ТриНити (СИ)
— Да что ты понимаешь, ты, искусственный кусок мяса! — девчушка зашлась рыданиями, отвернулась к стене.
Тринити ошарашенно сидела и смотрела на нее. Смех — это не всегда хорошо? Борхи — зверушки для отер? Биониклы — искусственные куски мяса?
Поступившая информация ломала все загруженные в нее стереотипы. Бионикл медленно поднялась и вышла из палаты. Надо добавить в назначения транквилизаторы и поднять вопрос о переводе пациента в стационар психиатрии.
* * *Вечером, перед регенерацией Тринити спросила у голубовласого борха:
— Профессор, разве я — кусок мяса?
— Нет, Тринити, что ты. Ты — сложный бионический конструкт, — профессор не обратил внимания на вопрос, выставлял нужные ему параметры на регенерационной капсуле.
— Бионическое, с точки зрения биологии — это клетки мяса, кожи, сухожилий… мясо.
Что-то в тоне бионикла заставило профессора все же обратить на нее внимание. Он замер на секунду. Нахмурился, перевел взгляд на свою подопечную.
— Нет, конечно. Ты не только мясо.
— А что еще?
— Ты — это еще и загруженная в тебя информация.
— Значит, информация делает из мяса человека?
Профессор не был готов к таким вопросам. Он долго и задумчиво смотрел на бионикла:
— Нет, не только информация, но, пожалуй, это мы с тобой обсудим завтра, после регенерации. — голос профессора был сладким, успокаивающим. Тринити подумала, что именно таким голосом ей следует в будущем говорить с новой пациенткой.
Бионикл кивнула и молча улеглась в капсулу. На следующее утро она не помнила ни этого разговора, ни подробностей общения с пациенткой. Девочку — борха перевели в другое отделение, и ничто не отвлекало больше Тринити от привычного режима функционирования. Только вот какая-то недосказанность все время ей мешала. Она иногда задумывалась, глядя на общение детей разных рас или разглядывая своих коллег-биониклов. Как будто пыталась что-то вспомнить. Что-то очень важное для нее. Что-то, что постоянно ускользало.
* * *Аля сидела на деревянном шезлонге, обхватив колени. Сергей раскинулся на покрывале у ее ног. Нежаркое московское солнышко ласкало своими лучами их лица, шелест листвы и щебет птиц перекрывался гомоном с детских площадок, легкий ветерок с воды обдувал, принося нежную прохладу. Где-то недалеко лаяли собаки и покрикивали их хозяева. Почти идеальное утро. Ребята держали в руках стаканы с чаем и наслаждались погодой и обществом друг друга.
— Ты как моя бабушка, — Серега по кошачьи щурился и явно наслаждался напитком.
— В смысле? Старая и ворчливая? — картинно возмутилась Аля.
— Нет, конечно! — Сергей опять покраснел, и Аля засмеялась. — И бабушка у меня совсем не ворчливая. Она, кстати, тоже Аля. Алевтина.
— Ну, я — Алла, — девушка пожала плечами
— Я знаю. Когда я говорил, что ты — как она, я имел в виду чаи. Она тоже их любит. У нее разных трав — целый чулан. Утром надо пить шиповник с имбирем, а вечером — иван-чай или чабрец! И так на все случаи жизни. Рецептов — сотни две.
— Хотела бы я тоже такую кладовку, — произнесла Аля мечтательно.
— Да, у нее хорошо. Кстати, Юрка через три дома от нее участок купил. Строиться будет, — в голосе парня явно чувствовалась тоска.
— Ты скучаешь? — участливо спросила москвичка.
Сергей молчал. Продолжила Алька:
— Кажется, тебе вообще Москва не нравится, — это было скорее утверждение, чем вопрос.
— Ну, вот здесь и сейчас мне нравится! — Сергей шутливо приподнял стакан чая, как будто произносил тост. Аля улыбнулась, а он продолжил уже не таким бодрым тоном, — Понимаешь, казалось, что Москва — это город больших возможностей, но чем дольше я тут живу, тем лучше понимаю, что не все эти возможности мне нужны. А то, что я люблю и умею делать, я могу делать из любой точки планеты. Вопрос в том, чтобы найти заказчика.
— Эх, — грустно протянула Алька, — Как это здорово, понимать, что тебе действительно нужно. У меня с этим проблемы.
Сергей сел на покрывале и внимательно посмотрел на свою подругу. Она уже поставила стакан и откинулась на спинку шезлонга, прикрыв глаза. Волосы разметались в беспорядке, одна из прядок упала на лицо. Парень аккуратно потянулся, чтобы убрать волсы с ее лица, но стоило ему коснуться Алиной щеки, она подпрыгнула, как ужаленная.
— Прости, я не хотел, я просто, волосы… — Сергей был явно смущен.
— Нет, ничего, — Алька смутилась, потом взяла его руку в свою, успокаивая. — Все хорошо, ты ни при чем.
— Ты так вздрогнула, — Сергей сделал пасс рукой в воздухе, пытаясь что-то объяснить жестами. Слов ему не хватало.
— Да, это просто… от неожиданности, — Аля замялась.
Сергей с волнением всматривался в лицо девушки. Она так боится прикосновений? Отчего?
— Точно? Все нормально? — теперь уже он держал ее руки в своих.
— Точно… Я просто…
Але вдруг захотелось ему все объяснить, все рассказать… Ей показалось, что он не отмахнется, не станет шутить, не пошлет ее к психиатру.
— Понимаешь, мне иногда снятся странные сны. — Сергей по-прежнему внимательно на нее смотрел. — Там целый мир. Чужой, не наш. И… Только не говори, что это отражение моих дневных переживаний, или что мне надо к врачу за снотворным!
— Не скажу, — Сергей видел, что она сильно нервничает. То, что она говорит — серьезно для нее, а значит и для него. — Про врачей и снотворное я вообще ничего не могу сказать — совсем не моя тема. Ну а по поводу того, что сны — это отражение твоей жизни… В жизни случается всякое, и мы часто вешаем ярлык «невозможно» на то, что не можем объяснить. Ты ж помнишь, я — с Алтая. У нас там до сих пор всерьез к шаманам ходят. Те накурятся благовоний и что-то предсказывают. И ты знаешь, интересные иногда предсказания выходят. У нас есть один шаман такой. Нестарый, кстати, еще мужик. Слепой, умеет впадать в транс и так людей ищет. И находит. Моей бабушки соседи сына своего искали. Подросток из дома сбежал. Так шаман рассказал, где ребенок, с кем ушел и что сказать надо, чтоб домой вернулся… После таких историй начинаешь верить, что есть что-то за пределами того мира, который можно пощупать. Ну так что за сны?
* * *Лидия Андреевна в молодости была очень видной женщиной. Работала секретарем у большого начальника, и поддержание эффектной внешности считала частью своих должностных обязанностей. Годы добавили ей складок в разных местах и убавили огня в глазах, но, в общем и целом, потенциал еще был! И она это прекрасно понимала: тонкий шарфик на шее, ресторан с правильно выбранным освещением и сложный, но неброский макияж делали из нее почти ровесницу Андрею Евгеньевичу.
Они сидели друг напротив друга — молодящаяся фам фаталь и красивый, подтянутый мужчина со стальным взглядом. Модная стрижка, ухоженные руки, будто небрежно расстегнутый ворот рубахи — все выдавало в нем человека состоятельного и внимательного к себе. Он медленно потягивал кофе, пристально наблюдая за собеседницей из-под полуприкрытых век цепким, профессиональным взглядом, а она, чуть-чуть жеманничая, щебетала:
— Мне кажется, это все потеря отца. Ей не хватает опоры. Представляешь, у нее совершенно не складываются отношения с ровесниками! Она же творческая натура. Ей нужен кто-то, кто готов поддерживать, успокаивать, иногда даже опекать, — Лидия Андреевна послала многозначительный взгляд собеседнику. — Современные мальчики так поздно взрослеют.
Андрей Евгеньевич молчал, давая выговориться старой знакомой. Ее замысел был наивен и прозрачен, и не надо было быть опытным психиатром, чтобы догадаться, к чему его склоняют. Закоренелый холостяк, благополучно доживший в одиночестве до тридцати семи лет, он действительно уже иногда задумывался о женитьбе. Это придало бы ему солидности, статуса, продолжение рода, опять-таки. Молодая жена, творческая личность. Нет, «творческая личность» не подходило Андрею Евгеньевичу. Начинающая писательница, вот это звучит лучше. Начинающая писательница, хорошо образованная, потомственная москвичка, здорова, что немаловажно.