Королевский шут (СИ)
— Если ты считаешь, что там самое лучшее место, спорить не буду. Кстати, к горцам я никакого отношения не имею.
— Остальные не лучше! Только мы — веренгцы, настоящий народ, а не всякие слюнтяи, вроде тебя! — с пафосом произнесла длиннорукая.
В диалог с ней вступать не стал, а молча прошёл к кровати, стоящей рядом с Фанниной и улёгся.
— Что? Сбили с тебя спесь, дылда? — злорадно спросила карлица. — Точно подметили — слюнтяй! На площади красовался, а тут сразу жопу руками прикрывать стал!
— Ага. Слюнтяй, трус и дылда. Ты продолжай, мелкая, пока я не уснул — твой голос хорошо для колыбельной подходит.
— О! Опять осмелел! — явно, играя на публику, громко сказала она. — Чем дальше от опасности, тем храбрее становишься! Залезай под кровать, чтобы силу духа найти! Не бойся! Там тебя никто не найдёт и не обидит… Даже я!
Со всех коек раздались нехорошие смешки. Впрочем, меня они не задевали — я здесь не затем, чтобы крутизну свою доказывать. Главное, окончить эту чёртову Школу и снова, на законных основаниях, оказаться во дворце. Неприятно, конечно, но спать приходилось и на земле, кишащей всякими гадами ползучими, так что, кровать у входа — ещё нормальный вариант. И пофиг на этих уродцев! Хотя, признался я сам себе, Фанни очень приятная внешне, несмотря на то, что в “пупок дышит”. Ладненькая, гармонично сложена, а белоснежные волосы, явно, некрашеные, так и притягивают взгляд. Куколка! Ещё бы характер не такой скверный был… Правильно говорят: ”Мал клоп, да вонюч!”. Точно, про неё!
7. Первый раз в первый класс.
Утром, после недолгих процедур с удобствами во дворе, нас согнали в учебный класс. Несколько длинных столов, стоящих в ряд, заменяли привычные парты. Вошёл человек. С виду всё по отдельности было нормально, но несуразность так и сквозила в этом щуплом “прохфессоре”.
— Меня зовут Блямб Пустозвон, — представилось нечто, окинув нас грустным взглядом. — Теперь хочу услышать ваши имена.
— Парб Большой! — первым встал мой вчерашний узурпатор кровати.
— Марамба Хваталка! — вслед за ним поднялась девица с длинными руками.
— Хараз Косоглазый…
— Тралка Усатая…
По очереди все называли свои имена и клички.
Наконец привстала и “карлуша”.
— Фанни… Цветочек… — покраснев, произнесла она с лёгкой заминкой на прозвище.
— Ха! Вот тебя-то нам и не хватало, Цветочек! Я бы… — с гнусной ухмылкой сказал Большой.
— Понятно… — не дав развить мысль “горы”, промычал наш учитель. — Опять все по убогости, а не по таланту обозначились. Будем менять! А ты чего молчишь?
Блямб посмотрел в упор на меня.
— Илий. Король Шутов, — с лёгким кивком, назвал я себя.
— Что? Сразу “король”? — удивлённо произнёс он.
— А чего мелочиться?
— Впервые… Да! Впервые такой самонадеянный юноша в этих стенах! А они, поверьте, видели немало!
— И его “откоролевствуем”! — заржал Парб.
— Это ваши дела, — продолжил учитель. — Как вы думаете? Почему меня зовут так?
— Много болтаете? — предположил длинный чувак по имени Жожоб Червяк.
— Нет! Я…
И тут он выдал:
— Один дурак!
А ты — Червяк!
И только славный Пустозвон
На рифму складную силён!
Понятно? Я — мастер складывать стихи! Это — главное, что должен уметь приличный шут! Ответить на оскорбление или “пройтись” по важной персоне, не потеряв головы, очень сложно. А рифмы почти всегда спасают! Тут уж, правда, на кого нарвётесь… Кто из вас готов повторить?
Вспомнились славные денёчки в училище. Припахали как-то раз, в приказном порядке, меня стенгазету мастерить. “Ты, Золин, умеешь рифмовать — все знают! Вот и напиши что-нибудь от души про морпехов!” — сказали они. Мне очень не хотелось, но “заднюю давать“ чревато. Мучился долго, а потом, разозлившись, почувствовал “вдохновение”. Стенгазета не провисела и часа, сорванная рукой старшины. Ещё через час оказался по стойке “смирно” в кабинете начальника училища.
— Хм… — вчитываясь в написанное, вздохнул тот. — Давай-ка, курсант, сам.
Что делать? Надо! И я, потея от страха, пробубнил:
— От Паттайи до Находки
Всем порвут морпехи глотки!
От Нью-Йорка до Сиднея
Вы…т всех, как умеют.
— Молодец, — по-отечески улыбнулся он. — А чего многоточия поставил, вместо таких “поэтически-прекрасных” слов? Говори уж и то, что в них скрыто! Или стесняешься?
— Устав не позволяет, — быстро нашлась отмазка.
— Допускаю. Поэтому вместо важного слова многоточия? Что же ты, Пушкин наш недоделанный, тему дальше не развил? Или по географии плохо? Столько ещё городов на карте, где наши бравые ребята могут “порезвиться”!
— Развил, но не опубликовал, — честно признался я, внутренне зажмурившись от своей наглости.
— Причины такой скромности?
— Одни многоточия. Не поймут.
— А ну-ка! — заинтересованно посмотрел на меня бывалый флотский офицер, — Садись и пиши оригинал! Только без купюр!
Дрожа до самых пяток, сел и за пару минут восстановил “поэму” полностью.
Несколько раз перечитав написанное, начальник училища ухмыльнулся:
— По сути, всё верно! Но ты — будущий офицер, и должен понимать одну вещь! Неважно, что у тебя в голове, а важно то, как и каким способом ты свои мысли доносишь!
Он аккуратно сложил листок и положив караман, пояснил:
— Друзьям покажу… Не пропадать же шедевру. Но, как только что сказал, думай ГДЕ и КАК! Неделя нарядов! К наглядной агитации больше, чем на три метра, не приближаться, если хочешь закончить обучение! И… Ещё чего сочинишь — неси сюда!
Запомнил этот случай надолго, но ума он мне не прибавил.
Сейчас же, слушая детские, примитивные стишки этого Пустозвона, в голове сами собой родились строки, которые я и озвучил:
— Не надо очень умным быть,
Чтобы два слова срифмовать.
Поэтом вверх сложнее взмыть,
Но пустозвонам не понять.
— А ну-ка! — совсем не обидевшись на меня, заинтересованно проговорил Блямб, — Кажется, что ты начинаешь оправдывать своё наглое прозвище, Илий. Ещё можешь?
— Да я могу хоть целый день!
Не камни ж, всё-таки, таскать!
Но, если честно, просто, лень
Без толку языком болтать.
Я лучше тихо помолчу,
Считая время до обеда.
Пожрать и спать сейчас хочу,
А не смотреть на нос соседа.
— Все смотрят и всем нравится! — возмутился парень рядом, действительно, имевший огромный “шнобель”, изгибу которого позавидовал бы любой орёл.
— Не со зла, братишка! Нужна была рифма, а тут твоё достоинство выпирало.
— Превосходно! Просто превосходно! — захлопал в ладоши Пустозвон. — Ученик превзошёл учителя! И всего за один урок! Больше мне тебя учить нечему, можешь посещать занятия, когда захочешь сам, а я с удовольствием доведу до совершенства начатое!
Вот ведь, мерзавец! Как на себя чужие заслуги повесил! Ладно. Не буду спорить и наживать врага. Дядька хоть и странный, но внешне безобидный — пусть таким и остаётся.
— Кто ещё поразит меня своим талантом? — продолжил “учитель поэзии”.
Никто не отозвался.
— Ну же! — не отставал он. — Тогда… А давай ты, Парб Большой!
— А чего сразу я? — окрысился великан. — Других, что ли, нет?
— Все будут пробовать и учиться. Начинай!
Немного подумав, Парб изрёк:
— Сильней… Эта… Меня не видела земля
Об этом знают все … Эта… Давно…
Дальше, судя по растерянной багровой роже, у него случился явный мысленный коллапс, выхода из которого не было.
Неожиданно ему в помощь раздался звонкий голос карлицы, с привычными
злыми, ехидными нотками, продолжив начатое:
— Но силой ты гордишься зря!
Большое жирное дерьмо!
Тебе, возможно, не понять,
Но стоит и умом блистать!
Зря она так. Совсем у девки нет чувства самосохранения. Не то дерьмо прилюдно обозначила — этот не простит и отыграется в свойственной ему силовой манере. А если учесть их разницу в весовых категориях, то достанется кое-кому очень неслабо. Надо проследить — жалко, хоть и дура отмороженная.