Гробовщик. Дилогия (СИ)

Так вот, до Выброса оставалось примерно минут двадцать, когда из дома выбежал, …блин, а это ещё кто? Семецкий присмотрелся через оптику СВД. Откуда взялся этот пацан? Так их там не двое, а трое? Мальчик бежал к мостку через небольшую речушку.
Куда тебя черти несут? Выброс скоро!
Вдруг, мальчик пошарил в карманах, и в руках у него засияла какая-то блестящая хреновина. Что это? Ничего подобного Юрий никогда не видел. Да что видел, на инструктажах, которые проводились раз в две недели, ни о чём подобном не рассказывали.
Неизвестный артефакт!
Это ж, сколько он будет стоить!
Семецкий хотел было начать спуск, чтобы перехватить пацана по другую сторону моста, но тот свернул влево, в сторону, где далее начинался густой кустарник. Уйдёт!
Винтовка будто сама собой упёрлась в лечо. Прицел, толчок, эхо от выстрела. Мальчик упал.
Уф! Попал!
Юрий глянул на часы: шестнадцать минут. Успею! Бросился вниз. Нельзя такую вещь оставлять на улице, во время Выброса. Вдруг испортится! Или ещё чего.
Он лихорадочно перебирал скобы лестницы и убеждал себя, что сделал всё правильно. Можно, конечно, было и не убивать. Ранить в ногу, например. Но кто бы потом стал с ним возиться? Особенно сегодня, когда такое намечалось. Да и приказ, который он получил, гласил: стрелять в любого, кто попытается пересечь мост в западном направлении.
И вообще, никакой это был не пацан, а мутант, порождение Зоны.
Он спустился до конца и рысцой подбежал к мёртвому мальчику. Пнул, переворачивая на спину. Точно – готов. Поднял с земли блестящую, аж глазам больно, подковку, бережно отёр от дорожной пыли. Достал из заплечного мешка рулон туалетной бумаги, обмотал артефакт в несколько слоёв, обжал, вернул всё в мешок. Глянул, не видно было из дома, за которым он вёл наблюдение? Нет! Улица делала изгиб, и мостик заслоняли другие дома.
Как всё удачно получилось. Он подхватил тельце мальчишки под мышки, подтащил к мосту и сбросил вниз. Глухой всплеск.
Вот так. Нехрен было по Зоне бегать!
Вытер пот с лица. Глянул на часы. Ё-моё, шесть минут. Ходу!
Семецкий захлопнул за собой толстую крышку глубокого погреба ровно за минуту до того, как снаружи началось.
Зря он спешил. Откуда-то пришла уверенность, что лучше бы ему было подохнуть под Выбросом!
А вот и Лёшка.
Он в подполе, его глаза закрыты, голова – на руках у сестры. Снаружи ревёт небывалый Выброс. Дом скрипит, будто стонет, под шквалом его гнева. Но сознание мальчика не здесь. Оно скачет по вариантам ближайшего будущего. И там сплошь: крики и стоны, боль и кровь. И смерть, смерть, смерть…
Но что это? Мелькает вариант, в котором Лёшка видит себя. Вот он помогает людям в лагере отбить атаку нечисти. Вот в самый отчаянный момент прилетают вертолёты миротворцев и добивают поганых мутантов ракетами и из пулемётов. Вот их с Леськой везут в столицу, и там сам президент вручает ему награду. А вот женщина с таким знакомым лицом. Мама?
Лёшка открывает глаза, рывком садится и встречается взглядом с сестричкой.
А та, он видит, на грани истерики. Генка пропал, с братом беда, а дядя Немой как уехал вчера утром, так и не вернулся. И когда уходил, прощался, будто навсегда…
Лёшка прислушивается. Снаружи тихо.
- Закончился? – спрашивает он, про Выброс.
Алеська, вытирает слёзы, неуверенно пожимает плечами.
Они выглядывают наружу. Тихо. Оседает взбаламученная пыль. Осторожно выбираются.
- Генки нет, – констатирует Алеся.
Лёшка пренебрежительно махает рукой. Что может в Зоне случится с Генкой? Его занимают другие мысли.
- Вот что, – наконец решает он. – Мне нужно съездить в Лагерь.
- Ты что, сдурел? – тихо начинает Алеся, но с каждым новым словом её голос звучит всё громче. – Какой Лагерь? Нам здесь нужно быть. Генка вот-вот вернётся. Нам же через Дверь надо!
- Ты не понимаешь, – пытается объяснить мальчик. – Они ничего не знают. А им в спину ударят! Их же там всех перебьют! Тридцать человек. До единого. Примерно через час начнётся атака. Я успею! А ты меня здесь подожди. Если Генка появится, скажи, что я только туда и обратно.
 
Он идёт к двери, девочка виснет на нём:
- Не пущу!..
И вдруг сама видит то, что видел брат. Кровь, смерть… Девочку буквально отбрасывает от него. Она бледнеет, закусывает губу.
Перемотка. Движения детей ускоряются, голоса превращаются в непонятный писк. Они размахивают руками, мечутся по комнате и говорят. Говорят…
Затемнение.
И вот уже повозка, запряжённая Здоровяком и Малым, скоро движется через мост, с которого убийца сбросил тело Генки в реку.
Правит Лёшка. Рядом Алеся. Тихая, решительная.
- Все-таки, какой хороший у меня брат, – думает она. – Храбрый, добрый. И глупый…
Она знает, что их вот-вот убьют, знает наверняка, хоть и не может это объяснить.
- Ну и что, – думает она. – Ну и пусть. Зато…
Она придвигается к брату, тихонько трётся щекой о его плечо. Лёшка оглядывается, улыбается. Подмигивает.
Повозка проезжает недалеко от подвала, в котором прятался от Выброса Юрий Семецкий. Крышка приоткрывается, из-под неё показывается рука, которая скребёт землю обломанными ногтями. Кто-то неразборчиво мычит и столько муки в этом мычании! Рывок назад, и рука исчезает в подвале. Крышка захлопывается с негромким стуком. Малой вздрагивает. Опасливо косится в сторону звука. Здоровяк только фыркает и прибавляет шагу.
13. Тоннель.
Последнее, что я увидел, это как повозка исчезла в лесу за мостом.
На мгновение все у меня перед глазами померкло, а потом, я снова оказался в каком-то тёмном помещении. Под ногами пыль, обломки штукатурки, Почти не видны, но угадывались в темноте силуэты рухнувших бетонных плит.
Между мной и светящейся воронкой – мальчик-призрак с кровавым отверстием в виске.
- Но ты ведь выжил? – спросил я. – Ты же – живой?
- Нет, – виновато улыбнулся Генка. – Извини, Гробовщик.
- Так как же тогда… это? – растерялся я.
Хотел шагнуть к нему ближе, но был остановлен хлёстким:
- Стой!
Воронка жадно потянулась ко мне, силуэт моего собеседника заколебался, будто дым на ветру, потом снова обрёл чёткость.
- У нас мало времени, – продолжил Генка, на секунду оглядываясь. – Я сейчас открою тебе ход, по которому ты доберёшься до Западного Лагеря. Особый такой тоннель. Всего минут пятнадцать ходу. Короче не смогу. Так что, когда доберёшься до места, скорее всего, живых там уже не будет. Найди детей.
Мальчик протянул мне овальные, похожие на морские, камешки. Два синих и два красных.
- Вложишь им в руки. Синий в левую руку, красный – в правую. Не перепутай! Как сделаешь – уходите оттуда! Хоть на пару километров глубже в Зону, там приём лучше. Потом свистнешь в этот свисток. Там всё увидишь.
Он протянул мне серебристый цилиндрик с овальной дырочкой.
– Свисти долго и громко, – посоветовал мальчик. – Сейчас всё от тебя зависит. Успеешь – с Лёшкой и Алеськой будет всё хорошо, как я и обещал. Не успеешь… Успей, пожалуйста!
Он умоляюще на меня посмотрел.
- Всё, давай, Гробовщик, двигай. Выручай детишек, – Генка, наверное, хотел меня ободряюще ткнуть кулачком в грудь, но его полупризрачная рука прошли сквозь меня.
– А как же ты? – я посмотрел на Генку. – Что с тобой теперь будет?
- Со мной – ничего, – грустно сказал Генка. – А вот что с вами будет? Брат вам никогда мою смерть не простит…
Воронка снова качнулась к нам, и мальчик опять на мгновение превратился в призрачный силуэт.
- Хватит разговоров, – заспешил он, как мне показалось, с трудом обретая форму. – И давай уже, иди. Я не смогу долго здесь. А мне ещё для тебя проход удерживать.
 
– Да, чуть не забыл, – вспомнил он. – Не дай тебе Бог, пока будешь идти, свернуть с прямого пути! Ни каких поворотов, освещённых эскалаторов или зовущих к себе родственников. Правильный путь там только прямой. Всё, топай! Время!