остро ощущала своё бессилие. От отчаяния хотелось выть. Но что мне было делать, я не знала.
Выйти на работу в понедельник не получилось — я всё ещё была крайне слабой. Целый день была как на взводе. Как там моя малышка? Повёл ли Макс её в садик? Он у меня не спросил, ни в каком она саду, ни в какой группе. Означает ли это, что он не планирует водить её туда? Но в саду ведь занятия, общение с друзьями. Ей это сейчас очень нужно!
Я считала часы и минуты до момента, когда Дима доберётся после школы домой и они с Милой смогут со мной связаться. Наконец-то телефон зазвонил. Доченька плакала.
— Мамочка, забери меня, пожалуйста. Я не люблю больше папу, не хочу жить с ним. Я хочу к тебе. Я буду всегда-всегда тебя слушаться.
— Милочка, любимая моя, я сейчас болею. Лежу дома, на работу не хожу, пью горькие лекарства. Я сейчас заразная, тебе нельзя пока со мной. Вот потом я выздоровею — и мы вместе пойдём гулять. Я очень тебя люблю и безумно скучаю. Мила, ты должна обязательно хорошо кушать!
— Мамочка, я не хочу это кушать. Тут всё такое невкусное, я не люблю такую еду! Я хочу твою кашу, твои котлеты, твой суп.
— У меня сейчас нет сил готовить. Пожалуйста, кушай то, что тебе даёт Полина.
— Мамочка, а когда я пойду в садик? Мне надоело сидеть с Полиной, я хочу к своим друзьям.
— А ты папе об этом говорила? Может, он не знает, что ты скучаешь по садику?
 
— Говорила, а он ответил мне что-то непонятное.
— Я обязательно скажу папе, чтобы он водил тебя в сад. Но ты пообещай мне, что плакать не будешь и не будешь фокусничать с едой.
После разговора с Милой я позвонила Максу, но он трубку не взял и позже не перезвонил.
Я не знала, каковы планы Макса, позволит ли он мне видеться с дочерью. По решению суда я могла дважды в неделю проводить с ней время, но как будет на самом деле? От него можно было ожидать чего угодно. Я не представляла, как далеко его сможет завести месть. Неизвестность пугала и сводила с ума.
Все эти годы я пыталась как-то оправдывать его тем, что он, видимо, не понял тогда, что мне было очень больно. Я не успела сказать ему о швах и о запрете врача. Всё произошло так стремительно, что я растерялась и вовремя не нашла нужных слов. Может, скажи я ему тогда, то он бы меня не тронул и всё в моей жизни сложилось бы иначе.
Я понимала, за что он на меня был в тот момент зол, и считала, что в какой-то мере он имел право так со мной поступить. Я это заслужила. Но теперь, когда я ему уже объяснила, что Глеб меня изнасиловал, когда он узнал, как жестоко обошёлся со мной, по всем понятным мне законам логики, он должен был если не прощения попросить, то хотя бы отказаться от мести и не наказывать меня ещё больше. То, что он не только не отказался, но и угрожал лишить меня родительских прав, стало для меня настоящим потрясением. Наверное, так страшно и обидно мне не было даже тогда, когда я второй раз попала в больницу.
Ко вторнику моё физическое состояние заметно улучшилось, и я решила ехать в школу. Подходя ко входу, увидела на крыльце Диму с Максом. Мальчик, издали заметив меня, бросился навстречу. Когда мы поравнялись с Максом, он передал Диме портфель и обратился ко мне:
— Если ты выздоровела, то можешь увидеться с Милой. Позвони мне, когда будешь готова.
Во мне боролись два чувства. Очень хотелось напомнить ему, что решение суда ещё не вступило в силу и он отобрал у меня Милу незаконно. В то же время я боялась его злить, потому что уже поняла, что ему не составит труда купить ещё один суд и лишить меня родительских прав. Я так и не выработала определённую линию поведения с ним, но, поддавшись соблазну увидеть дочь, поспешно сказала:
— Я готова сегодня после работы.
— В субботу.
— В субботу? Сегодня же только вторник!
— Тебя что-то не устраивает? Тогда вообще не увидишь её!
Развернулся и пошёл к своей машине.
“Только бы не разреветься”, — повторяла про себя, пока поднималась в свой класс.
— Не расстраивайтесь, — проговорил Дима, когда мы зашли в кабинет. — Он очень сердится, что она всё время плачет. Он старается как-то её развеселить, вчера игрушки новые купил, а Мила на них даже не посмотрела. Мне самому было очень интересно узнать, что в тех коробках, а она категорически не захотела, даже не заглянула и не открыла. Так я и не видел.
— Спасибо, Дима, за поддержку. Что бы я без тебя делала?
Обняла его, погладила по голове.
— Вот бы вы были моей мамой!
— Я бы тоже хотела иметь такого сына. Ты — замечательный.
Удивительное дело, этот мальчик действовал на меня успокаивающе. После нашего разговора мне удалось взять себя в руки, а вечером я решительно полезла в интернет и снова стала искать информацию о случаях, похожих на мой, и советах по восстановлению справедливости.
Оказалось, что я была далеко не одинока в своей беде. Такие судебные решения в пользу более обеспеченного родителя без достаточной аргументации не были редкостью и процессуальные ошибки были в ряде случаев похожи. Из того, что я прочитала, сделала вывод, что и в моём случае судья допустил нарушения, а потому мне стоит попробовать подать апелляцию.
 
Я выписала все “умные фразы” о нарушениях, которые мне стоит упомянуть в иске, чтобы доказать, что судья не имел права прислушиваться к доводам только одной стороны и полностью игнорировать факт, что 4,5 года дочка жила со мной, об отце даже не знала, и у нас с ней очень тесная привязанность. На суде не присутствовали представители органов опеки, никто не приходил к нам домой и не смотрел, в каких условиях живёт Мила, никто не запрашивал у меня никаких справок и характеристик, как будто решение было вынесено заранее и от меня не зависело.