Антология советского детектива-38. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)
— Улавливаю, — заметила Нонна. — Подробности, как говорится, в афишах. Кажется, мы уже можем попасть в свое купе.
Нонна постучала в дверь. Послышался голос — «можно».
Они вошли в купе. Толстяк застегивал с трудом сходившиеся на животе полы пижамной полосатой куртки.
— Это туалет специально для торжественного акта удочерения? — ехидно заметила Нонна.
— Не смейтесь, девушка, — благодушно ответил толстяк. — Будьте паинькой, иначе этот бледный юноша, со взором горящим, вас немедленно разлюбит.
— А вы уверены, что он в меня влюбился? — спросила Нонна таким тоном, будто сама в этом нисколько не сомневалась.
— Разумеется, разумеется, — ответил толстяк. — И такое событие в порядочном обществе обязательно отмечают бокалом шампанского, тем более, что у меня жажда страшная. Ведь я уже часа четыре, а то и все пять, в рот ничего не брал.
У толстяка нашлось кое-что в запасе. Выставил свою бутылочку «Юбилейного» и Вася. Ужин состоялся на славу. Когда молодой железнодорожник вернулся в купе, его попутчики были уже под хмельком. Он пожелал всем спокойной ночи, взобрался на полку и тут же заснул.
Из троих раньше всех сдался толстяк. Посылая тысячи проклятий по адресу эвакуатора, подсунувшего ему верхнюю полку, он совершил нелегкое восхождение и улегся так, что под ним заскрипели все пружины.
Нонна понимала вкус в коньяке. А через полчаса, когда купе погрузилось в голубую полутьму, Вася получит возможность убедиться в том, что Нонна понимает толк и в поцелуях. Правда, он несколько опасливо взирал на ее густо окрашенные фиолетовые губы, но Нонна прочла его взгляд и, чуть кривя по модной привычке рот, заметила, что краска химическая, импортная «Экстра» и не линяет.
Железнодорожник сошел на следующий день на одной из станций. В Воронеже его место занял молодой красивый брюнет с усиками. Нонна, хоть и успела за это время, к явному огорчению толстяка, крепко подружиться с Васей, тем не менее немедленно расстреляла нового пассажира залпом тех взглядов, от которых, по ее мнению, должны были терять свою стойкость даже статуи, изваянные из мрамора. Но пассажир будто бы и не заметил этого смертоносного оружия и обратил все свое внимание на Васю.
— Простите, — сказал он с легким кавказским акцентом — мне очень знакомо ваше лицо. Вы не из Тбилисского театра им. Грибоедова?
— Нет, — ответил Вася.
— Не может быть! Но я видел ваше лицо или в театре или в журнале. Вы не писатель?
Вася, польщенный таким сравнением, скромно заметил, что он не писатель, но журналист и вообще ему водилось много путешествовать.
— Вспомнил! — обрадовано воскликнул кавказец. — Вспомнил, и не отрицайте! Вы были в жюри международного фестиваля. Конечно, конечно. Я возглавлял там нашу спортивную делегацию!
— Простите, чью? — спросил Вася, не оспаривая всего сказанного собеседником.
— Как чью? Конечно, нашу, грузинскую. Мы должны выпить за фестиваль. И не будь я Гога Габуния, если мы это не сделаем немедленно!
С этими словами новый пассажир открыл свой небольшой чемоданчик, извлек оттуда бутылочку коньяку, с ловкостью заправского жонглера подбросил в воздух пару лимонов и, разлив по пластмассовым стопкам коньяк, предложил: «Первый тост за прекрасных дам».
— Хорошо, что вы хоть заметили, что в купе есть дама, — тоном оскорбленной герцогини произнесла Нонна.
— Отныне я буду замечать только это! — галантно ответил Гога.
И, действительно, он начал так настойчиво ухаживать за Нонной, что Вася, несмотря на все лестные аттестации, которыми наградил его Гога, почувствовал к нему откровенную неприязнь. Поэтому он решил укрепить свои позиции. Улучив время, когда они остались одни, Вася заручился у Нонны согласием, что они встретятся в Москве, пообещал ей побывать во множестве интересных мест. И она благосклонно дала ему, как она выразилась, свои «позывные» — номер телефона соседки, по которому ее можно вызвать, так как еще три дня она будет в отпуске.
Зато толстяк оказался чудесным попутчиком. Замечательный коньяк вполне утолил его жажду удочерить Нонну. Он закрывал глаза на невинные развлечения молодежи, а самое главное, выяснив, что Вася заранее не обеспечил себя гостиницей в Москве, сказал ему: «Держитесь меня. Устрою, не в центре, — но очень удобно. Я в Москве частый гость».
По прибытии в Москву Гога пожал всем приветливо руки и, сказав, что надеется встретиться со всеми в кафе «Националь», растаял в толпе пассажиров.
Нонночка, заметив кого-то около вагона, недовольно скривила губы, шепнула Васе:
— Меня встречает сослуживец, извините, звоните, — и быстро исчезла.
— Едем со мной прямо в гостиницу, — предложил толстяк.
— Если это вас не обременит, я бы подъехал через полчаса. У меня есть кое-какие дела, — ответил Вася.
— Понимаю, шуры-муры, амуры, — улыбнулся толстяк. — Нисколько не затруднит. Забронирую вам номер из недорогих, но отдельный. Устраивает?
— Конечно, — обрадовался Вася.
— Ну так вот, кончайте дела и приезжайте на Маросейку в гостиницу № 2, шоферы знают. А я вас там в вестибюле подожду. Только не очень задерживайтесь.
— Я быстро! — пообещал Вася и направился на Казанский вокзал.
Восемнадцать «Москвичей»
Очередное оперативное совещание у полковника Любавина проходило в то время, когда Василий Кокорев знакомился со своими новыми попутчиками, севшими в поезд Советабад-Москва на станции Минеральные Воды.
Любавин и Чингизов с вниманием слушали доклад капитана милиции Рустамова о поисках «Москвича», побывавшего в Гюмюштепе у дома Худаяра. Круг машин сузился к вечеру первого дня: двенадцать из восемнадцати «Москвичей» были проданы передовикам советабадских предприятий. Это были известные в городе люди со сложившимся укладом жизни, которую они вели открыто, ни от кого не таясь.
Бригадмильцам, добровольным помощникам Рустамова, не стоило особого труда установить, что несколько владельцев «Москвичей» были в выходной день со своими семьями на пляже, а в понедельник их машины простояли в гаражах. Четверо товарищей, работающих на машиностроительном заводе, получили очередной отпуск и выехали на своих автомобилях в туристическую поездку по Северному Кавказу. Один из владельцев «Москвича», инженер-энергетик, был в служебной командировке в Москве, и машина его уже неделю стояла в гараже. Одна машина была продана врачу, работающему в отдаленном районе республики. В Советабад он эти дни не приезжал. Не упустили из виду бригадмильцы и машину, принадлежащую технику Семенову, автолихачу. Эта машина провела тот вечер на так называемом «стенде позора», который организовала государственная автомобильная инспекция на одной из городских площадей специально для задержанных нарушителей правил уличного движения.
Оставались еще три машины, принадлежащие завмагу Арутюнянцу, народному артисту республики Алиеву и профессору-энтомологу Кокореву.
Машину завмага поздним вечером встретили на загородном шоссе, запыленную, с помятым крылом и протекающим радиатором. Около самого города ее остановил автоинспектор, заинтересовавшийся, при каких обстоятельствах машина попала в аварию. Выяснилось, что завмаг путешествовал на дальние рыбные промыслы за лососиной и икрой.
Много хлопот доставили розыски машины народного артиста Алиева. Сам он был на летних гастролях с театром, а с машиной управлялся его шофер. Еще в пятницу этот шофер куда-то таинственно исчез из города, и сложилось впечатление, что это именно тот «Москвич», который разыскивается. Но час назад удалось установить, что этот шофер вместе с машиной вот уже пятые сутки пребывает в селении Гиндарх на свадьбе у своего земляка. Таким образом, оставался один «Москвич», принадлежащий профессору Кокореву.
Как было установлено, сам профессор прав на вождение машины не имеет. Машину водит его сын, студент института иностранных языков Василий Кокорев. Парень этот, говорят, любит выпить и курит анашу. Машину водит пока неуверенно, но лихо. Один из бригадмильцев — электромонтер Тофик Зейналов, заочник института иностранных языков — весьма нелестно отзывался о Кокореве. Кстати, он сообщил, что в воскресенье, проезжая на велосипеде по набережной, видел, как Кокорев напротив водной станции усаживал в свою машину какую-то высокую блондинку и как потом они на большой скорости умчались.