Антология советского детектива-38. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)

— Нет, нет, клянусь богом, нет! — чуть не плача отвечал свиноторговец. — Я готов вам доказать это чем угодно. Я знаю, где гестаповцы спрятали оружие. Я знаю даже тайник в грюнвальдском лесу, где они обычно прячутся. Пусть это будут даже моя родная дочь и ее муж, но я не пощажу их ради правды. Я готов хоть сейчас показать вам этот тайник. Они бежали ночью, наверно, и сейчас они еще там.
Любавин переглянулся с Чингизовым и заметил ему:
— Эти сведения представляют некоторый интерес. Есть смысл проверить их немедленно. Но эта операция не из безопасных. Я думаю, что тебе, Октай, нужно будет прихватить с собой старика, пусть показывает то, что обещал. Возьми отделение автоматчиков.
Через полчаса машина с Чингизовым, Карлом Виттенбергом и автоматчиками мчалась по направлению к Грюнвальду. Виттенберг сказал по дороге, что оружие хранится в его дворе. Он провел Чингизова и автоматчиков к свинарникам, объяснил, как надо отодвинуть широкие деревянные корыта, стоявшие вдоль стен. И действительно, в бетонных ямах под корытами они обнаружили несколько ящиков с новенькими немецкими автоматами и плоскими, как спортивные диски, противопехотными минами. В отдельном отсеке лежали цинковые ящики, наполненные патронами и взрывателями. Поставив у этого склада двух автоматчиков, Чингизов вместе с Виттенбергом и остальными автоматчиками снова двинулся в путь.
Виттенберг указал им на проселочную дорогу, ведшую мимо небольшого леса, потом сказал, что машину следует оставить, так как дальше она не пройдет, кроме того, шум может спугнуть людей.
— Вы пойдете прямо по тропинке, — объяснил Виттенберг, — и дойдете до большого старого дуба, поврежденного ударом молнии. Налево от него густые заросли кустарника, за ними скрывается землянка. Пожалуйста, будьте осторожны, господин капитан, — проявил Виттенберг трогательную заботу о советских контрразведчиках.
Один из солдат и шофер остались в машине вместе с Виттенбергом, а капитан Чингизов с автоматчиками стали осторожно пробираться в указанном направлении, держа наготове оружие. Вскоре они вышли к приметному столбу и, взяв влево от него, неожиданно для себя почти вплотную оказались у искусно замаскированной кустами землянки. Чингизов, подняв пистолет, решительно двинулся вперед.
— Постойте, товарищ капитан, так не положено, — остановил его старшина автоматчиков. — Вперед должна идти пехота, а вам, как командиру, в случае чего, нужно будет боем руководить. Позвольте мне.
— Ну, что ж, давай тогда вместе, — сказал Чингизов. И они, осторожно раздвигая кусты, медленными шагами приблизились к входу в землянку.
— Прочесать? — спросил автоматчик.
— Давай поверху, — согласился Чингизов.
Автоматчик дал несколько коротких очередей. В землянке все было тихо. Они спустились вниз. Землянка была пуста. В углу валялась пара пустых консервных банок и пустые бутылки без этикеток. Чингизов внимательно осмотрел банки, понюхал бутылки. Консервы были съедены очень давно, и очень давно было выпито содержимое бутылок. Судя по всему, эта землянка уже много дней не знала никаких обитателей.
В самом углу у грубо сколоченных деревянных нар Чингизов заметил обрывки какого-то провода. Он выходил наружу через крышу землянки и был незаметно перекинут на верхние ветви росшего вблизи дерева. Видимо, в этой землянке кто-то пользовался рацией.
Можно было возвращаться в штаб. По пути они заехали в комендатуру к майору Сиволапову, чтобы предупредить его об обнаруженном складе боеприпасов, который майору предстояло заактировать и сдать по назначению.
Выслушав рапорт Чингизова о результатах проведенной операции, Любавин сдержанно и суховато заметил:
— Результаты неплохие. Можно предположить, что свиноорговец кое в чем нам не соврал, хотя его трогательной версии о заботливой дочери я, откровенно говоря, не верю. А вы, товарищ капитан, совершили сегодня кучу непростительных ошибок. Первая: вы с самого начала не сделали должных выводов из обнаруженных вами следов, не произвели настоящего обыска в доме Карла Виттенберга. К счастью, это окончилось только ранением капитана Луконина, а могло окончиться гибелью его и вашей. Вторая: вы не предприняли никаких попыток установить, кто же такой этот убитый лейтенант, а между тем ни в одной из близлежащих воинских частей никаких лейтенантов не исчезало. Мы здесь уже по меткам на белье убитого установили, что он выбыл из госпиталя легкораненых, но из госпиталя за минувшие два дня выписалось свыше восьмидесяти человек, разъехавшихся в разные стороны. Мы вызвали из госпиталя для опознания убитого, но опознать его не удалось. Вскрытие показало, что он умер от отравления цианистым калием.
 
— Мы с вами не узнали также, — продолжал Любавин, — кто и почему взорвал «Асторию». Можно, правда, предположить, что подложенная там мина замедленного действия сработала раньше времени, а предназначалась она, видимо, на те часы, когда там соберется много народу. Об этом нам мог бы рассказать Вилли Пуур, но он убит. И это тоже наша с вами оплошность. А Людвиг фон Ренау, о котором говорил Карл Виттенберг, — это крупный волк, но он находится вне пределов досягаемости. Может быть, позже нам удастся до него добраться. Таковы итоги, товарищ капитан. Желаете что-нибудь добавить?
— Никак нет, товарищ подполковник, — ответил Октай Чингизов, горько переживающий урок, только что преподанный ему начальником и учителем.
Любавин заметил состояние, в котором находится капитан, но успокаивать его не стал, это было не в его правилах. Он только сказал ему:
— Карлом Виттенбергом займется Сиволапов и сами местные немцы. Они разберутся до конца, где кончается его ложь и начинается правда. А у нас с вами другие дела. Наши под Берлином, и нам приказано двигаться вперед. Пора прощаться с берегами Одера. Нас ждут берега Шпреи.
  
Поезд прибыл в Белую церковь
 
Наступил день отъезда. С утра к Семиреченко в номер позвонила Татьяна. Она рассказала ему о том, как насилу отделалась от участников ансамбля. Те уезжают через два дня и настаивали, чтобы она ехала с ними. Но она отговорилась тем, что ей хочется прибыть в Киев раньше, чтобы повидаться со своими родственниками. И вот она, наконец, свободна и от ансамбля, и от работы и чувствует себя так хорошо, как человек, у которого впереди пропасть свободного времени и много удовольствий.
— На вокзал я приеду минут за двадцать до отхода поезда. Это не поздно? Я буду на перроне у почтового киоска, вы меня сразу найдете, — сказала она.
Через час к Семиреченко в номер пришел молодой человек и вручил ему два билета на нижние места в мягком вагоне поезда Советабад-Киев.
— Вы принесли мне то, что обещал полковник Любавин?
— Да, — ответил молодой человек. Семиреченко взял с письменного столика черный портфель, открыл его, вынул несколько исписанных страниц бумаги, какой-то чертеж и передал сотруднику. Молодой человек взял документы, портфель и удалился в ванную комнату. Через несколько минут он вышел оттуда и, возвращая портфель, Семиреченко, пояснил:
— Эти документы вложены в плотную папку. Папка в портфеле. Внутри папка оклеена специальной фотобумагой. Если кто-нибудь попытается открыть папку, фотобумага окажется засвеченной. Вы в этом легко сможете убедиться, если при красном свете проявите бумагу. На ней неминуемо появятся пятна от пальцев, или какой-нибудь другой отпечаток, в зависимости от того, какой на нее будет падать свет.
— Благодарю вас, — сухо ответил полковник Семиреченко. Ему не по душе было участие в этом следственном эксперименте.
 
На вокзале Семиреченко встретился с Татьяной, и они заняли свои места в купе. Их попутчиками оказались какой-то лейтенант, судя по крылышкам на голубых погонах, — летчик и пожилой человек, как выяснилось позже, крымский виноградарь, приезжавший в Советабад за черенками знаменитого советабадского винограда.
Поезд уходил вечером, поэтому пассажиры сразу начали готовиться ко сну. Проводница разнесла по купе постели. Татьяна вышла из купе, дав возможность мужчинам переодеться в пижамы, а потом сама их выдворила на несколько минут.