Драго Том 1 (СИ)

Чем британцы, при поддержке французов, успешно и занимались. И весь огромный — вместе с материковыми территориями, протекторат Танганьика их усилиями стал за долгие годы соперничества колониальных держав настоящим воплощением Хаоса.
Глядя на увеличивающийся по мере снижения остров, я подумал о том, что нужно отличать архипелаг Занзибар и остров Занзибар. Архипелаг Занзибар — это география: семьдесят пять островов вдоль побережья Африки, в том числе три острова крупных — Занзибар, Пемба и Мафия.
Административное деление с географией не сходилось. Шестьдесят пять островов — дистрикт Архипелаг, туристическая зона в основном. Пемба и Мафия — также два одноименных дистрикта протектората Танганьика, каждому из которых принадлежали близлежащие острова. Все это — Архипелаг, Пемба и Мафия, были три дистрикта под совместным управлением британо-германской администрации.
Сам остров Занзибар, с несколькими небольшими островами-спутниками рядом, являлся «отдельным автономным дистриктом». Отдельным автономным он был потому, что управлялся только чиновниками британской администрации. Вернее, нет, не так. Чиновниками британской администрации протектората отдельный автономный дистрикт практически не управлялся.
Если весь протекторат Танганьика был воплощением Хаоса в Африке, то остров Занзибар за последний десяток лет стал его квинтэссенцией. Британцы просто сделали из него сточную канаву, место ссылки неблагополучных элементов, кроме прочего разгружая пенитенциарную систему в своих благополучных колониях. Опыт у них был — по примеру действий с каторжными колониями в Австралии.
На Занзибар, после того как он в результате соглашения перешел полностью под контроль британцев, в последние годы отправлялись не только сидящие и уже отсидевшие уголовники. По соглашению, часто вместо наказания, сюда ехали проворовавшиеся чиновники, военные преступники, даже обычные бандиты — в том числе те, кто заслуживал смертной казни. Но вместо плахи они летели на человейник тропического острова потому, что, кроме преступлений, имели заслуги перед короной или вовсе свои преступления совершали в ее очевидных, пусть и не озвученных интересах.
Подобным образом по большей части возведенный в середине двадцатого века немцами город-остров, жемчужина восточного побережья Африки и когда-то самый крупный финансовый деловой центр, сейчас превратился в настоящую клоаку. Причем клоаку, ярко блестящую остатками былого благополучия. В момент моего прибытия являющуюся самым настоящим воплощением концепции «High Tech, Low Life».
Высокие технологии при низком уровне жизни. При низком уровне, если, конечно, брать среднее по палате, — подумал я, глядя на вознесенные на километр вверх над землей обширные площадки многоуровневых висячих садов в одном из комплексов небоскребов. Зеленые этажи, закрытые куполами, с благожелательным микроклиматом внутри и воссозданной природой почти полностью накрытого асфальтом и бетоном города-острова.
Наш приземляющийся самолет пролетел довольно близко от комплекса небоскребов, так что под одним из куполов я увидел огромный бассейн с искусственными волнами, которые покорял одинокий серфер. А на белом песке пляжа перед бассейном я заметил несколько загорающих в шезлонгах девушек.
Картинка комплекса небоскребов мелькнула и исчезла, а самолет, уже выходя на взлетно-посадочную полосу, прошел над береговыми районами трущоб Джанктауна — мусорного города, или просто Свалки.
Когда колеса коснулись бетона посадочной полосы и загудели на реверсе двигатели, я выдохнул, как перед прыжком с высоты.
Еще немного, и начнем.
В первый раз я приходил в этот мир через парадный вход, попав сразу в высшее общество. Обладая огромным, просто невероятным потенциалом силы. Но при этом появился я словно в зоне тумана войны — совершенно не понимая, кто друг, кто враг и, собственно, что вообще вокруг меня происходит.
Но я справился. Поднялся до самой что ни на есть вершины Олимпа. Став элитой среди одаренных, самым настоящим homo deus, человеком божественным. Недостаток знаний при этом компенсировал огромной силой, которой я владел и повелевал.
 
Сейчас я, исчезнув как Артур Волков из прежней жизни на полгода, захожу в этот мир через черный ход. Не обладая ни прежней силой, ни даже тенью возможностей дара владения. Зато теперь со мной знания о природе происходящих вокруг вещей.
А еще, возможно, — думал я, сжимая и разжимая кулак своей новой, неотличимой от обычной бионической руки, для того чтобы стать элитой среди корпоратов, мне придется сделать шаг к тому, чтобы стать homo bionicus, человеком бионическим.
Этого, впрочем, мне совсем не хотелось — в прошлой жизни для меня зубной имплант-то был настоящим стрессом, а делать апгрейд всему телу… Нет, это определенно не тот путь самурая, который мне нужен.
Прокатившись по взлетно-посадочный полосе, самолет между тем сбросил скорость и довольно быстро подкатил к рукаву телескопического трапа. На выходе, уже в проходе рукава потоки пассажиров разделились. Настоящие люди, граждане, двигались вверх, на верхние этажи терминала аэропорта. Их в самолете летело не больше десяти человек, и располагались они в огороженной передней части салона. Остальным путь предстоял вниз. В буквальном смысле — телескопический трап был двойным, и сразу после выхода из самолета красная дорожка повела нас под уклон, в проход для таких, как я.
Такие, как я, — это про неграждан, если что. Которых в салоне самолета находилась большая часть. Впрочем, и во время полета, и во время выхода из салона все вели себя донельзя прилично. Аэропорт — зона повышенного контроля, нарваться на неприятности в связи с «несовместимым с нормами общественного порядка поведением» и потерять пункты социального рейтинга здесь очень и очень легко. А пункты социального рейтинга — это не просто так. Для человека нижнего сословия — это не просто комфорт существования, это вопрос выживания.
Через красный коридор проходов нижнего уровня идут неграждане. Унтерменши. Да-да, местами именно так здесь это и называется — протекторат Танганьика под совместным британо-германским управлением, и язык и местные термины здесь отличаются широким разнообразием. Слово «зимбабун», кстати, довольно широко известное в узких кругах в моем мире, тут тоже в ходу.
Двигаясь на выход одним из последних, не желая толкаться в узких проходах рамок, я по-прежнему думал о том, что сейчас захожу в этот мир с черного хода, но цель — озвученная Астеротом в его предложении, от которого нельзя отказаться, осталась прежней — взойти на самый Олимп. Только в этот раз взойти на самый Олимп, став элитой корпоратов. Получив право на…
— Give me your ID, — отвлекая от мыслей о глобальном, произнес сотрудник визового контроля, к будке которого меня вдруг довольно случайно вытолкнула смешавшаяся суетливая очередь.
Слово «пожалуйста», обязательное в обращении к гражданам, что характерно, он сейчас не произнес. Я же сразу протянул офицеру айди — белый пластиковый треугольник с цветной фотографией и черным выпуклым шрифтом на двух языках.
— What is the purpose of your visit to the Protectorate Tanganyika? — откинувшись в кресле, прокручивая между пальцами мой айди и даже не посмотрев на него, с ленцой поинтересовался визовый офицер.
Второй раз я самостоятельно и легально прибыл в протекторат, и второй раз я услышал дежурный вопрос — зачем я сюда приехал. И второй раз с трудом удержался от того, чтобы не ответить: «Конференция по новым компьютерным технологиям и защите компьютерных программ».
 
— Ай кайм ту Танганьика эс а политикал рефьюдж, — тщательно выговаривая слова, произнес я, глядя в маслянистые, чуть навыкате глаза визового офицера. Говорил сознательно медленно, с умело воссозданным акцентом румынского наркоторговца. Сообщив, что прибыл в протекторат Танганьика как политический беженец.
Постучав моим айди по столу, офицер на него наконец мельком глянул и глубоко задумался. Причины к задумчивости у него определенно были. Потому что я сейчас никто и звать меня никак — у меня даже панафриканского или евразийского гражданства нет, не говоря уже о чем-то большем.