Их любовник (СИ)
Селедка итальянская!!!
Глядя на голливудскую улыбку невесты, я мечтала вцепиться ей в патлы и выдрать с корнем. Все. А потом затолкать ублюдку в задницу. Семейные ценности, да? Дружная большая семья? Значит, когда мы с Кеем предложили съездить с ним на Сицилию, он отбрехался — график, видите ли, сумасшедший, на Сицилию между ежедневными спектаклями мы никак не успеем.
Но ведь не может же быть, чтобы он планировал это все, когда мы проводили медовый месяц (ладно, неделю — не только у Бонни сумасшедший график) в Лондоне! Или когда мы клялись любить друг друга, в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас. Нет, не может такого быть! Никак не может, нет и нет! Это просто ошибка. Дурная шутка. Бонни никогда бы не сделал такого! Только не в тайне, только не за спиной. Он может быть сколь угодно больным ублюдком, но он никогда не был трусом.
А значит…
Я так и не решила, что это значит. Выбросила журнал и принялась кормить голубей — невольно вспоминая таких же голубей, только в Гайд-парке, и руку Бонни на своем плече, и наш смех, когда он фотографировал меня и голубей — они садились на руки, торопясь склевать кусочки хлеба. И как Кей принес нам всем кофе из какой-то ближней забегаловки, в бумажных стаканчиках…
Невольно опустив взгляд на руки, я потрогала обручальное кольцо. Тонкий ободок из белого, желтого и красного золота. Такой же, как у Бонни и у Кея. И почему чертовы святоши не дали нам разрешения на брак втроем? Почему?! Если бы все было так, как я написала в своем романе — сейчас я не сходила бы с ума от дурацких статей в газетах. Но официально я — жена Кея, а Бонни — друг семьи. Черт. Как это глупо! Дурацкие правила, дурацкое общественное мнение! Мы даже не смогли поехать в родовое поместье Говардов, потому что отец Кея не позволил пригласить Бонни. Друзьям, видите ли, нечего делать рядом с новобрачными в их медовый месяц, а в скандальные слухи о связи лорда Говарда-младшего с каким-то ужасным актеришкой лорд Говард-старший не верит, и верить и не собирается.
Интересно, родители Бонни — такие же? Традиционная сицилийская семья, мать ее… Готова спорить, Бонни не сообщил им правды. Одна я оказалась достаточно ненормальной, чтобы честно сказать бабушке с дедушкой, что вышла замуж за двух мужчин сразу и безумно этим счастлива. Правда, мои предки достаточно сумасшедшие, чтобы понять и порадоваться за меня.
Я дура, да? Почему я поверила, что после свадьбы мы будем жить долго и счастливо втроем? Потому что нас связывает не только любовь, но и нечто большее? Дура, однозначно.
Разогнав голубей, прикончивших багет и пытающихся найти еще что-нибудь в моих кроссовках, я сунула руки в карманы и отправилась домой. Не хочу гулять. Не хочу думать о Бонни. Хочу поужинать с Кеем, забраться к нему на ручки и услышать, что на самом деле все хорошо. Что статьи — вранье, и через две недели Бонни вернется домой, мы вместе посмеемся над газетными утками, а потом вместе слетаем на Сицилию. Кей говорил, у Бонни мировые предки, а мама готовит самый вкусный на свете апельсиновый пирог. Я попрошу Бонни, чтобы он и меня научил ловить мидий! Я хорошо плаваю и обожаю море!..
Так, в мечтах, я догуляла до нашей квартиры с видом на залив, переоделась и даже помогла Керри накрыть на стол. Пусть леди и не обязана, но иногда мне хочется создать для любимого мужа немножко домашнего уюта.
Кей пришел, когда я зажигала свечи, поцеловал меня, спросил о визите к врачу… все было прекрасно, кроме одного момента: он слишком крепко сжимал губы и отводил взгляд.
— Я видела прессу, Кей, — вздохнула я, поковыряв безвкусное суфле. — Ты думаешь, не утка?
— Я думаю, стоит дать придурку время разобраться самому. Он вернется. Он всегда возвращается.
— То есть не утка. — Я отложила вилку и встала. — Извини, у меня совсем нет аппетита.
— Иди сюда, Колючка, — Кей тоже встал и протянул ко мне руки.
Уткнувшись в родное и надежное плечо, я напомнила себе, что уже однажды обещала не плакать из-за Бонни. Поэтому я только всхлипнула разок, обругала его козлогением и больным ублюдком и потерлась губами о подбородок Кея. Напряженный подбородок.
— Ты злишься.
— К черту Бонни, — меня обняли крепче и нежно коснулись моих губ, — когда вернется — поговорим. А не вернется, ему же хуже.
На миг мне стало жаль придурка и козлогения. Это ж надо так достать Кея Просветленного, чтобы он перестал понимать и прощать закидоны великого гения и послал его к черту!
— К черту Бонни, — повторила я и обняла Кея за шею. — У меня есть ты, а все остальное не так важно.
3. Язык мой — враг мой
Рим, конец сентября
Бонни
Мама позвонила не вовремя. Весь последний месяц она звонила крайне не вовремя. И дело было вовсе не в том, что Бонни устал после спектакля, как последняя собака, и сейчас новенькая девочка снимала с него грим.
— Да, мама, — он поднес смартфон к уху, стараясь не запачкать потекшей краской.
— Бонни, мальчик мой, как ты?..
Слушая последние новости о родне и соседях, Бонни поддакивал и молился, чтобы мама не задала главный вопрос. Ему отчаянно не хотелось ей врать, а сказать правду он не мог. Не после того, как отец Кея чуть не умер от инфаркта, а его собственный отец две недели провел в клинике на обследовании. Дурацкая ситуация! Какой черт дернул его за язык объявить Розу своей невестой на благотворительном маскараде?! Как теперь объясняться с мамой?
— Так она с тобой? — мама все же опять затронула больную тему, заставив Бонни страдальчески поморщиться. — Я понимаю, тебе некогда будет ехать домой между спектаклями, но это ничего, мы с папой, Роситой, Джульеттой и Васко приедем к тебе в Милан, это же совсем близко!..
Черт, черт!!! Вот как отвертеться? Сказать, что его невеста не с ним? Что они расстались? Он даже раскрыл рот, чтобы прервать маму и сказать, что передумал жениться, как она переключилась на новости о папе.
— Еще одно обследование, ты представляешь! Эти врачи никак не успокоятся! Я говорю им, что Марко совершенно здоров, а они все про кардиограммы, шумы и диету! Головы как тыквы, какая может быть диета? Бонни, ну разве может Марко не кушать мой апельсиновый пирог и аранчини?.. Но я уверена, когда он увидит тебя с невестой, он забудет о врачах! Мы так ждем… Бонни, она беременна, скажи мне?
— Нет, мама, — зажмурившись, чтобы не выругаться вслух, ответил он. — Она не беременна.
— Но ведь вы заведете детей? Она не из этих ужасных чайлд-фри, правда же? Мы с Марко хотим внуков!
— У вас их и так десять штук, мама!
— Одиннадцать, Бенито! — возмутилась мама. — Разве ты забыл, на позапрошлой неделе Франческа родила вторую дочку. Она так похожа на Марко!
— Тем более, одиннадцать…
— Бонни, — мама забеспокоилась. — Ты же не хочешь сказать, что опять… что это все было враньем? Но ты же сам сказал, что женишься! Папа не переживет такого расстройства! Мы так надеялись!
Вот тут бы ему и сказать: мама, нет у меня никакой невесты, и вообще я женат уже… или замужем… короче, нас трое и мы счастливы. А Роза скоро родит ребенка от Кея.
Дерьмо!
— Ну что ты, мама, все хорошо. Не надо беспокоить папу, тем более, пока он в клинике.
— Значит, ты покажешь ее нам в Милане? Ах, Бенито, скверный ты мальчишка! — в голосе мамы звучала искренняя нежность.
А Бонни было стыдно. Если бы мама знала, насколько он скверный мальчишка. И какой он дурак! Езу, какой же он дурак…
Ладно, сколько ж можно себя жалеть! Он не Том, который никогда не ноет и каждый год вешается. Он наберется храбрости и все расскажет маме. Вот только папа… папе-то за что? Черт, уродился же кто-то больным ублюдком!
Подняв глаза в зеркало, Бонни с застарелой ненавистью разглядывал черты дядюшки Джузеппе. Чем старше, тем больше похож. Практически одно лицо. Только нос не такой идеальный, спасибо братцу Адриано и его прихвостням. Вот кому бы Бенито с радостью сообщил, что вышел замуж и опозорил на хер старинную сицилийскую фамилию! Ради такого дела Бонни бы даже платье с фатой надел! Вот только папа-то не виноват. Папа считает его… ну ладно, не совсем нормальным, но… нет, родителям Бонни никогда не рассказывал о своих развлечениях в «Зажигалке», и подробностей отношений с Кеем — тоже. Они друзья, вместе делают искусство, и точка. Никто же не заподозрит лорда Говарда в том, что он трахается с парнем!