Дочь Моргота (СИ)
Боромир с видимым интересом смотрел по сторонам, на сгружающих на конвейерные ленты свежесрубленные деревья орков, не задаваясь вопросом, должно ли происходить подобное во владениях светлого мага.
— Чего ты хочешь получить от моего отца, Боромир?
Задавать вопросы было опасно, но папа опять всецело отвлекся на свой Палантир… Силмэ всегда чувствовала это — постоянно довлеющий над ней гнет его внимания исчезал и краски мира становились ярче и живее.
— А отец дозволяет тебе… знать о своих делах?
Первый в жизни опыт полета так и не заставил его относиться к ней серьезно.
— Будь осторожен с ним, гондорец.
Хотя и поделом тебе, значит.
Всерьез разозлиться на словно невзначай касающегося ее руки Боромира она не могла, но показать ему что-нибудь еще, раз полет не впечатлил… опоить любовным эликсиром, например, очень захотелось.
— Не обижайся, Силмэриэль… — Боромир вновь взял ее за подбородок, развернув к себе. — Дэнетор поручил мне побеседовать с ним с глазу на глаз. А слухи о твоей божественной красоте и мудрости до него, увы, пока не дошли.
В серых глазах будущего наместника (если кое-кто не разрушит его планы, уж не поэтому ли он не прочь… сблизиться с ее отцом? Или это именно отец бросил семена на благодатную почву?) плясали насмешливые искорки, Силмэриэль зачарованно следила за ними, потеряв счет времени. Отец все еще не обратил на нее внимания, значит…
Чуть опущенные вниз уголки красиво очерченных тонковатых губ делали его лицо раздражающе и притягательно высокомерным… даже ее отец не внушал ему трепета. Кстати, зря — и более мудрые и могущественные поплатились за это, и еще поплатятся, но…
— Меня еще никто не целовал, Боромир… за двести лет. Все боятся, что папа рассердится и превратит в жука. Покажи мне, как это… если тоже не боишься.
Силмэриэль испугалась собственных слов, все же заставивших Боромира измениться в лице… как именно, она не рассмотрела. Сердце забилось мучительно часто, не давая вдохнуть, синевато-серый полумрак солнечного дня (вечером он сменялся непроглядно черным) на миг налился Тьмой, так жарко и душно в вечном холоде Ортханка ей не становилось еще никогда, даже после доводившей отца до бешенства безумной беготни в раннем детстве.
Она наконец узнает, как это. Ну, или заносчивый гондорец испугается, тоже хорошо.
— За целых двести лет? Это непростительно…
Судя по звучащему чуть глуше, но вполне спокойно, с шутливыми нотками, голосу, страшная магическая кара не напугала Боромира. Силмэриэль лишь плотнее зажмурилась, прижавшись спиной к совсем не холодящей каменной стене… жесткие ладони сомкнулись у нее за спиной на уровне талии, губы уже почти ощутили столько раз виденное во сне прикосновение…
— Неужели ты за этим приехал сюда, Боромир, сын Дэнетора?
Голос отца мгновенно разрушил очарование, заставив поморщиться от вдруг показавшегося неприятно ярким еле живого луча солнца, светящего прямо в толстое затемненное стекло.
— Я слушаю тебя, Боромир, — спокойно продолжил отец, подходя к столу. — А ты иди, проверь, все ли в порядке. Это не твоего ума дело, Силмэ, займись своим.
Это не твоего ума дело, Силмэ, иди займись своим.
Сказанные при Боромире слова заставили мучительно покраснеть и… молча поклониться, задыхаясь от бессильной злости. Отец даже не ухмыльнулся, а произнес очередную гадость спокойно и буднично, как нечто само собой разумеющееся. Лучше бы он насмехался, злился, или даже ударил… тогда бы Боромир подумал, что это наказание для нее, а не привычная обыденность.
Мой отец великий маг!
Да, только относится не лучше, чем к рабыне. Не верь ему, гондорец, не надо — ничему хорошему Саруман Белый точно не научит и не посоветует, лишь заговорит так, что поверишь, будто черное это белое.
========== Часть 6 ==========
Все плохо… все очень, очень плохо. Ну почему именно сейчас?
— Силмэриэль… не стоит его пить, я уже говорил.
Пошел ты… папа! Молчал бы лучше, только издевается.
— Проклятье! — Силмэриэль чуть было не полетела вниз по узкой полутемной лестнице, неловко подвернув ногу. Где этот… проклятый растворитель? Пусть даже и так, плевать, главное — помогает не сойти с ума. Значит, она его выпьет, чем бы он ни был, хоть орочьей кровью.
В почти полной темноте (взять свечу она не догадалась) Силмэриэль на ощупь нашла уже знакомую бутыль и, глубоко вдохнув, сделала большой глоток, предвосхищая маленькую смерть. Что испытывают приговоренные к пытке заливаемым в горло расплавленным металлом, она теперь точно знала, но оно того стоило — спасительный морок быстро одурманил сознание, заставив мир плавно покачиваться перед глазами и сделав почти все мелким и неважным.
Едва она почувствовала себя живой и счастливой, впервые за долгое время, и так хотела… довести до конца то, чему помешал отец. Чтобы мужские губы… того, кто возжелал ее и для кого она не пустое место и ненужное бестолковое создание, слились с ее губами… сильно и бесконечно долго.
Ей это нужно… хотя бы один раз, так что она даже… может оставить готовую вот-вот умереть Хельгу. Дать ей эликсира, чтобы не орала… возможно, она слишком много пичкала ее эликсирами, лишь бы только меньше видеть и чувствовать.
Человеческие женщины не должны и не могут рожать детей от орков, это против замыслов Эру и природы. Ей теперь точно не видать светлого Валинора после гибели хроа, не ждет ее тогда ничего хорошего — будет скитаться слабым бесплотным духом до скончания мира, или просто исчезнет.
Ну и ладно, пусть так, не хочет она в Бессмертные Земли и никогда не хотела. Сколько себя помнит, ненавидит свободный от зла благословенный край и всех достойных его, лучше вечно блуждать во тьме и одиночестве… наверное, она родилась темной и это у нее в крови.
И вообще, наплевать, давно уже понятно, что она проклята от рождения, плакать об этом нет смысла и желания, гораздо хуже, что отец разгневается… уже совсем скоро. Ему ведь нужен живой и здоровый младенец, из крови умершего может ничего не получиться, и тогда… Нет уж, она не позволит ему сделать такое с собой, или еще что-то невыносимое, что он придумает, пусть лучше убьет ее, защищаясь.
Много раз представлявшийся в минуты отчаяния и тоски шаг за край любимой смотровой площадки на вершине Ортханка уже не привлекал, убить отца или даже заметно повредить ему она не сможет, но попытка позволит вернуть ему хоть немного от полученных наказаний и доставит… последнюю радость. В ее жизни так мало радостей, слишком мало.
— На… пей, я тебе сказала!
Силмэриэль зажала нос бывшей служанке, заставив приоткрыть рот… говорить с ней было бесполезно, причем уже давно. Несчастная повредилась в уме — то ли от соития с орком (при одном воспоминании о мерзком и страшном зрелище мучила тошнота, а уж пережить это и остаться в здравом рассудке наверняка невозможно), то ли от папиного эликсира.
Саруман приготовил тогда что-то особенное — у Силмэриэль, несмотря на все усилия, так и не получилось успокоить девушку магическим воздействием, лишь из сил зря выбилась, а содержимое флакона мгновенно привело ее в полусонное и равнодушное ко всему состояние.
Может, ей самой его выпить, когда силы и жажда жизни полностью ее покинут? Тоже вариант… но не сейчас.
— Я помогу тебе… скоро.
Благо у смертных это легко и просто, все горести и обиды земной жизни умирают вместе с телесной оболочкой. Силмэ озабоченно нахмурилась, пытаясь понять, что делать. Этому младенцу (слово «существу» подошло бы больше) было еще слишком рано рождаться, наверное… не знает она, как должно быть в таком случае, и знать не хочет.
Она вообще ничего об этом не знала до недавних пор, за ненадобностью. Потому что не от кого ей детей рожать, от папы только если, хвала Эру, что оно ему не нужно.
— Ай! — перехвативший дыхание спазм заставил вскрикнуть и согнуться пополам… как же больно-то, проклятье! Почему ей достаются только боль, насмешки, попреки и наказания… и так будет всегда.