Акула пера в СССР (СИ)
Но по всему выходило: делать что-то эдакое всё-таки придется. Попасть в прошлое и не попробовать поэкспериментировать? И я точно знал, на что у меня хватит сил и способностей, а что можно было бы попробовать изменить — но не особенно огорчаться, если не получится.
Я никогда в деталях не изучал историю СССР, хотя по образованию и являюсь историком. Мои интересы и симпатии тянулись к несколько другой эпохе, лет на сто раньше моего нынешнего положения на хронологической шкале. Но при этом — считал себя довольно эрудированным краеведом и живо интересовался прошлым родной Дубровицы. А еще — писал в свое время цикл статей о выдающихся горожанах — тех, кто строил дубровицкие заводы и фабрики, поднимал сельское хозяйство и возглавлял район. Со многими из них мне довелось пообщаться вживую — они еще были живы тогда, в далеком теперь 2022 году, эти титановые старики. И это было моим самым главным козырем, тем самым роялем. Попади я, например, в Америку — даже с сохранением фрагментов памяти реципиента — мне пришлось бы туго. Но здесь, на малой родине, я мог развернуться!
Спасать Дубровицу в прямом смысле этого слова необходимости не было. Конечно, родненький приднепровский районный центр никто с лица земли стирать не собирался, и войн со стихийными бедствиями в ближайшие сорок лет тут не предвиделось… Но — был Чернобыль и была разруха девяностых. И то, и другое превратило очень перспективный город, крупный промышленный центр и транспортный узел в очередной мухосранск, откуда уезжает молодежь, и есть всего лишь три-пять градообразующих предприятий с приличными зарплатами…
Но пока — пока всё было совсем по-другому, и уже поэтому это время и эти люди вызывали уважение.
* * *
— Пантелевна! — я стянул с себя рубаху и утерся ею же. — Закончились дрова уже!
— Да ты, мабыць, двужильный, Германушка? Этак и жонка тебе не одна нужна будет, а две! И не прокормить тебя, наверное? Вон какой ты вялики!
Организм у Белозора-меня на самом деле был великолепный. Такой легкости в движениях, такой координации я в своем теле никогда не чувствовал. Вот что значит — генетика! Полешуки — они такие.
После горы поколотых и сложенных дров чуть-чуть ломило поясницу, руки и плечи налились приятной усталостью. Пожалуй, было понятно, почему Викторович уверял, что положит на лопатки в редакции любого — даже в свои семьдесят лет. И какого черта он в армии не остался? Был бы там каким-нибудь спецназовцем ГРУ, и резал бы сейчас сомалийских пиратов, и готовился к штурму дворца Амина… Ну да, в общем-то понятно, почему не остался. Не того склада наш Викторович. Он человек размеренный, спокойный. Не то, что я. Хотя, если вспомнить кастет в кармане…
У Пантелевны нашлась пахнущая нафталином тельняшка — ее я и надел, умывшись перед этим в бочке с дождевой водой, которая стояла под водостоком.
— Цыганы делали! Народ вороватый, но и рукастый тоже… Они к Купалью сюда из Молдавии доезжают… Будет липень — отложи грошей, и себе купишь. Ну, пойдем драничков покушаешь.
Липень — это июль.
Жареные в печи драники из белорусской бульбы, да с густой сметанкой, золотистые, с корочкой, посыпанные мелко нарубленным только-только взошедшим зеленым луком, который рос в ящиках на окне, рядом с помидорной и огуречной рассадой — это было нечто! Я разве что не урчал от удовольствия, а Пантелевна знай подкладывала.
— Ты приходи ко мне вечерять, Германушка. Хочешь — приноси харчи, а я тебе гатуваць буду?
— Ух, Пантелевна, предложение — самое замечательное. А холодильник у вас есть?
— Это откудова? — удивилась она. — В леднике храню! Погреб у меня… Ты ж сам зимой с Петровичем лед на Днепре пилил!
— А, точно… Запамятовал.
— Ну ты кушай, кушай… Может, тебе чарку налить?
Пантелевна не стала ждать ответа, достала откуда-то бутыль с мутной жидкостью, поставила на стол. Следом за ней появились два граненых стакана. Бабуля лихо плеснула ровно на толщину пальца — себе и мне.
— Ну, Германушка, будзьма! — и опрокинула залпом в себя огненную воду.
Во даёт бабка! Когда я выпил этого зелья — то разве что дым из ноздрей не пошел. Крепости горелка была невероятной! В свое оправдание она сказала:
— Чтоб кровь старую разогнать.
Я засобирался домой, поблагодарив замечательную старушку за ужин и, ощущая приятную теплую тяжесть в желудке, вышел на улицу.
* * *
Было уже поздно — дрова и драники отняли кучу времени, потом я еще осматривал свои новые владения — дом, сарайчик, баню и огород — проводил инвентаризацию. И даже мощный белозоровский организм уже рубило спать. Электричество в доме имелось — по улице шли ЛЭП, а потому, щелкнув выключателем, я быстро сориентировался со спальным местом: Гера обитал в большой комнате с тремя окнами, на жесткой кровати с тюфяками. Это было прекрасно — пружинные чудовища с продавленными человеческими задницами впадинами оставались моим кошмаром с самого детства.
Присмотрев на завтра свежую одежду в шкафу, я погасил освещение и уселся за письменный стол, и при свете странного ночника из мыльного камня в виде совы принялся распивать бутылку коньяка, надеясь, что это поможет вернуться в такой паскудный, но всё-таки родной две тысячи двадцать второй. Одновременно с этим я нашел в ящике полпачки писчей сероватой бумаги и простой карандаш, и между глотками ненавидимого мной напитка — прямо из горлышка! выводил пункты плана по спасению мира, то есть — превращения Дубровицы в Нью-Васюки и центр вселенной.
1. ДЕНЬГИ — ВАРЯЖСКИЕ КЛАДЫ — МОХОВ — МЕТАЛЛОИСКАТЕЛЬ
2. НЕФТЯНКА — МЕСТОРОЖДЕНИЯ — ИСАКОВ
3. ГИДРОЛИЗНЫЙ — ЛИГНИН — КОТЛЫ — СХЕМА
4. ПРИРОДНЫЙ ПАМЯТНИК — МИНЕРАЛЬНЫЕ ИСТОЧНИКИ — ВЕКОВЫЕ СОСНЫ — ЗДРАВНИЦА
5. ДЕРАЖНЯ — ВТОРАЯ ХАТЫНЬ — МЕМОРИАЛ
6. МОРЕНЫЙ ДУБ — ПДО — ВОЛКОВ
7. БРАКОНЬЕРЫ — БАЗА — ОХОТНИКИ И РЫБОЛОВЫ
8. ПОРЫВЫ НА КОЛЛЕКТОРЕ — ВОДОКАНАЛ — ДИРЕКТОР?
9…
Бутылку я не осилил, и, почувствовав что еще стопка, и меня вывернет наизнанку — повалился на кровать, надеясь проснуться если и не в своей малосемейке на диване, то хотя бы на койке Макановического психоневрологического диспансера.
* * *
Звук механического будильника был резким и мощным, и таким гадостным, что я подскочил, матеря всё на свете, споткнулся о табурет у стола, сшиб сову из мыльного камня и пришел в себя, глядя в зеркало большого трюмо у стены. Это был всё еще он — Герман Викторович Белозор, двадцати семи лет от роду, надёжа и опора региональной прессы СССР. Рожа у него-меня была опухшая и какая-то грустная. Голова трещала, во рту снова поселились дохлые псины, и я дал зарок — никакого больше алкоголя, пока не освоюсь тут окончательно. Я, нахрен, даже не помнил, что заводил клятый будильник! На шесть, чтоб его, утра!
Память — моя, а не Герина — подсказала, что у Белозора была банька. Как раз примерно этих годов постройки. И сортир — кирпичный, капитальный, вполне культурный — но во дворе. Приведя себя в порядок ледяной водой из бака в бане, я наконец почувствовал жизнь. Майское утро было расчудесным: пели птички, природа расцветала, и вообще — всё было не так уж плохо.
Позавтракав наскоро приготовленной овсяной кашей со сгущенным молоком, я направил свои стопы на остановку. Было странно просто ждать транспорта — ни тебе в интернете полазать, ни музыку послушать, ни книжечку с любимого автор. тудея почитать… От информационного голода сосало под ложечкой, и я решил сегодня же завести моду таскать с собой или какие-нибудь газеты, или книжку. В библиотеку, что ли, записаться — классиков перечитывать?
В лупоглазом ЛАЗе, который, фырча дымом из трубы, подъехал к остановке, было полно людей. Автобус Горошков-Автостанция всегда пользовался бешеным спросом — сельчане ехали на рынок, пенсионеры — в поликлинику, трудовой народ — из пригородов в заводской район. Мощным движением бедер какая-то огромная тетка втиснула меня в проход между сиденьями, и я волей-неволей уставился на семейную пару — бабушку и дедушку интеллигентной наружности, которые держали на коленях корзину с крышкой. Корзина шевелилась независимо от хода автобуса, крышка таинственным образом приподнималась.