Пароль: чудо (СИ)

— Зачем же посылать ненужного человека в Лондон и прятать?
— Я скорее поверю, что она подставила меня, отправив сюда. Я охраняю дом. Я работаю на нее, но не в той роли, чтобы быть важнее самой работы. Вы не добьетесь своего. Она слишком жестока. Она даст мне сгинуть, не подумав уступать. — Я, кстати, был убежден в своей правоте.
— Кто был ваш прекрасный спутник? — вдруг оживился завсегдатай гей-баров. Я вспомнил, что его имя Лестер, и он владелец этих заведений. Он подходил к нам с Сашей несколько раз и угощал шампанским. Судьба жестока!
— Мой случайный любовник. Мне было скучно одному. — Ответил я. — Он не знал, кто я.
— Да, и верно есть причины не любить отпрыска. Тупой, да еще голубой. — Затянул Збигнев, мерзко улыбаясь.
Я бы обиделся, но в этот момент у меня было больше причин любить его, чем ненавидеть.
— Да, — выдохнул я. — За это она ненавидит меня еще больше. К сожалению, я невезуч.
— Это мы проверим, а пока давай отправим твоей матери первых весенних птиц. Збигнев взял трубку и набрал номер моей матери. Она ответила на звонок, и тот продолжил говорить с ней по-польски.
— Пани, у нас ваш сын. — Сказал он в трубку. — Как видите, дело приняло новый оборот, стало проще, понятнее будто. Мы возвращаем вам отпрыска, а вы отдаете нам ключевые данные на Косово. Нам нужно знать, куда ушли средства "Свободной партии". Мы знаем, мадам, что это вы обманули Йена Шиллера (лидер "Свободной партии" Евросоюза)." — Видимо он услышал достаточно резкий ответ от матери, потому что разозлился. Затем подошел ко мне. Кивнул своим.
Двое из стоящих по сторонам, что держали меня за руки, ударили меня головой о стол, и я, застонав, упал на пол. Один из них наступил мне на руку и до хруста вдавил мою ладонь в пол. Я не смог сдержать крик.
Збигнев снова поговорил с моей матерью и повесил трубку. Он был зол. Подошел ко мне и два раза пнул в ребра, со злости, выкрикнув: «русское быдло!». Затем кивнул своим парням.
Я с трудом поднялся, и эти двое снова вывели меня, сопроводив в тот же подвал. Когда за мной закрыли дверь, я стал лихорадочно думать. Нужно было осмотреться. Я с трудом двигался, голова кружилась. Страх снова подступил к горлу, меня затошнило.
В комнате было темно, но я ощупал руками стены и нашел выключатель. Появился свет. Помещение действительно было подвальным, как и показалось сначала. Не было окон. Только наружная электропроводка и дверь. Я старался понять, где я, и могут ли меня услышать — начал звать на помощь. Напрасно я силился услышать какие-то звуки: вокруг была глухая тишина. Только мое прерывистое частое дыхание. Я стал думать. Они пока что не убьют меня, потому что им нужны засекреченные данные. Моя мать была экспертом по ситуации в Косово и управляла ею многие годы. Как управляла ситуацией во всей Югославии. Я знал мою мать очень хорошо. Она несгибаема. Похитители хотят шантажировать женщину, которая с детства внушила мне мудрость "только раз они поймают тебя за слабину, и будут "доить" тебя вечно. Не поддавайся ничему". Мне хотелось надеяться, что она не подвергнет меня экспериментам и найдет выход. Они договорятся. Это дело времени. Мне нужно только терпеть. Мы проходили с моим учителем системы сохранения контроля и спокойствия в таких ситуациях. Я не думал тогда, что работа над собой пригодится мне так быстро. Мне было страшно, очень страшно. Еще этот мерзкий Лестер! Он был реальной опасностью. Он смотрел на меня взглядом человека, который знает, чего хочет. Мерзавцы выслеживали нас даже в гей-клубе.
Вскоре я понял, что мне необходим туалет и стал стучать в дверь, но никто не открывал. В комнате валялись старые газеты, тряпье, я все скинул в угол, и на первое время эта куча служила мне писсуаром.
Раны болели, но я собрался и стал думать. Только бы они не схватили Сашу. За последний час мои чувства к нему колебались от слепой ненависти за его глупость до страстного желания обнять его и почувствовать родное, близкое тепло. Прошли, возможно, сутки, и «крестоносцы», подумав, решили взять мою мать измором.
 
В тот день их прошло четверо. Один был с камерой.
— Нам нужно, чтобы ты умолял свою мать помочь тебе. — Протявкал один из них. Я приготовился.
У них были дубинки. Я мог сопротивляться, чем вызвал бы ярость. Я понимал, что они вряд ли станут слушать, но нужно было попробовать:
— Парни, — сказал я. — Мы с вами не знаем друг друга, и, работая на камеру, вы совсем не обязаны быть жестокими. Я прошу, будьте человечнее. Я не сделал никому из вас ничего плохого. Моя мать также не сделала ничего плохого никому из вас. Будьте милосерднее, прошу… Я не договорил — один из них наотмашь ударил меня дубинкой по голове. Я успел поставить блок, но другие набросились на меня одновременно, и я, прижатый к стене, закрыв руками лицо, грудь и живот, стоял пока мог. Потом один из них стал запинывать меня. Они разнимали мои руки, били в солнечное сплетение, смотрели, как я задыхаюсь, и как только я приходил в себя, снова били. Все это было записано на видео.
Потом они ушли. Я лежал на полу и постепенно приходил в себя от шока. В голове крутилось одно — я вспоминал все, чему меня учили. Вспоминал, как восстанавливать дыхание, как раскрывать легкие после удара, как правильно концентрировать мысли. Вспомнил слова матери о судьбе. Вот она, твоя жизнь, мама, и твое наследие!
Через два часа захотелось пить. Организм страдал без воды, отеки от ударов выжали последнее. Язык пересох, а я всё лежал и смотрел в потолок. Еле встал, выключил свет и впал в кратковременный сон. Так, урывками, я проспал еще какое-то время. Мои часы показывали 25 ноября, а значит я здесь уже два дня. На следующий день мне принесли бутылку минеральной воды и яблоко. Я выпил всю воду и отказался от яблока. Нужно было максимально надолго оставить комнату чистой.
Через день они снова пришли. Сообщили, что видео не впечатлило мою мать, и им наказали сделать более яркий эпизод. Снова били, в этот раз разбили лицо, били до крови, безжалостно. Я потерял сознание. Очнулся от того, что кто-то хлопал меня по щекам. Это был Лестер. Я посмотрел на часы — 29 ноября. Я был в беспамятстве два дня.
— Мне жаль, красавчик, что это происходит с тобой, — обратился ко мне Лестер, — но наш бизнес таков. Я посоветовал пану Збигневу поступить не так, как он поступал ранее.
— Я говорил, я ей безразличен, — ответил я.
Вместо ответа они позвонили матери и дали мне трубку.
— Влася, — я услышал ее голос, и мне очень захотелось ее убить. — Влася держись, ты слышишь? Говори с ненавистью, изображай всеми силами свою нелюбовь ко мне.
— Да, ее предостаточно, — съязвил я. Потом начал вести себя так, как она велела и закричал в трубку:
— Ты никогда меня не любила! Плюешь на меня, твои дела тебе важнее, ты мерзкая, равнодушная сука! Они же убьют меня!
Бандиты забрали телефон, двое из них скрутили меня, кинув грудью на пол. Один из них начал ломать мне пальцы на левой руке, я закричал. Сил в теле оставалось все меньше. Вдруг Лестер остановил их:
— Я знаю, что нужно делать, и что я сделать хочу. Метод, проверенный временем, и действующий на всех матерей без исключения. После этого все четверо ушли.
Я выправил пальцы — к счастью, их лишь вывихнули. Через час снова впал в сон.
На следующий день Збигнев и Лестер явились с другими людьми. Снова с камерой.
— Прости, приятель, это была моя идея. — Усмехнулся Лестер, и я возненавидел его в этот момент.
Двое из них схватили меня за руки, поставили на колени и держали. Я попытался сопротивляться, но уже слишком ослаб от голода и побоев. Третий схватил меня за лицо и силой открыл рот, замкнув мои челюсти в одном положении. Один из них включил камеру. Внезапно я понял, что они задумали. Я попытался вырваться, стал отчаянно сопротивляться, в ужасе, понимая, что к подобным унижениям я готов не был. Я делал все, что мог, чтобы спасти себя, но они держали профессионально.