Каждому по делам его (СИ)

Я недоверчиво хмыкнул.
– И как ты его уговорил?
– А я не уговаривал, – гордо заявил мой начальник службы безопасности. – Только сказал кому надо сделать – он сам загорелся! Ты, знаешь ли, довольно популярен в Италии. Особенно среди творческих кругов…
– И с чего бы это? – удивился я.
– Ну ты, вроде как, первым выступил против «европейских ядерных преступлений американцев».
Да-да, это в европейских, так сказать, творческих кругах их операцию в Сербии теперь только так и называют. На сербов-то им, естественно, плевать с высокой колокольни, а вот всё, что связано с атомом – до сих пор их пугает до дрожи.
Я помрачнел. Вот на хера мне это? Я-то думал, что теперь уже не являюсь действующим раздражителем для американцев, но, похоже, ошибался. И что делать? Может я рано вылез из своей «норки»? Впрочем, всё равно жалеть об этом поздно. Вылез уже.
– Ладно, нехрен болтать – садись давай. Поехали уже. Семья ждёт.
Пыря тут же замолчал и, аккуратно дав захлопнуть за мной дверь встроенному доводчику, тут же юркнул на переднее сиденье рядом с водителем. Там вообще-то место «личника», а начальник службы безопасности должен, по идее, сидеть рядом. Но мой старый товарищ правильно понял, что я после долгого перелёта устал и нахожусь в слегка раздражённом настроении, так что лучше дать мне побыть в одиночестве и успокоиться…
Столкновение с байкерами закончилось ожидаемо – полицией и больничной палатой. Впрочем, в палате я пролежал недолго. Ссадина на затылке после удара мотоциклетной цепью была не такой уж и большой, так что в больнице меня оставили больше из-за опасений по поводу возможного сотрясения мозга. Меня и правда немного подташнивало. И в голове шумело. Но, переспав ночь в палате, я сообщил доктору-китайцу, что чувствую себя нормально и, оплатив за оказание медицинской помощи две тысячи гонконгских долларов, что соответствовало чуть более чем двум с половиной сотням американских, я покинул «гостеприимный» госпиталь. Алёнка, которую вчера вечером с трудом удалось выпихнуть из моей палаты, уже ждала меня рядом с такси. Так что до дома мы добрались вполне оперативно.
Там она сразу же аккуратно сняла с головы эластичный, сетчатый бинт и лично осмотрела мои «раны», после чего категорично заявила:
– Всё, я тебя здесь не оставлю! Полетишь со мной. Хватит здесь торчать с этими китайцами – вон, чуть не прибили!
Я было вскинулся, собираясь озвучить вполне логичные аргументы насчёт того, что, во-первых, подрались мы вовсе не с китайцами, во-вторых, не было бы её – вряд ли бы даже такие отвязные личности как байкеры без причины полезли на одинокого, но вполне накачанного парня… но осознал, что меня тоже уже достало так долго жить вдали от семьи. Да и все мои опасения, судя по тому, что у меня на пороге до сих пор не появилось никого неприятного, скорее всего, оказались необоснованными. Плюс, моё имя с адресом после вчерашнего происшествия теперь точно попадёт в полицейские базы данных. Так что даже если я и не прав насчёт необоснованности – жить здесь дальше тоже уже нельзя… Короче, как ни крути – пора возвращаться.
Но ехать сразу, вместе с ней – я отказался. И аренда была оплачена до конца лета, и занятия с Чиюк Хаксенгом тоже надо было закруглить чем-то итоговым. Тем более, что он настаивал на том, что я на пороге некоего «прорыва». Плюс, мои мысли насчёт собственных боевых возможностей, оказавшихся слишком слабыми… Да и книгу, которую я писал, стоит закончить. Потому что, едва только вернусь – закрутит всякое разное. Вот точно дома мне несколько месяцев будет совсем не до писательства.
Так что, через пару дней и после консультаций с Чиюк Хаксенгом, было решено, что в Россию я отправлюсь в конце августа или самом начале сентября. Издательство «Эксмо» с которым я много сотрудничал и в прошлой жизни, как раз собиралось к тому моменту выпустить мою новую книгу. Нет, не ту, что я писал сейчас, а предыдущую, текст которой я отправил им по факсу ещё в конце апреля, но поскольку лето считалось «мёртвым сезоном» книгопродаж, они подгадали её выход к сентябрю. Плюс в первую неделю сентября проходит Московская международная книжная выставка-ярмарка, про участие меня в программе которой мне в издательстве так же закидывали удочку. Так что сложилось одно к одному – и есть время закончить здесь с делами, и есть внятное понимание к какому сроку полезно вернутся. На том и порешили.
 
С энергетикой получилось интересно. Боевые возможности я за эти три месяца, конечно, слегка поднял, но не слишком намного. Зато с помощью этой самой неким образом ощущаемой мной энергии я научился… отсушивать папилломы. Ржёте? А вот Чиюк Хаксенг ходил надутый от гордости за ученика. Да и для Алёнки подобный результат стал предметом стра-ашной зависти и мощным мотиватором. И не то чтобы у неё с этим были проблемы – так, пара едва заметных родинок в скрытых, даже интимных местах, а вот подишь ты… Так что проблему с недостаточным уровнем собственной боеспособности я решил другим способом. Каким? Отвёртки! А что – оружием они ни разу не считаются, так что даже если полиция прицепится – ничего предъявить не сможет. Да с ними сейчас, до 11 сентября 2001 даже в салон самолёта пускают без проблем! Ну как тех террористов-саудовцев с пластиковыми ножами для резки бумаги, с помощью которых они и захватили самолёты… Начал с обычными, купленными в ближайшем магазине, а потом Чиюк Хаксенг заказал мне пять штук отличных кованных стержней, выполненных в виде отвёрток. Три шлицевых, с остро отточенным лезвием, и две крестовых, с не менее острым кончиком. И кожаную кобуру с бронзовыми упорами в которой мои отвёртки были на первый взгляд абсолютно неотличимы от обычного слесарного набора. Ну как обычного… дорогого набора. Эксклюзивного. Но именно слесарного. Точно не оружие. После чего мы с Учителем, который, как выяснилось, имел неплохое представление о ножевом бое, включили этот элемент в наши тренировки. Хотя от ножа там остались только тычковые удары. Ибо лезвий, чтобы резать, у отвёрток не было по определению. Впрочем, полоснуть кончиком можно было неплохо… Плюс я заказал несколько круглых мишеней разных размеров и повесил их в кабинете, спальне и на площадке для занятий во дворе, занявшись отработкой приёмов метания. Мишени были изготовлены из довольно твёрдого дерева, но отвёртки были достаточно прочны и остры чтобы втыкаться… Сильно больших успехов я в этом не достиг, но на расстоянии метров до десяти я втыкал отвёртку в мишень в двадцати трёх случаях из двадцати пяти. С точностью были некоторые проблемы – то есть в центр круга я попадал раза три из десяти, но в саму мишень почти всегда.
Что ещё? Я подружился с байкерами. Ну с теми, которые из «Ангелов ада». Произошло это в аэропорту после того, как я проводил Алёнку. Они торчали в баре, ожидая вылета… Ну, то есть, вылета ожидали двое, самые пострадавшие – у Фила была сломана рука, а у Джима челюсть. Так что они возвращались в Лос-Анджелес. А Дик и Лео пока оставались. Им нужно было отправить «Харлеи» Фила и Джима в Америку, а потом они собирались продолжить путешествие, в процессе которого и оказались в Гонконге. Парни собирались сделать кругосветку. На мотоциклах… Я им даже позавидовал.
Короче, меня окликнули, пригласили за столик в баре, в котором Джим наливался виски через трубочку. Потому что двигать челюстью и, соответственно, открывать рот был не способен. Потом сообщили, что меня искали. Ну чтобы поблагодарить. Потому что без меня их бы загасили влёгкую. А со мной вышло как бы даже и не наоборот. Во всяком случае «монголов» в больницу попало аж шесть человек. И трое оказались не в лучшем, чем Фил и Джим состоянии… Когда же я представился, и сообщил, что долго жил в Лос-Анджелесе и был известен там как «Wild russian», то дружно завопили, что конечно же обо мне слышали и сразу поняли, что я свой парень. И жаль, что эти «fucking nomads» не дали возможности нам нормально познакомится… Ну в отношении того, насколько это «нормально» было бы действительно нормально у меня были сильные сомнения, да и слышал обо мне явно только один, а остальные ему просто поддакнули, но настроены парни были явно доброжелательно. В конце концов, мы вместе дрались против «Монголов». А «боевое братство» всегда порождает особые отношения… Так что большего и требовать было нельзя.